Британка из «Британки» о мрачной привлекательности Москвы и трусах в переходах

Клэр Лопман

Чем занимается: куратор программы BA Fashion в Британской высшей школе дизайна

Откуда приехала: Лондон

Я переехала в Москву семь лет назад, когда мне предложили стать куратором программы бакалавриата по специальности «Дизайн одежды» в Британской высшей школе дизайна. Я принимала участие в создании отделения с самого начала и очень этим горжусь: шанс приехать в такой мегаполис, как Москва, и создать там фэшн-образование с нуля выпадает раз в жизни.

Москва для европейцев, несомненно, город за пределами зоны комфорта. Переезд сюда казался приключением. Когда я объявляла друзьям и знакомым о своем решении, реакции были прямо противоположными. Половина из них восклицала: «Ах! Большой театр! «Доктор Живаго»! Зимние пейзажи!», а вторая напоминала о коррупции и высоком уровне преступности.

Поначалу мне казалось, что я попала в мрачную сказку. Как-то вскоре после приезда я шла домой и увидела какую-то суету у дороги. Я подумала, что произошла авария, но, когда подошла поближе, оказалось, что в результате каких-то бандитских разборок убили мужчину. Произошло это буквально у моего дома — если бы я подошла двумя минутами раньше, я бы застала всю сцену. В голове промелькнула мысль: «Боже мой, куда я приехала!» Я взрослый и совсем не наивный человек, но все-таки не ожидаешь в первую же неделю жизни в России обнаружить труп прямо у подъезда.

Довольно быстро я стала черпать вдохновение в этой мрачной привлекательности. Москва — сюрреалистичный, китчевый мегаполис, она производит кинематографическое, завораживающее впечатление: как Чикаго 30-х годов, только в реальной жизни. Никогда не знаешь, чего ожидать, в воздухе разлито напряжение, и происходящее всегда может обернуться драмой. Я люблю ездить в такси поздним вечером, когда силуэты сталинских высоток на фоне заката или огней делают город похожим на Готэм-Сити.

Меня завораживает, как легко в Москве совмещаются высокие и низкие сферы. Я как-то вышла после невероятного балета из Большого театра и поймала на улице «Ладу» — дело было до появления Uber и GetTaxi, — и вдруг водитель стал предлагать купить CD с музыкой, которую он сочиняет на досуге. Грозился не выпустить из машины, пока я не приобрету диск! Или я как-то видела лошадей, привязанных у супермаркета, а рядом припаркованный «Мазерати». Только и думаешь: вау. По той же причине я обожаю киоски с бельем в подземных переходах: безразмерные бюстгальтеры соседствуют с нарядами сексуальной медсестрички, все сверху донизу увешано трусами, а внутри сидит женщина с мрачным выражением лица — все вместе производит невероятный эффект.

Россия вдохновила меня на создание собственной коллекции одежды «Советская Ривьера». Все началось с того, что я увидела у коллеги советскую книжку 1950-х годов «100 моделей платьев» с выкройками и рекомендациями, что с чем носить, и подумала: «Сокровище». Я стала погружаться в тему дальше, рассматривала старые открытки из Сочи, просила друзей и знакомых приносить советское нижнее белье, которое сохранилось от их бабушек, и в какой-то момент узнала, что в ту эпоху многие люди не имели возможности достать купальные костюмы и поэтому плавали в море в самостоятельно сшитом белье. Для своей коллекции я взяла выкройки нижнего белья из «Краткой энциклопедии домашнего хозяйства» 1958 года и превратила их в принты для платьев. Я стремилась создать коллекцию современную и при этом органически вырастающую из прошлого, воссоздать атмосферу советских спа-курортов. Жаль, что до Сочи я тогда не доехала, слишком много было работы.

В России студенты крайне эмоциональны. Мне это нравится: как минимум сразу понятно, что человек чувствует. Они очень восприимчивы, амбициозны и в большинстве своем крайне трудолюбивы. Перед выпускниками школ дизайна в России и Великобритании стоят разные задачи: в Англии крайне высока конкуренция, а в России дорога открыта, но зато на их плечи ложится гигантская ответственность — ведь именно им предстоит создавать новую русскую моду. Главное, чему я и мои коллеги стремимся научить наших студентов, — важности личной точки зрения, собственного видения мира. С одной стороны, необходимо знать мировой контекст и работать по международным стандартам — мы так строим процесс обучения, чтобы наши выпускники могли работать у европейских и американских дизайнеров и чувствовать себя уверенно. С другой стороны, для дизайнера жизненно важно умение впитать самые разные влияния, на все посмотреть — а потом отвернуться и сделать что-то свое.

Да, мы преподаем на английском языке и выдаем британские дипломы, но это вовсе не значит, что мы ориентируемся только на Европу. Наоборот, во время ознакомительной недели для первокурсников я традиционно прошу студентов составить подборку фотографий, отражающих их личную историю. Каждый год это абсолютно потрясающее зрелище: иногда они приносят снимки своей семьи еще дореволюционных времен. Для меня как иностранки невероятно интересно рассматривать свидетельства повседневной жизни обычных людей. Я всегда прошу студентов не просто собрать фотографии, но и контекстуализировать их: сказать, какой был год, кто тогда руководил страной, какая музыка играла из радиоприемников, как появился тот или иной наряд — сшили его или где-то приобрели? Помню, как-то одна девушка принесла фотографию своего отца в очень элегантном костюме, и я спросила, где он стоит. «На кухне». — «На кухне?!» Я думала, что он на свадьбе — настолько безукоризненно он выглядел. Оказывается, существовала целая традиция кухонных посиделок и разговоров. Когда вы выросли внутри культуры, такие вещи кажутся чем-то само собой разумеющимся, но для меня это другой, невероятно интересный мир.

Я очень люблю, когда на показы или выставки студенческих работ приходят родители ребят или даже их бабушки с дедушками. Я размышляю, какой была их жизнь — и каково это, когда твои дети растут в совсем другом мире. Может быть, они сами в юности мечтали заниматься творчеством или дизайном, но в СССР не было такой возможности. Что чувствуют люди, которые пережили трудные времена и сейчас могут позволить себе отправить ребенка учиться тому, чему он или она хочет? Это энергия, которая передается через поколения.

Я не интересуюсь политикой и живу своей работой: преподавание — это главное, зачем я в России, так всегда было и будет. Все остальное за границами моего восприятия. Я гость в этой стране, и лучшее, что я могу сделать, — сосредоточиться на студентах и их успехах. Если у тебя есть возможность заниматься любимым делом и к тому же получать за это деньги, это большое счастье. Мы часто принимаем такие вещи как должное, но ведь это доступно далеко не каждому, и стоит быть признательной судьбе. Конечно, в последнее время бывает, что студенты делятся своими тревогами и переживают из-за нынешней ситуации. Я думаю, что опять же могу им помочь своей работой: за те четыре года, которые они проводят в стенах школы, они заводят друзей и привыкают существовать в очень насыщенной творческой среде. Мы стараемся, чтобы эти связи сохранялись и дальше и чтобы приобретенный опыт давал им силы жить и действовать, независимо от обстоятельств.