Сосу за копейки
Уличная реклама
Габриель, французский бизнесмен, приехавший в Москву на переговоры с коллегами-энергетиками, два месяца смотрел на улицу сквозь Шрэка.
– Я живу на Тверской, напротив телеграфа. Как-то проснулся, выглянул в окно. А там – Ш’гэк!
Рекламный плакат полностью закрыл пятиэтажный дом.
– В Париже это невозможно, в Париже у всех жильцов получили бы сначала согласие. А нам никто даже не сказал, для чего это. Обычно такими плакатами занавешивают строительные леса, но ремонта не было!
Габриель постучался к русским соседям.
– Я сказал: надо что-то делать! Они сказали: ничего не можем делать, но все будет хорошо – надо ждать. Но разве это не странно?
На Манеже висит баскетболист Андрей Кириленко размером со Шрэка. С другой стороны Манеж закрывает плакат «Электронное правительство Чувашии», дальше еще какая-то реклама.
– Висит, – говорит рыжий охранник, – значит, деньги уплочены. Ну и пусть висит. А нам-то что? Мы на девчонок смотрим.
Мимо проходит строитель в каске.
– Этим, – охранник кивает на строителя, – тоже все равно: они тут круглосуточно – и ничего не замечают.
Еще один строитель проходит.
– А этот, – охранник комментирует, – вообще по-русски не понимает: армянин. Ленк, а ты русская? Где живешь?
Другой строитель на ходу бросает:
– Раньше здесь висел нарисованный Манеж – намного лучше было.
Отвлечь удается только Эдика, разнорабочего. Он долго думает.
– А че? Хорошо. Это чтоб не видно было, что там внутри делается, – грязь, стройку. А потом откроют – и все новенькое.
Из «Арбат Престижа» на Тверской видны сразу десять рекламных растяжек.
– Растяжки? – консультант Света роется на полке с лаком. – Ну да, у меня есть растяжки, но я о них, знаете, не думаю вообще и никакими средствами не лечу. Ой! А вы об этом! – Света отрывается от лака. – Нет, мне они не очень нужны. Только когда пишут о ярмарке меда, или о ралли, или о каком-либо шоу – что моей семье интересно. Но когда едешь по улице – все равно все их читаешь: притягивают глаз.
На Ленинградском проспекте уличной рекламы, наверное, даже больше, чем на Тверской. Из киоска с чайниками торчит голова продавщицы Марины. Над ней вращается треугольник на массивной ноге.
– Раньше раздражало – теперь привыкла. Слышали? Реклама – двигатель торговли. А я и сама не отказалась бы от вывески. – Марина поворачивает лицо вверх. – Видите? У меня-то ее нет. А вот у нас другая палатка на той стороне, прямо под рекламой, – там с ума можно сойти: крутится и крутится.
Две девушки, на вид студентки, ищут у дома №26 по Ленинградскому проспекту контору нотариуса.
– Я из Владивостока, – говорит первая, – у нас от одного такого щита до другого – полкилометра, их даже не замечаешь. А в Москве – на каждом углу, я иду, засматриваюсь на них – и все забываю, о чем думала. Но, с другой стороны, откуда бы мы все узнавали, как не из рекламы?
– Да ты не понимаешь! – ее подруга вскипает. – Эти щиты, плакаты отвратительны, особенно «Фабрика звезд». Они портят город… Но только, я думаю, бесполезно возмущаться. Те, кто продает места для рекламы, – они уже так в них вцепились, они уже ничего не отдадут.
Проезжаю на такси «Стейк в большом городе», «Революцию», «Женскую десятку», «Весь мир питания-2004». От работы до дома, от «Пушкинской» до «Белорусской», 62 рекламных щита, 34 растяжки, 27 плакатов, 5 телевизоров с рекламой, 2 крутящиеся пирамиды и пара сотен афиш на домах, заборах и автобусных остановках. Только у таксиста ни на чем глаз не останавливается: смотрит лишь на дорогу.
– Личник я, – говорит Сергей. – Личный водитель. Вожу зама Степашина – меня вообще нельзя ничем отвлечь. Как мотор выключаю – все, рефлекс: сам тоже вырубаюсь. Или автоматически книжку в руки.
Сергей отвлекся на уличную рекламу всего два раза в жизни.
– У Счетной палаты висело: «Сосу за копейки». Я думаю: что такое? Зам увидел, не понравилось. Не знаю, как там было все, но Степашин, кажется, узнал – к вечеру «Сосу» заклеили. Или в Барвихе видел огромный щит: «Засажу». Думаю: вот это да! У меня даже нехорошие мысли появились, телефончик записал.
Сергей поехал обратно в Москву, посмотрел с другой стороны на плакат. Там было написано: «Все для сада и огорода».