Дом Мельникова: как поссорились Екатерина Викторовна и Елена Викторовна

Предыстория

Две внучки архитектора Константина Мельникова и дочери художника Виктора Мельникова, Елена и Екатерина, не могут разделить завещанное отцом имущество и принять решение, как именно им распорядиться. Одна вторая доли имущества принадлежит Щусевскому музею — так завещал Сергей Гордеев, выкупивший долю у покойной дочери архитектора. Другая половина принадлежала Виктору Мельникову, и ее он тоже завещал государству — с условием, что в доме сохранят мемориальную обстановку и будут водить туда экскурсии, а неподалеку откроют Музей Виктора и Константина Мельниковых. Пока это условие не удовлетворяется, хранительницей значится его дочь Екатерина Каринская. 

Виктор Мельников умер в 2006 году, с тех пор Екатерина с мужем так там и живет, не меняя историческую обстановку, время от времени принимая интересующихся и проводя для них экскурсии, и ждет, пока государство выделит средства на открытие музея. 

Елена тоже мечтает о музее. Кроме того, обе сестры претендуют на одну восьмую доли имущества — они имеют на нее право по законодательству как наследницы даже при наличии завещания в пользу государства. Получить долю можно только в денежном выражении, потому что дом признан неделимым, и деньги должно будет выплатить государство. Однако для этого нужно, чтобы Екатерина съехала, а стоимость дома определили профессиональные оценщики, то есть их еще нужно впустить, что невозможно, пока Каринская выполняет волю отца.

Сейчас

В феврале 2014 года Минкульт объявил о создании Государственного музея Константина и Виктора Мельниковых, а 13 марта дому Мельникова присвоили статус федерального памятника (в марте «Город» пообщался с Каринской, опубликовал репортаж из дома и рассказал его историю). На прошлой неделе, 13 августа, Музей архитектуры объявил, что отныне дом становится частью музея отца и сына Мельниковых, что начинаются работы по восстановлению мемориальной обстановки и до конца года туда начнут водить экскурсии. Елена Мельникова, которая при жизни отца обманом заставила его подписать дарственную на половину дома и им же обличенная, назначена куратором мемориальной экспозиции. 

Работы начались со взлома дома сотрудниками МУАРа — так утверждают очевидцы, хотя музейщики факт взлома отрицают. Пока Екатерина Викторовна и все домочадцы были за городом, представители Щусевского музея явились в дом, повредив историческую раму, и начали опись имущества. Часть вещей, в том числе личных, изъяли (впрочем, их можно забрать по прохождении некоторых юридических процедур), а незапертый дом оставили на чоповцев, которые позже отказывались пускать туда Каринскую и ее мужа. Многие комментаторы ситуации пишут, что музейные работники не должны вести себя как рейдеры, а к тому же музейную опись совершили еще в 2006 году с благословения Екатерины — ее копия хранится в музее, у нотариуса и самой Каринской.

Ситуация осложняется тем, что у одной и у другой стороны разные документы. Музей Щусева имеет решения суда о выселении Каринской от 1996 года — почему МУАР не обратился в службу приставов, когда такую в России учредили, непонятно. Екатерина Викторовна утверждает, что в ФМС ее прописку подтвердили и запись в паспорте наличествует, но в МУАРе эти бумаги от ФМС не видели и имеют основания не верить на слово. Та же ситуация с учредительными документами Музея Мельниковых — их, в свою очередь, не видела Екатерина.

Пресс-конференция в Музее архитектуры

15 августа в МУАР провели пресс-конференцию, на которой должны были объяснить, что происходит. Екатерину Каринскую не пригласили, зато объявили главным врагом будущего музея. Вечером руководители новообразованного Музея Мельниковых написали письмо, где ее без стеснения назвали сумасшедшей. 

«Город» собрал самые яркие реплики с пресс-конференции, которые напоминают не то фильм Рязанова «Гараж», не то тексты Сорокина, и попросил их прокомментировать одного из ее участников — руководителя российского отделения организации Docomomo Николая Васильева.

Взлом и опись

Елизавета Лихачева: «Ни разу она (Екатерина Каринская. — Прим. ред.) не появилась в департаменте, а мы неоднократно пытались с ней связаться. В три часа дня 13 августа я подошла к дому Мельникова с просьбой пустить. Вышел человек, сказал, что Екатерины Викторовны нет и когда будет, неизвестно. Я пошла в соседнее отделение полиции, написала заявление, с ним нас спокойно пустили. Мы провели опись, после чего вызвали охрану — оставлять просто так было тупо. 

В начале десятого у дома стояло огромное количество человек — не меньше сорока. Толпа рвется на участок, вскрыты ворота, выбиты двери. Я опять пошла в милицию, говорю: на территории объекта люди, которые мне неизвестны и непонятно чем занимаются. Я искусствовед, я пришла в дом с приказом директора — выполнять свою работу. Мы ничего не ломали, никуда не врывались. Дом в ужасном виде, все нуждается в реставрации. Мы хотим только одного: мы хотим музей. Чтобы туда ходили маленькими группами, как написано в завещании. У нас есть все документы. А Каринская просто сидит дома и не хочет оттуда выходить. Мол, сама хочет заниматься музеем — и государство готово выделить деньги на реставрацию. Мы нашли в доме огромную сумму денег — около трех миллионов рублей различной валютой. Мне все равно, откуда у нее эти средства. Я честно их описала, посчитала, но в грязное белье лезть не хочу».

Елена Мельникова: «Я обрадовалась, что наконец начинаются работы по восстановлению мемориальной обстановки. Но в следующие два дня после первой описи не происходило ничего. Нужно сказать, что я дом не узнала, когда мы вошли. Там много посторонних вещей, икеевской мебели, в прихожей грибок поднялся уже до потолка, и настил просто прогибается. Никто никаких мер по этим вопросам не принимал. Фактически в метре от окна стоит автомашина, никаких пожарных норм не соблюдено. Хотелось бы, чтобы работы сдвинулась с мертвой точки, чтобы все было убрано и создан музей».

Письмо, присланное после пресс-конференции: «По отзывам очевидцев, она (Каринская. — Прим. ред.) устраивает в памятнике платные экскурсии на условиях, которые устанавливает по своему разумению; распоряжается мемориальной обстановкой, попустительствуя ее выносу из памятника для участия в сомнительных выставках; сдает дом в аренду для проведения киносъемок; а самое главное — проводит самодеятельные и несогласованные со специалистами ремонтные работы по своим нуждам и потребностям, грубо нарушая законодательство об охране памятников».

Николай Васильев: «Каринская была в очень хороших отношениях с предыдущим директором МУАРа Давидом Саркисяном, они преследовали общие цели. А новое руководство сразу же вошло с ней в конфликт. Как назначили Лихачеву замдиром — и вовсе непонятно, это какая-то очень удивительная женщина. Каринская принимает посетителей раз в месяц небольшими группами — человека по три-четыре — и делает это совершенно безвозмездно. Там много чего нужно отремонтировать. Последний раз реставрацию производили в 90-е и сделали ее черт знает как. Например, настил положили из каких-то ненужных досок, которые сейчас полностью сгнили. Когда Екатерина Викторовна стала заменять кровлю, музейщики тут же устроили скандал — а между тем настил не был историческим, к тому же это не было капитальной работой — при желании его можно заменить на любой другой. Совсем без него дому грозит гораздо большая угроза».

Реставрация и мировое соглашение

Павел Кузнецов: «Мы миллион раз до этого связывались с Екатериной, но она то уезжала, то болеет, то еще что — в общем, всевозможные отмазки, лишь бы с нами не разговаривать».

Елизавета Лихачева: «Вот мы ведем эти бессмысленные споры с Каринской, а между тем произведение великого архитектора превращается в гниль — это все равно что разрушать Колизей, и никому до этого нет дела, ну вы чего!»

Реплика из зала: «Ну он же не разрушается…»

Елизавета Лихачева: «Разрушается! Вот говорили, что Министерство культуры готово выделить бюджет — какая это сумма? Какая необходима и есть какие-то прогнозы насчет этой цифры? Существуют сметы на обследование самого дома и участка, может, как-то все-таки договориться? Она (Екатерина Каринская. — Прим. ред.) не идет на диалог, и все». 

Елена Мельникова: «Я и государство подписали мировое соглашение, а она отказалась его подписывать, она никак не контактирует с нами, а просто говорит, что только она создает музей, а мы все ей мешаем. Хотим напомнить, что 5 февраля 2006 года она поселилась в этом доме и сменила там замки. C тех пор она там живет».

Письмо, присланное после пресс-конференции: «Росимущество в 2012 году разработало проект мирового соглашения — в соответствии с ним судебные тяжбы должны были прекратиться на условиях передачи всего дома Российской Федерации, которая принимает памятник без всяких условий и обременений, проводит его научную реставрацию с последующим созданием музея. Вот оно и решение всех проблем — памятник будет спасен! Он попадает под защиту и финансовую ответственность государства! Государственный музей будет создан! Не об этом ли мечтали Константин и Виктор Мельниковы? А вот Екатерина Каринская — против!»

Николай Васильев: «Проблем множество, начиная от проблем с конструкцией, заканчивая несанкционированной стройкой вокруг. Да и как отдавать памятник в руки Щусевского музея, если он и собственные фонды содержать в нормальном состоянии не может? Условия хранения коллекций музея чудовищны. У них у самих главное здание разваливается, коллекция годами лежит неразобранная и недоступная специалистам и публике. Денег самому Музею архитектуры ни на что не хватает. На какие же деньги они будут реставрировать дом Мельникова? У МУАРа до сих пор даже постоянной экспозиции нет, они совершенно не в состоянии справиться с такой ношей. Тем более что Екатерине Викторовне никто не предоставлял учредительных документов Музея Константина и Виктора Мельниковых, она как должна поверить, что он действительно создан? Со слов людей, которые врываются в ее дом?» 

 Обман с дарственной

Николай Васильев: «Вы знаете, что уважаемая Елена Викторовна решила при живом слепом отце пойти на обман? Сказала, что это один документ, а дала другой, в котором была дарственная на половину дома».

Андрей Жильцов: «Очень жаль, что вас не было в суде, где многие это опровергли. И давайте не будем уходить в какие-то полукосмические плоскости. Имеется много разных точек зрения. Неважно, что у них происходило в семье. Почему человек вселяется туда, где не имеет законного права проживания? Это не вопрос семейных разбирательств, это вопрос государственный».

Елена Мельникова: «Я вам скажу одно — что у меня совесть чиста. Отец до того, как подписал дарственную, много раз ездил к нотариусу — совещался. Вы не смейтесь, вам стыдно должно быть, что распространяете ложную информацию. А что суд говорит, не всегда правильно. К сожалению, у нас в стране так».

Письмо, присланное после пресс-конференции: «Вторая половина дома принадлежала Елене Мельниковой, внучке великого архитектора. Благое намерение Мельниковой содействовать созданию в памятнике государственного музея разбилось о железную волю ее родной сестры Екатерины Викторовны Каринской, оспорившей ее право собственности в судебном порядке и после семилетней тяжбы отменившей договор дарения своего отца В.К.Мельникова Елене Викторовне. Таким образом, сегодня половина прав собственности на памятник принадлежит государству, передавшему их в оперативное управление Государственному музею архитектуры им. А.В.Щусева, а другая половина также завещана Российской Федерации, но находится в стадии оформления. Статус исполнительницы завещания не дает ей (Каринской) право проживать в доме Мельникова и бесконтрольно распоряжаться памятником и творческим наследием великого Мельникова, выдвигая условия одно нелепее другого, — ее обязанность сохранить и передать государству завещанное ее отцом».

Николай Васильев: «За несколько лет до смерти Виктор Константинович почти потерял зрение — это я сам могу подтвердить, что он едва видел. Елена дала ему под видом иных бумаг подписать дарственные на его половину дома и архив. Это обнаружил сам Виктор, сам же публично ее обличил, а дальше были судебные тяжбы. Суд был на стороне Виктора Константиновича, но он умер, не дождавшись решения, — и путаница была еще долгие годы, по некоторым документам Елена проходила как собственница. Окончательно все решилось только несколько лет назад, когда Екатерина уже тоже через суд смогла доказать, что дом завещан государству. Что касается Каринской, она действительно зарегистрирована по адресу Кривоарбатский переулок, 10. Музейщики говорят о решении 1996 года, по которому ее должны были выселить из дома, только они забывают, что решение было обжаловано. Сейчас у Екатерины Викторовны на руках подтверждение от ФМС о регистрации и праве проживания».

Музей Константина и Виктора Мельниковых в шаговой доступности

Письмо, присланное после пресс-конференции: «Сегодня, впервые за много лет, проявлена государственная воля и готовность спасти шедевр с дальнейшим превращением его в музей: Минкультуры России издало приказ о создании Государственного музея Константина и Виктора Мельниковых, зарезервировано необходимое финансирование на весь комплекс мер по его научной реставрации, Музей архитектуры подписал охранное обязательство с перечнем необходимых мероприятий и календарным планом их исполнения. Единодушие, единомыслие и согласованность действий в отношении памятника достигнуто впервые за всю его историю. Ему противостоит только один человек — Екатерина Викторовна Каринская. <...> Она требует строительства рядом с домом еще одного здания для размещения коллекции, тем самым противореча своим заявлениям, что дом гибнет из-за строительства в зоне его влияния».  

Николай Васильев: «Музей архитектуры считает, что он должен быть единоличным владельцем и дома, и архива, а Екатерина Викторовна, прожившая в нем не одно десятилетие и знающая каждый уголок и каждую деталь, не должна иметь к музейному проекту никакого отношения. Конечно, можно и не назначать ее директором, куратором и так далее, но почему бы ей не продолжать жить и оставаться хранителем в доме? Это же общемировая практика. В Доме-музее Горького, например, очень долгое время жила его невестка — и ничего, музей прекрасно работал. А еще тут странный момент: когда Сергей Гордеев отдавал дом на попечение Музея архитектуры, в соседнем с домом Мельникова здании он выкупил специальную квартиру. Почему бы не организовать музей в ней? Даже когда в прошлом году проходил конкурс на концепцию будущего музея, участники учитывали именно это место в качестве экспозиционного пространства. И все же Воздвиженка, где МУАР предполагает создать Музей Мельниковых, не в шаговой доступности — там идти полтора километра».