Геннадий Устиян о конце московского богатства

Писательница Джиллиан Флинн, написавшая литературную основу фильма Дэвида Финчера «Исчезнувшая», почувствовала кризис 2008 года на себе: ее уволили из журнала Entertainment Weekly. Она нашла способ преуспеть в схожей области — не медиа, а книжной, то есть легко отделалась. Героям ее книги повезло меньше — журналист Ник Данн (Бен Аффлек) бездельничает целыми днями, потому что из мужского журнала его сократили, а в той дыре, где он открыл с сестрой бар, никто особо по питейным заведениям не ходит. В одном из сюжетных поворотов Флинн делает безработицу и безденежье Ника мотивом для убийства жены. Последствия плохой экономической ситуации как двигатель сюжета придают фильму новое измерение — такой сценарий легко представить в голливудской драме с убийством эпохи Великой депрессии 1930-х, снятый спустя 10 лет. Кино довольно неповоротливо — от авторской идеи до выхода в прокат проходят годы. И сейчас та часть Голливуда, что занята не только развлечением публики, осмысляет экономический кризис 2008 года. Этот год в мире считается началом конца нулевых, встряской и сигналом, что так жить нельзя. 

На мысль о московской депрессии, о том, что мы уперлись в конец эпохи, меня натолкнула прогулка в промозглый октябрьский вечер по Тверской. Все магазины в квартале от Marriott до Маяковской были закрыты, в витринах — надпись «Аренда», народу вокруг — никого. Хозяева помещений комментируют, что никакой драмы в уходе арендаторов, где всегда было дорого, нет. Им выгоднее держать площади пустыми и ждать компании, готовые платить за «витрину на Тверской», чем снижать ставки. Дескать, рынок все расставит по своим местам. 

Экономика редко ходит одна, особенно в таком юном государстве, как Россия: слом эпох тоже диктуется рынком, рынок — спросом, а спрос — изменениями в сознании людей. Можно сколько угодно говорить, что Тверская как главная витрина города невыгодна из-за высоких ставок и неудобства для покупателей — там нет парковки. Однако сейчас пересменка брендов происходит массово, как будто магазины почувствовали, что сложностей будет больше, чем просто переезд, — в обществе изменилось отношение к идеологии, которую транслирует модный бизнес и глянцевые журналы.

Вспомнить недавний «батлер-гейт», возникший по мотивам колонки Марии Байбаковой в Tatler — дочери олигарха из окружения Прохорова с британским образованием. Что-то переключилось в головах у тех, кто вчера читал про жизнь знаменитых и богатых с причмокиванием. Дело не только в том, что Tatler все чаще пишет о женах российских чиновников, которые за 25 лет новой России не поняли, что можно говорить и показывать, а чего нет. Чувство бессилия и раздражение от отсутствия перемен выплеснулось на людей, которые нахапали, — ведь эмоции должны куда-то выплескиваться. Реакция на текст Байбаковой показала, что за несколько лет третьего путинского срока богатые в глазах масс превратились в касту зверушек за высокими воротами, и деньги не спасают их мир от превращения в аляповатое позолоченное гетто.

Параллельно раздаются звонки один другого тревожнее: в «Российской газете» выходит статья о том, что it girls нулевых — Мирослава Дума, Ульяна Сергеенко и Вика Газинская — выскочки, неблагодарные воспитавшей их стране. Текст напомнил риторику времен СССР и объявил модниц чуть ли не предательницами национальных интересов. В один день поменялся медийный статус девушек: вчера — королева вечеринки, сегодня — родину продаст. 

Еще пример: известный редактор глянца пожаловалась в фейсбуке, что подписчики стали сотнями отписываться от ее аккаунтов в соцсетях, не желая дальше любоваться инсайдерскими фотографиями с Недели моды в Париже. В комментариях преобладает настроение: не до того сейчас, не до кутюра и роскоши. Очевидно, что после Украины, санкций, роста валют и нервной атмосферы люди поняли, что с покупкой новой сумки можно и повременить — и так в гардеробе уже четыре, нажитые в жирные нулевые.

Интересно посмотреть, что случилось с другими героинями десятилетия, которых вынесли на поверхность светские хроникеры. Помните Оксану Робски? Олицетворение бессмысленности новой буржуазии, написавшая плохую книгу на конъюнктурную тему. Что-то ее не видно: в серьезные писатели она не стремилась (и молодец), попробовала себя в качестве телеведущей проекта про образ жизни и исчезла вместе с тем образом жизни. Божена Рынска осталась в начале эпохи рыночных отношений, громко скорбя по тому гламурному миру, в котором чувствовала себя как рыба в воде. Теперь это замужная женщина с кошкой, борющаяся с корреспондентами желтой прессы. Хочется сказать ей, что желтая пресса — неприглядная, но тоже важная часть цивилизованного мира, за который вы ратуете. Нулевые без потерь пережила самая умная из этой троицы Ксения Собчак, выбравшая профессию журналиста. Она использовала былую славу, чтобы перепрыгнуть через несколько карьерных ступеней: на прошлой неделе было объявлено о ее назначении главным редактором российской версии многострадального французского журнала L’Officiel — ему несколько раз не везло с инвесторами. Вероятно, это будет окончательная и последняя версия, потому что после закона о 20% иностранного владения в СМИ новые медийные бренды у нас не появятся еще долго. 

Россия постнулевых находится в интересном положении (в общем, она недолго находилась в неинтересном). Покричав в 1990-х о свободе и взявшись строить гордую капиталистическую страну, она раздулась от собственных успехов и даже успела пошиковать на фоне судорожно экономивших Европы и Америки. Деньги счастья не принесли: выяснилось, что покатавшийся по Европе средний класс захотел подкрепить капиталистические ценности демократическими, иначе не бывает. Протесты 2011–2012 года заставили переориентировать государственную идеологию со среднего класса на рабочий, который читает Tatler без иронии. В результате теперешний россиянин зарабатывает пристойно, а мыслит как пролетарий: доходит до таких крайностей, что люди клеят на свои немецкие машины наклейки «Трофейная». 

Этот сумбур и отказ от логики ведет к поиску новой идентичности, которая и станет приметой десятых годов. Ведь после кризисов неизбежно приходит отрезвление, а следом — попытка выхода из экономического, идеологического и личностного тупика. Я не думаю, что все откажутся от западного и перейдут на российское — перейдут на выгодное, неброское и удобное. Понастроив дворцов с башенками в начале нулевых, люди должны отринуть крайности и начать жить по средствам. 

Изменится и пантеон общественных кумиров: когда-то в 1990-х была упущена возможность сделать героями людей, которые предоставили нам ту свободу, о которой мы мечтали. Вместо бизнесменов, верящих в общественное благо, нам показали олигархов с выводком шлюх — если тогда они смотрелись потешно, то теперь уж совсем оскорбительно. Превозносившийся в Советском Союзе труд вообще выпал из списка добродетелей, а ведь какой бы ни была политическая ситуация, выход из тупика всегда один — много работать, чтобы к тебе пришли люди, касается ли это ресторана, магазина или журнала. Моя антикризисная рекомендация такая: пока все заламывают руки, найди освободившуюся нишу и сделай свою работу лучше остальных, не тратя время на сожаления о сократившихся доходах. Иначе это место займут более выносливые. 

В фильме «Клуб первых жен» героиня Голди Хоун приходит к бывшему мужу-продюсеру в кабинет, объявляет, что оставляет его без копейки и, уже уходя, бросает: «На дворе 1990-е, дорогой, пора сокращаться». Сейчас похожий лозунг надо взять на вооружение и в России. Ну а то, что наступили десятые, оставив далеко позади девяностые, так мы всегда опаздывали от Запада — теперь он нам официально не указ.