«Не нужны мне ваши айфоны и Манхэттены»: как живут русские на Брайтон-Бич

Русскоязычный район Брайтон-Бич отделился от остального Нью-Йорка десятком станций метро и непробиваемой стеной из атрибутов советской эпохи и начала 90-х. По разным оценкам, на юге Бруклина живет от 25 до 70 тысяч русскоговорящих. Вывески здесь рекламируют гадалок и адвокатов, «которые знают вас по имени», жители окружных районов закатывают пышные банкеты с водочкой и шлягерами Аллегровой, девушки с наращенными ногтями и черными челками стучат по клавиатурам смартфонов в блестках, бывшие одесситы играют в шахматы, а женщины с химзавивкой и поплывшей тушью отчитывают на суржике внуков, набравших в дырявые карманы океанского песка. Корреспондент «Афиши» в США Софья Качинская побывала в застывшем мире русской эмиграции и поговорила со старожилом и неофитом о прошлом, будущем и жизни.

Я готов вам все рассказать, но фотографировать меня не надо: вашей журналистской породе я не доверяю еще со времен Билла Клинтона. Моя история самая рядовая, вы такие в книжках уже читали. Я родился в небольшом местечке на юге Украины после войны (мои родители выжили чудом, это отдельная история), как раз когда стало понятно, что даже после победы над фашизмом советские власти не перестанут относиться к евреям как ко второму сорту. Тогда еще в паспорте была графа «национальность», и эта графа портила мне жизнь вплоть до моего отъезда в середине семидесятых — я так называемая третья волна эмиграции. Когда я был подростком, отец решил перебраться со всей семьей в Одессу. Там, сами понимаете, было легче работать, там все свои, но в попытках устроиться там же на работу мне, мягко скажем, не везло. А потом, когда мне было около тридцати лет, расползся слух, что скоро евреям откроют границу в сторону Израиля, и через какое-то время соседи и друзья детства действительно начали собирать все, что было (даже машины и плиты!), садиться в поезда и на корабли и больше не возвращаться. Многих из них я видел последний раз в жизни в семидесятых. Возможность репатриироваться появилась и у моей семьи. Сначала я один ненадолго приехал в Вену, а потом попросил убежище в США. Тогда его быстро давали, а в Нью-Йорке у меня уже были знакомые. Почему мы поехали в Америку, а не в Израиль, мы уже не можем вспомнить. Вы поймите, что все делалось абсолютно наугад: не было тех, кто мог бы рассказать, как лучше. Отъезжал я один, в аэропорту Джона Кеннеди меня встретил мой товарищ Мишаня, он умер год назад, потом прилетели жена с сыном, дочь родилась уже здесь, и все время от подачи каких-то незамысловатых документов (в основном нужно было доказать национальность, но с этим проблем не было, моя фамилия в одесских синагогских записях уже больше ста лет фигурирует) до выезда из Союза я провел во внутреннем ступоре. Это вы, молодые, можете компьютер включить и узнать, что за место, чего ждать, вы по-английски говорите. А мы ничего не понимали, кроме того, что обратный путь нам отрезан: однажды отторгнутый Союзом становился чужим навсегда. Это время было тревожным.

Для чего я это делал, я в тот момент плохо осознавал, мы просто с женой интуитивно понимали, что так будет лучше: если не нам, то нашему сыну. Так и получилось. Сначала было тяжело, я таксовал (купил старую машину на деньги, вырученные от продажи небольшого имущества на Украине), даже какое-то время занимался ремонтом обуви, страшно скучал по дому и думал, что никогда его снова не увижу. А потом привык. И жена привыкла. Нашим детям уже проще — и, я думаю, проще, чем их ровесникам на Украине сегодня.

Сейчас я на пенсии. С ребятами встречаюсь, книжки читаю, езжу в национальные заповедники, вот в Колорадо ездил с женой, внучку пытаюсь русскому учить в выходные. В синагогу не хожу, и многие наши не ходят — так, по праздникам. Синагоги здесь для сирийских и горских евреев, советские евреи недостаточно оптимистичны, чтобы во все это верить.

Конечно, я видел и знал знаменитых эмигрантов. Я приехал незадолго до Довлатовых, и тут, помню, много сплетничали об их переезде. Тут обо всех говорили. О Лимонове, о Коржавине (хотя он в Нью-Йорке особо не жил). Я, конечно, простой человек и всю жизнь проработал руками, но не глупый — все на Брайтон-Бич заметно. Я вам сплетни не буду пересказывать, некрасиво.

Кажется, молодежь меня презирает за то, что за почти сорок лет в США я не выбрался из Брайтон-Бич (я на Манхэттене года два не был, если честно) и язык толком не выучил. Во-первых, мои дети не живут здесь, в диаспоре, они стандартные американские граждане, не богатые, не бедные, одна внучка уже совсем взрослая и деловая, живет с бойфрендом тоже в Бруклине, но в районе получше, другая — как пошла в садик пару лет назад, так и забыла русский. Возможности, которые я мог дать своим детям, я дал, с меня спрашивать больше нечего. Из Союза я уезжал не за американской мечтой, а за спокойной жизнью. Не нужны мне ваши айфоны и Манхэттены, мне нужно, чтобы у меня была спокойная пенсия, хорошая медстраховка, чтобы на меня не давила национальность и не было страха перед будущим. Здесь я это получил, а какой я вид эмиграции — колбасный или не колбасный, — мне уже неинтересно. Я человек простой и прожил хорошую жизнь, какой всем искренне желаю.

Я родился в Ташкенте, но потом вся семья переехала в Подмосковье, и к моменту моего отъезда в 2013 году у меня были в Москве свой магазин, квартира и машина. Я сразу хочу сказать, что при Путине мне поначалу жилось хорошо. Страна менялась, моя жизнь тоже качественно улучшалась, было не страшно, рубль и доход были стабильные. Но потом стало понятно, что с внутренней политикой у президента все-таки не заладилось, а почти вся моя семья уже перебралась в Нью-Йорк. Мы переезжали постепенно. Сначала отец — летчик гражданской авиации. Из-за необходимости всем давать огромные взятки он однажды не смог устроиться на работу, плюнул на все и принял предложение о помощи с документами от еврея-одноклассника с Брайтон-Бич. Потом сестра получила грин-карту. Я поехал уже на воссоединение семьи. Жена осталась в Москве — не сложилось. Здесь я все начинаю с нуля. Работаю официантом (доход приличный, особенно в сезон), хожу на курсы ESL, однажды надеюсь заняться журналистикой на английском языке, но из-за постоянного общения с русскими учить его быстро не получается. Потом я планирую пойти в армию. Я служил в России при Ельцине, за взятку не попал в Чечню. Теперь хочу тут: это поможет мне понять американскую культуру, даст много социальных бенефитов и более широкие возможности для трудоустройства. У меня есть девушка-американка, ничего серьезного, большая разница в менталитетах, но интересно.

Сначала США мне не очень нравились, но в течение первого года менялись взгляды, и теперь я считаю, что это прекрасная страна. Тут есть порядок: если бы миру понадобился полицейский, им бы стала Америка, потому что здесь все контролируется внутри и снаружи. Здесь нет коррупции, ну, точнее, ее меньше. В России все было за взятки. Я открыл магазин с товарищем из милиции, например, потому что нам нужно было, чтобы в прокуратуре были свои люди, иначе никакого бизнеса бы не получилось. Здесь такой дикой ситуации быть не может. Да и к людям относятся как к личностям. Год назад на Брайтон-Бич человек чуть не утонул. Два вертолета, скорая, спасатели. Представляете в Подмосковье такое? Зато у России и Путина хорошая внешняя политика. Можно ругаться сколько угодно, но большой стране необходимо вести себя агрессивно на международной арене, иначе ее задавят. С внутренней политикой нужно что-то делать, конечно, перестраивать.

Пока что особого наплыва русских, которые бы начали уезжать из России сейчас, я не заметил. Зато стало больше узбеков и украинцев. У них все еще работает лотерея на грин-карту, да и в Украине страшно. Вот 9 мая у нас здесь, на Брайтон-Бич, подрались украинцы и русские. Со мной один раз две девушки из Западной Украины не захотели разговаривать, потому что я не говорю на их языке. Это все неправильно, я интернационалист. Я думаю, что, если ты здесь сидишь и просто гундишь про судьбу отечества, это неправильно. Украинский патриот? Вот и езжай защищай свою родину тогда. Это смешно, потому что мы ведь два совершенно идентичных народа, нет между русским и украинцем разницы, это даже здесь видно. А вот узбеки отличаются: они работяги. Обычно заняты ручным трудом, но действительно работают много и постоянно, почти не отдыхают. Малый бизнес на Брайтон-Бич держат евреи. Необязательно бывшие советские, самые богатые здесь — сирийские. Есть крупная диаспора бакинских евреев, их еще горскими называют, есть венгерские, много одесситов, конечно. Вон, видите, старички сидят на скамейках у пляжа? Все из Одессы или местечек.

Брайтон-Бич для меня — старт, хоть и довольно поздний, у меня есть планы, и мне здесь очень нравится. Везде всегда все понятно, бюрократия терпимая, защита от государства есть. Я здесь недавно и настроен оптимистично.