«Это странный симбиоз»: Дельфин о новом альбоме и поэтическом сборнике

• — Вы говорили, что на создание альбома «Андрей» вас вдохновило время. Вы имели в виду время как форму существования бесконечно развивающейся материи (время и пространство), время как отрезок (час, минута) или время как нынешнюю эпоху?

— Как время, проистекающее во мне и вокруг меня относительно этого. Пришло время записать именно такую пластинку именно сейчас.

• — В 2000 году вам вручили премию «Триумф» в номинации «Поэтический гений». Почему вы не опубликовали сборник стихотворений тогда?

— Я всем очень благодарен за эту премию, но расценивал и до сих пор расцениваю ее скорее как большой аванс, который я еще не сполна отработал. Я думаю, что все впереди, но еще раз спасибо всем людям, которые в меня поверили. Это было, во-первых, действительно приятно и, во-вторых, хоть я и говорил, что неважно, подсознательно придавало мне сил делать что-то дальше.

• — Можете рассказать, как вы пишете — по вдохновению или у вас есть четкие часы, когда вы садитесь и работаете?

— Конечно, здорово, когда приходит вдохновение и тебе остается только успеть записать, но так бывает не очень часто. С вдохновением как в поговорке про аппетит: когда начинаешь что-то делать и сосредотачиваешься на этом, то постепенно погружаешься и так или иначе находишь то или иное решение для того, что хочешь написать. Но, сочиняя первую строчку, ты не знаешь, чем закончится стихотворение. «Мне надо написать вот про это, будет так-то и так-то» — я никогда так не сделаю. Это скорее путешествие, неизвестно куда тебя заводящее.

• — У вас много черновиков?

— С тех пор как я начал писать все в айфон, их практически нет.

• — Вас интересует современный литературный процесс?

— К сожалению, нет. Даже не знаю, к сожалению ли. Просто не слежу.

• • — А музыкальный? Вы недавно поучаствовали в премии JIA. Вам кто-то из участников врезался в память, полюбился, запомнился?

— Да, пожалуй, мне запомнилась группа «Огонь». Это очень странные ребята, но в них что-то есть неподдельно настоящее. Я прослушал огромное количество материала и был удивлен, во-первых, тем, что там было столько групп. А во-вторых — тем, что нет чего-то такого интересного. Все, что я слышал, — ну, пф-ф, более-менее. Те люди, которые каким-то образом победили — хотя я их не выбирал и, как оказалось, вообще никакого отношения к этому не имею, — они очень, мне кажется, на одно лицо. Есть зарубежные аналоги, делающие это намного интереснее и оставляющие более приятное впечатление. А самое обидное то, что люди играют в кого-то другого, а не в себя. Можно делать что-то хуже, но быть самим собой, и это считывается лучше — и это самое главное, на самом деле. Опыт приходит позже, все структурируется. Можно быть подражателем всю жизнь и можно достичь какого-то уровня, но все равно лучше быть самим собой.

• — Вы ощущаете себя внутри какого-то контекста? Зарубежного в том числе: то есть вот Патти Смит, вот, прости господи, Гришковец, вот Вера Полозкова.

— Нет, но думаю, что люди, у которых есть мои записи в плеере, наверняка ассоциируют меня с кем-то, так что лучше спросить у них. Наверное, у каждой категории людей этот контекст разный.

• — Мне интересно, отреагировали ли вы на распад Sonic Youth.

— Это одна из моих любимых групп, мне интересна их судьба. Я думаю, всему свое время, они взрослые люди и много всего сделали — и продолжают делать, только в одиночестве. Сейчас стало очевидно, кто чем занимался, кто за что отвечал, кто каким настроением манипулировал в рамках коллектива, и это очень здорово. Ким Гордон, как всегда, на высоте.

• — Терстон Мур, кстати, сейчас преподает поэзию.

— Не слышал об этом.

• — Вам не кажется, что ваши новые песни лучше исполнять в сидячих залах?

— Мы как раз приступили к репетициям и думаем, как подавать материал. Обычно, когда мы записываем пластинку, начинаем переосмысливать и старые песни, исходя из нового звучания. Мы прекрасно понимаем, что концерт — это немножко другая ситуация для слушателей, и здорово, когда ты можешь внести в записанный материал живую составляющую — более активную, более интересную именно для зрителей, пришедших на концерт. Я уверен, что живой вариант будет намного интересней и сидячие залы точно не понадобятся.

• — Некоторые треки правда вообще не будут исполняться на концертах?

— Некоторые не могут быть сыграны по техническим причинам, некоторые — по сугубо личным: они слишком интимные, и, я думаю, их не стоит играть, а стоит послушать дома, поскольку среди большой публики воспринимать их было бы сложно.

• — Есть сборник, который называется «Андрей Лысиков», и есть альбом, который называется «Андрей». Вы хотели бы дать инструкцию слушателю и читателю по тому, что с ними делать?

— Единственное, что бы я посоветовал, — избавиться от суперобложки на книжке.

• — Почему?

— Она мне не очень нравится. Она была сделана по желанию издателя.

• — Вам не нравится сама суперобложка или рисунок?

— Само ее наличие.

• — Вы говорили, что этот материал — «литературное произведение», что это «музыкальная книга с яркими иллюстрациями» и что структурой это напоминает аудиофильмы. Так все-таки что это?

— Все определения подходят. Я хотел максимально обратить внимание на то, что материал несколько отличается от того, что мы записывали ранее, и что у нее более литературные корни. Это не поп-музыка в чистом виде, а скорее некое прикладное искусство относительно литературы и музыки, совмещенное вместе. То есть это не музыкальная пластинка как таковая и не литературные композиции, которые в принципе нельзя отделить от музыки. Это странный симбиоз.

• — Дельфин сегодня — это только Андрей Лысиков?

— Я думаю, что это большой коллектив людей, который работает от начала до конца над созданием материала. Каждый делает свое дело — начиная художественными и заканчивая техническими моментами, без которых, к сожалению, нельзя никак обойтись. Здорово, что все эти люди так или иначе участвовали в создании этой пластинки. Поэтому она получилась именно такой.

• — Можете поподробнее рассказать о том, как вы работали над альбомом?

— Было сделано несколько записей в совершенно разных ключах и направлениях — все они, в общем-то, были по-своему неплохи, но ни одна из них не приносила морального удовлетворения и не открывала перспектив для развития. Это все равно был материал, так или иначе связанный с прошлым, — может быть, звучащий чуть лучше и интереснее, но тем не менее базирующийся на каких-то существовавших принципах. Со временем пришла идея сконцентрироваться исключительно на текстах и поставить их во главу угла — не подчиняясь песенному жанру, а сосредоточившись только на словах, на их значении как на стихотворном произведении. Это позволяет до конца раскрывать свою мысль, чего нельзя сделать в тексте, который исполняется, который нужно петь и у которого есть свои законы. Он привязан ритмически и мелодически к мелодии, и зачастую приходится идти на большие компромиссы — смысловые и еще какие-то, — чтобы текст хорошо лежал в музыке. Это стало первым стержнем для нового материала. Второй — мы решили не делать при записи никаких наложений. Все записанные треки можно сыграть, используя троих людей и не привлекая еще каких-то музыкантов, — то есть всегда звучат одни барабаны, одна гитара и одни клавишные партии с голосом. Создав себе такие условия и поставив себя в такие рамки, мы начали работать. В процессе работы мы поняли, что неплохо было бы ввести еще кое-какие ограничения, но это скорее моя инициатива. Мне хотелось сделать пластинку, в которой бы отсутствовало музыкальное железо — хэт, тарелки какие-то. Мне кажется, в данном случае они очень сильно пожирают звуковое пространство, забирая на себя внимание, а их отсутствие позволяет больше сконцентрироваться именно на музыке и на голосе как таковом.

• — Вы вообще пользуетесь ограничениями в творчестве?

— Я считаю, что условия хорошей пластинки, хорошо сделанного какого-то произведения зависят как раз от ограничений. Когда вы обладаете максимальным количеством возможностей и пытаетесь использовать их все, выходит каша.

• — Вы однажды сказали, что прежде всего артист должен определиться, кем он себя считает — исполнителем стихов, музыкантом или человеком, который делает видеоарт. Можете четко определить, кто вы сейчас?

— По мере необходимости я могу примерять на себя несколько этих функций и полностью им отдаваться в силу своих возможностей, считая себя таковым на данный момент времени в зависимости от того, что мы сейчас делаем. Если мы сочиняем пластинку, то я сосредотачиваюсь на том, что мы делаем, и пытаюсь думать о том, что я величайший поэт всех времен и народов, и выжимать из себя все, что только могу. Другой вопрос, понятно, насколько это получается. Но я пытаюсь. Когда мы заканчиваем запись, я отдыхаю от нее и пытаюсь думать, как лучше ее подать людям. Мы начинаем обсуждать какие-то идеи — от того, как сама пластинка должна быть скомпонована, вплоть до ее оформления и продвижения. Иногда бывает, что приходится самим заниматься видео — и включать по этому поводу свои возможности и минимальные способности. Здорово, что все это можно делать, и здорово, что иногда получается.

• — Вы считаете нужным дополнять имеющийся материал визуальной составляющей?

— Было бы здорово, но я не могу сказать, что за всю свою деятельность я на сто процентов был бы согласен хоть с одним видеоклипом, который был снят на то, что мы делаем. Раньше я не очень себе отдавал в этом отчет, но сейчас очень четко понимаю, что то, что снимали другие люди, — и то, что снимали иногда мы, — не совсем точно отражает то, что действительно хотелось бы. Что конкретно я хотел бы сделать и как бы я это решил, не могу сказать — наверное, просто стоит начать это делать.

• — Вы выпускаете альбом и сборник в то время, когда литература и поэзия в большом кризисе — давно не секрет, что все меньше людей читают книги. У вас миссия или хотя бы мысль о том, что то, что вы делаете, может поспособствовать развитию чтения?

— Миссия — вряд ли, но как хороший пример — думаю, да. Я уверен, что очень много талантливых людей — поэтов в том числе, — которым необходимо выйти за рамки бумажного листа и начать сотрудничество с теми, кто работает в окололитературных профессиях. Они помогли бы донести их творчество до более широкой аудитории — начиная от видеодиджеинга какого-нибудь и видеоинсталляций, заканчивая совместными музыкально-литературными перформансами, которые привлекают гораздо большее количество людей. Тем самым гораздо больше людей могут обратить внимание на слова, произнесенные со сцены. Много вариантов. Мне кажется, это даже может стать отдельным, новым и интересным направлением.

• — В сборнике не проставлены даты — в нем есть система или хронология?

— Хронологию тоже просили по возможности сделать, но я решил, что это ни к чему, потому что не стоит отслеживать момент становления-взросления. Стоит воспринимать это безотносительно ситуации и возраста, в которых это было записано, — просто как слова, которые нравятся или не нравятся.

• — Это сборник только стихотворений или стихотворений и текстов песен?

— Отличаются они тем, что некоторым из них повезло быть положенными на музыку, а некоторые не дождались этого по каким-то причинам. Я думаю, что они все могли бы стать частью музыкального произведения. Это связано, наверное, с тем, что у меня вошло в привычку пользоваться таким форматом: так или иначе, когда я что-то делаю, я подсознательно подразумеваю, что это, может быть, когда-нибудь для чего-нибудь пригодится или на что-то ляжет.

• — Почему названия песен и стихотворений в сборнике расходятся? Почему некоторых песен нет в сборнике? Песня «Листья» — это стихотворение «Открой глаза», оно идет на 42-й странице. Так задумано?

— Все очень просто: я не хотел ничего называть, но издательство настояло, и мы поступили очень просто, назвав стихотворения по первым буквам, по первому слову, и если слово повторялось, то второе к нему еще приписывалось. Ничего специального нет. Есть трек, записанный последним, — он выпал просто из поля внимания, ну и… хорошо, пусть будет так существовать.

• — Скрывается ли что-то за онегинскими многоточиями, которые идут перед «Открой глаза»?

— Это так, для заметок.

• — Запятых и точек в сборнике практически нет. За что вы с ними так?

— На мой взгляд, это всегда несколько спорный вопрос: там, где можно без них обойтись и смысл не теряется, и все это происходит гладко и четко, — лучше без них. Там, где нужно подчеркнуть происходящее, они есть.

• — В одном стихотворении есть строчка «Вооруженное будущее топчется у порога». Вам хочется в будущее? Вы ждете от него новых шансов или хотите от него защититься?

— С надеждой на хорошее, светлое будущее — хочется. Думая о будущем, мне хочется видеть в нем своих детей. Это будущее я сильно связываю и с самим собой, хочу много еще поделать, но дети там тоже есть.

• — Вы действительно готовы до сих пор за баснословную сумму вернуться к прошлому и воссоединиться с «Мальчишником»?

— Сейчас бы это было вообще чудесно.

• — Озвучить сумму не хотите?

— Чем больше проходит времени, тем больше сумма возрастает.

• — Вы согласны с тем, что у художника либо интересная жизнь, либо произведения?

— Я думаю, все зависит от интерпретации его романиста. Если бы я сам про себя писал книгу, она, скорее всего, вышла бы скучной и неинтересной. Но, думаю, люди, близкие со стороны, могли бы много веселого и интересного про меня рассказать. Про последние годы в том числе.

• — Вам тяжело находиться среди людей?

— Я предпочитаю более уединенные варианты проведения досуга, но иногда, бывает, куда-то хожу. Я всегда для себя оставляю возможность уйти.

• — Уйти?

— Иметь возможность посетить мероприятие и, быстро поняв, что уже неинтересно, уходить.

• — Вы говорили, что, как вы надеетесь, эту пластинку нельзя будет дослушать до конца за один раз, нужно возвращаться к ней как к книге. Какие вы испытываете чувства к публике, которая до сих пор ходит на концерты и кричит между песнями «Я буду жить!»?

— Сейчас уже не кричат, последний год не слышал таких выкриков.

• — Я слышал.

— Я думаю, такие люди всегда будут попадать на мои концерты. Есть процент людей, которые говорят: «О-о-о, смотрите, Дельфин выступает, интересно, что он там сейчас делает, надо сходить», — приходят и попадают в незнакомую для них атмосферу. Мне, конечно, хочется, чтобы им понравилось и они потом пришли еще раз, но бывает так, что люди по каким-то причинам остаются заложниками своего прошлого и прошлого восприятия того, что происходит. Но это их выбор — они не меняются и остаются такими, какими, как они считают, должны быть.