«Моим идеям все равно, где живет мое тело»: российские музыканты в эмиграции

Гая Арутюнян

Переехала в Будапешт из Москвы в 2007 году вместе со своей фолк-рок-группой «Дети Пикассо»

«Вообще-то, мы не думали никуда переезжать. Просто настал момент, когда мы поняли, что процесс организации наших европейских туров очень трудоемкий для организаторов из-за расстояния, возни с визами и так далее. И тут ни с того ни с сего один из директоров будапештского клуба (на тот момент уже наш хороший друг) сделал нам предложение, от которого мы не смогли отказаться. Я никогда не забуду свои ощущения от первых концертов в Будапеште, когда выглядываешь из окна гримерки и видишь толпу человек в 200, которых не пускают в клуб, потому что все билеты проданы. И на третьем концерте венгры на староармянском подпевают припевы! Это дорогого стоит. Здесь репетиционные базы, студии, клубы, фестивали доступны, и их безумное количество. Поэтому групп очень много, они могут быть любого качества, но все одинаково востребованы. Создает ли это атмосферу здоровой конкуренции? Едва ли. Крошечные европейские расстояния не перестают радовать. Например, за то время, пока ты в Москве едешь из одного конца города в другой по пробкам, здесь можно съездить в Вену, сыграть концерт и вернуться. Недавно мы посчитали, что играли в 73–75 городах Европы. Интересно, что, когда мы переехали, меня стали приглашать в самые разные проекты — электронные, джазовые, театральные… Я испугалась, что пойду вразнос, и отказывалась от всего, чтобы сосредоточиться на своих задачах, но позже выяснилось, что чем персонаж профессиональнее и талантливее, тем в большем количестве проектов он участвует. Это, оказывается, и есть востребованность, а я-то принимала ее за неразборчивость. Кроме того, если музыкант задействован в 10–15 проектах, то он не вынужден подрабатывать на стороне. С одной стороны, это хорошая школа, но для меня такая схема всегда была неприемлемой. А как же твое сакральное, личное, индивидуальное, целостное? В таких обстоятельствах легко распылиться. А венгры классные, открытые, даже, я бы сказала, распахнутые; Венгрия — моя золотая середина! Это редкость в Европе — они (пока еще) любят иностранцев, а армян так вообще привечают. Может, поэтому им нравится без оглядки то, что мы делаем, и в каждой второй рецензии на наши концерты журналисты обязательно высказывают гордость за то, что мы живем именно у них. А мы, в свою очередь, делаем музыку от души, от сердца. Пользуясь случаем, передаю поклон моим ненаглядным друзьям. Оторванность от них — это самый адский, а может, и единственный минус эмиграции».

Данила Сапрыкин

Играл на барабанах в мурманской группе Violence for Hurley, пел в группе Warhammers; переехал в Швецию, где играет в панк-группе Data Control

«Моя жизнь под шведским флагом началась еще тогда, когда я был новорожденным спиногрызом и мирно спал в своей кровати, над которой на стене висел этот самый флаг (на ковер у родителей денег не было). Затем я пошел на усиленные курсы английского, потом в техникум, после окончания которого родители предложили мне попробовать поступить в университет шведского города Евле, что недалеко от Стокгольма. Подав заявление на факультет социальной работы, я написал в нем о своей деятельности на ниве панк-активизма, и у декана не осталось никаких сомнений, что я им нужен (ну или его впечатлил мой английский, который был единственным экзаменом). Так я оказался в стране победившего евросоциализма.

Евле оказался очень маленьким городком, богатым на панк-рок и бедным на свободных музыкантов. Один только мой приятель-барабанщик играл в шести группах! В этом плане ситуация в Евле не сильно отличалась от положения дел в российской провинции. Заранее, еще до приезда в город, я нашел в фейсбуке местных ребят, которые делали там концерты. Я объяснил им ситуацию и предложил свою помощь, которую они приняли. Правда, спустя полгода им стало надоедать переводить на тусовках все реплики на английский, и так постепенно наше общение сошло на нет, а затем они и вовсе переехали в Мальмё. Надо сказать, что, еще живя в Мурманске, я узнал о стокгольмской группе Negative Lifestyle и очень ее полюбил. Я даже переписывался с их гитаристом Андерсом, но долго наше интернет-общение не продлилось. Как-то раз, в очередной раз приехав из скучного Евле на концерт в Стокгольм, я сильно напился на концерте москвичей из Ricochet, которым дирекция клуба предоставила ящик пива. Тусуясь в зале, я приметил парня в майке Hüsker Dü. Воспаленная алкоголем русская душа жаждала братания, и вот я уже размахиваю руками и что-то ему втираю; при этом очевидно, что моему собеседнику этот диалог в тягость. Через несколько месяцев, когда мне стало совсем скучно без музицирования, я решил переехать в Стокгольм, написав Андерсу из Negative Lifestyle, что хочу играть. Он обещал поспрашивать, а через некоторое время ответил, что ему нужен барабанщик. Мы наконец-то познакомились лично, и я между делом рассказал ему, как по пьяни присел на уши чуваку в майке Hüsker Dü. Андерс ошарашенно посмотрел на меня, ответив, что он и был тем самым чуваком. Это судьба, не иначе.

Мы репетируем в большом доме с репетиционными комнатами, и наша — лучше всех. Она обклеена плакатами местных и не очень групп и забита старой шведской аппаратурой. Ее аренда на наши деньги стоит около 25 тысяч рублей в месяц, поэтому мы снимаем ее на пару с какими-то металлистами. Мы репетировали и тут же записывались. По-моему, быть музыкантом в Швеции очень просто, ведь у каждого родителя где-нибудь в гараже валяется старая гитара Hagstrom, а дом забит нужными виниловыми пластинками. Кроме того, репетиционные базы есть в каждом районе, и какой-нибудь друг музыкантов Mob 47 давно уже держит свой склад или бар, в котором вам дадут выпить и сыграть перед парой десятков человек. Я рад, что оказался здесь, так как наши записи сводит брат Денниса Ликсзена из Refused и почти каждую неделю есть возможность выступать с группами из самых разных уголков земного шара. Gud, välsigna Sverige!»

Сергей Ледовский

Играл на барабанах в Silence Kit, NRKTK, Glintshake и еще нескольких московских группах, переехал в США в конце 2013 года, ныне — ударник американской инди-команды One Hundred Percent

«Примерно через 4 месяца после переезда стало понятно, что очень хочется опять играть на барабанах в рок-группе, и от этого никуда не деться. Раз в неделю лениво просматривал Craigslist на предмет команд, ищущих барабанщика. Потрясло количество коллективов, играющих прогрессив-метал и просто металл. В какой-то момент мне попалось объявление «Если ты любишь Sonic Youth, Dinosaur Jr., QOTSA и ты Дейв Грол, то давай к нам». Я подумал: «Ну конечно же, я Дейв Грол, блин, а кто еще?» Откликнувшись на объявление, в качестве примера одной из своих прошлых групп я отправил им видео с концерта Glintshake, после чего меня пригласили на репетицию. Встретившись у ребят на базе, мы сыграли три их песни. Всем все понравилось, и меня приняли в трио.

Парни оказались очень интеллигентными, с хорошим чувством юмора, и по музыкальным вкусам вкупе с патологической любовью к музыкальным девайсам мы тоже сошлись. В общении, разумеется, бывают затыки — чуваки говорят очень быстро с калифорнийским прононсом и сыпят сленгом от души. Но, видя мое недоумение в этих случаях, спокойно объясняют, что означает та или иная фраза. Вообще, конечно, расслабленность и доброжелательность местных иногда поражает. Честно говоря, мне всегда было интересно посмотреть на американские группы, скажем так, второй лиги. На ту среду, из которой иногда выходят звезды (а чаще не выходят). Здесь именно такой случай. У парней записано несколько EP и полноценный альбом, отпечатанный на виниле в том числе. Все записывается своими силами (басист в свое время обучался звукоинженерии и имеет необходимый минимум оборудования для записи) и выпускается за собственный счет. Также группу поддерживает маленький местный инди-лейбл, у главы которого тоже есть своя группа.

По большому счету особенной разницы между деятельностью рок-группы в Сан-Франциско и Москве нет. Есть только интересные нюансы. Репетиционная база у нас, например, — это одна из примерно двухсот репетиционных комнат в огромном ангаре. Пока по коридору дойдешь до своей комнаты — успеешь послушать металл, реггей; унюхать густой хип-хоп и поздороваться с соседом-готом. Другой существенный нюанс (мы все читали об этом в книжках про зарубежный рок, конечно) называется «все свое вожу с собой». На концерт группа везет в своем минивэне весь свой бэклайн (то есть концертное оборудование. — Прим. ред.), включая барабаны. В концерте принимают участие 5 местных инди-команд — гримерка забита головами и кабинетами на 5 гитарных групп и пятью барабанными установками. Группа закончила играть — все все за собой по-быстрому убрали. Следующая группа на старте — все свое вынесли, расставили, 7 минут саундчек, и давай, мочи. После концерта все загружаешь и везешь на базу разгружать. Касаемо денег — как и везде, такого рода музыка не приносит дохода. Как и везде — музыканты работают на постоянных работах, а часть зарплаты тратят на педали и гитары. Самое главное, что я понял (как это ни банально) — товарищ рок-музыкант, он везде одинаковый».

Константин Деллос

Переехал вместе с семьей в Германию еще подростком в 2000 году, играл на гитаре в десятке панк-групп Ганновера, ныне электронщик и промоутер в Берлине

«Изучением гитары я, пожалуй, занялся от скуки, так как в ожидании языковых курсов и школы после переезда нужно было чем-то заняться. Так я начал посещать курсы гитары в одной из частных школ в Ганновере, где мы жили. Можно сказать, что первый иностранный язык, который я выучил по приезде в Германию, был именно музыкальный язык. На тот момент никаких особенных ожиданий от этого у меня, в принципе, не было. Лишь после двух лет бренчания на диване я решил создать свою первую панк-группу. Тогда мне было 20 лет.

Сперва я познакомился с Кристофером, барабанщиком моей первой команды, который жил со мной в одном городе. Нам не понадобилось много времени, чтобы собрать команду — в Ганновере музыкальная сцена хорошо развита. Власти города поддерживают различные проекты, направленные на создание новых групп, мест для проведения репетиций, организацию концертов и прочее. Со временем музыка превратилась для меня во что-то большее, чем просто времяпрепровождение. Во-первых, она очень помогла мне в интеграции. В то время как многие мои соотечественники тусили в своих кругах, мне приходилось зависать с немецкой молодежью, которая оказалась очень терпеливой по отношению ко мне и моему немецкому начальной стадии. Это доказало еще раз, что у мира музыки есть свой язык и нет границ.

С 2004 по 2010 годы я сменил, наверное, групп 10, помимо этого занимался организацией концертов, выпускал некоторые местные команды на своем лейбле, помогал организовывать туры. В общем, был занят всем тем, что делают, наверное, большинство активных участников панк-сцены. В идеологию я особо никогда не вдавался. На первом месте для меня всегда стояла музыка. В панке меня очень привлекала именно энергия, грязный громкий саунд, атмосфера свободы и беззаботности на концертах.

После того как в 2011 году распалась моя последняя группа, я решил продолжить заниматься музыкой в одиночку, так как за 6 лет понял, что очень сложно найти музыкантов с похожими целями. Кто-то всегда переезжал, женился, заводил семью, находил работу, которая не позволяла регулярно приходить на репетиции… Постоянная смена составов очень напрягала. Приходилось зачастую начинать с нуля. Поэтому я и решил начать создавать музыку, которая не требует коллективной ответственности. Электроникой я увлекался еще с начала 90-х. Такие проекты, как The Prodigy, The Chemical Brothers, Fatboy Slim, оказывали на меня сильное влияние еще в детстве. Во время учебы в Ганноверском институте, на факультете ивент-менеджмента я работал в местном ночном клубе, где и втянулся в клубную техно-культуру. За время работы там я познакомился с местными диджеями и научился сводить винил. В свободное время я сидел в своей домашней студии и экспериментировал со звуками. По выходным я специально ездил в Гамбург на курсы Electronic Music Production в институте SAE. В конечном итоге выпустил пару официальных ремиксов, в том числе и на песню Caletura колумбийской группы Choc Quib Town, которые многократно были номинированы на премию Latin Grammy.

Сегодня я живу в Берлине. Работаю над первым альбомом своего нового проекта, а также занимаюсь организацией фестиваля премии музыкальных клипов Berlin Music Video Awards.

Каковы реальные шансы жить за счет музыки на Западе и что для этого необходимо сделать? Музыкальный бизнес сегодня очень хрупкий, но в то же время, на мой взгляд, это одна из самых интересных областей именно из-за ее нестабильности и непостоянства. Во-первых, нужно распрощаться с консервативной схемой «запиши альбом — заключи контракт с лейблом —зарабатывай деньги». На мой взгляд, сегодня есть много возможностей зарабатывать деньги музыкой, просто для этого нужно включать мозг. Музыка, как и любой другой продукт, подчиняется законам рынка. Схему спроса и предложения мы и тут не обманем. Ты можешь уметь играть самые сложные соло на гитаре, но, если это мало кого интересует, не удивляйся, что до сих пор тебе приходится работать в каком-нибудь магазине одежды, офисе страхового агентства или в кофейном баре, чтобы вовремя вносить квартплату. Мне кажется, что сегодня музыкант должен уметь многое и быть готовым к переменам. Учитесь продюсировать, писать саундтреки, ремиксы, сводить, миксовать, изучайте различные стратегии маркетинга, не забывайте про нетворкинг. И самое главное, что должно у вас быть, — это умение набраться терпения и не сдаваться. Большие результаты требуют времени».

Владимир Комаров

Играл в новосибирской группе Hot Zex и московской Punk TV, переехал в Нью-Йорк три года назад, где собрал группу Wow

«Мой переезд в Нью-Йорк не был связан с музыкой. Это случилось, как говорится, по семейным обстоятельствам. Punk TV только что выпустили четвертый альбом «Space Shadows», и группа вернулась из очередного длинного тура по России с желанием взять паузу и отвлечься в других проектах. Мы с женой и нашим проектом, появившимся на свет 3 месяца спустя, просто сели в самолет и улетели в Нью-Йорк. Сильно вперед я не загадывал, но как-то само собой случилось так, что я здесь остался. Самое любопытное, что вид на жительство правительство США выдало мне достаточно быстро, признав «экстраординарной личностью» в области музыки.

Первые 6 месяцев я отдыхал от музыки, наслаждался городом и входил в новую для себя роль счастливого отца. А потом затосковал по концертам, репетициям, студиям — и как раз в это время случайно познакомился с Дмитрием (сыном эмигрантов из России), который играл на расстроенной гитаре и был скорее не музыкантом, а актером, игравшим в музыканта. По моему ощущению, это очень нью-йоркская история. Мы наспех сколотили электро-гаражный дуэт, и под именем Wow стали выступать по андеграундным клубам Манхэттена и Бруклина (легендарным и не очень). Потом мы пошли на Stratosphere, студию, о которой я давно мечтал, и записали там 5-трековый EP. На студии я познакомился с инженером Ацуо Мацумото, с которым работал над недавним альбомом Manicure «Восход» и веду еще несколько интересных проектов, о которых пока не имею права распространяться. Параллельно я стал развивать тему домашних лоу-фай-записей — так возникли альбом моей дочери Eva V. «Up», моя сольная запись «Milrock Instrumentals» и новый проект The Dayoffs.

Нью-Йорк — это большой плавильный котел, в который свалены таланты и проходимцы со всего света. Любопытно, что в рок-н-ролльной среде это проявляется так: в самых упертых стилях (трэш, хардкор и тому подобное) в большинстве своем играют местные (уроженцы, как правило, Квинса и Бруклина), а в более гибких жанрах процент приезжих из провинции (которые надеются прослыть модной бруклинской группой типа «кепка/усы/майка-алкоголичка»), «новообращенных» американцев и нелегалов очень велик. Казалось бы, отлично — интернационал, мультикультурализм, широта взглядов. Как бы не так! Над всеми косухо-конверсными бездельниками c гитарами и тарелками довлеет монолитный пантеон рок-богов, обязательный для слепого поклонения и подражания. Я не очень в курсе металлических дел, но условное инди, грубо говоря, делится на гараж (жанр квазиамериканский) и хипстерню. В гараже четкий порядок: Элвис, The Cramps, Джек Уайт. Легкие отступления позволительны, но только на полшага, иначе сразу выпадешь из системы координат «свой-чужой»… У хипстерообразных рецепт на пару унций сложнее: Nirvana, Joy Division, «Loveless», «The Dark Side of the Moon», «Abbey Road», Боб Дилан, Дэнжер Маус, 2 кубика сахара и побольше молока — знакомый вкус, не правда ли? Но, добавив сюда еще 15–20 значимых имен из мировой рок-энциклопедии, вы рискуете не только пересластить свой коктейль, но и превысить доступный лимит восприятия. Над всем этим, безусловно, парит пантеон неприкосновенных The Velvet Underground, Ramones и Sonic Youth.

Разговоры о музыке с местными вообще занятие не очень перспективное для поклонника британской и немецкой сцен. Про The Fall ньюйоркцы «конечно, что-то однажды слышали», а Kraftwerk — это «те, кто изобрели брейк-данс для роботов?». Опускаешься на уровень глубже (Two Lone Swordsmen или D.A.F., например) — сталкиваешься с полным непониманием и отсутствием интереса («зачем нам D.A.F. — у нас свои Suicide есть»). Причем ситуация в других областях искусства такая же, если не хуже. Меломаны-эрудиты, конечно, встречаются, но они в безнадежном меньшинстве.

Найти партнеров для долгосрочных проектов в подобных условиях человеку с европейским менталитетом представляется непростой задачей. С другой стороны, проблема акцента в городе, где вопрос «откуда твой акцент?» совсем не обидный (так как он есть у всех), отпадает сама собой. Вообще, Нью-Йорк сам по себе город очень музыкальный. Он вдохновляет каждый день. Я слышу музыку в шумах его подземки, геометрии Манхэттена, зелени парков, многообразии этносов, вое пожарных машин и тишине круто рвущих вверх над Ист-Ривер боингов. В местных студиях творилась история поп-музыки, и это чувствуется, когда ты находишься в их стенах. Нью-Йорк — это то, чего мне всегда не хватало. По крайней мере, сейчас я так чувствую.

Конечно, здесь пришлось начать все с нуля, хотя, к моему удивлению, я встречал людей, знающих Punk TV, и видел диски своей бывшей группы в местных магазинчиках. Впрочем, особых иллюзий я не испытываю, я просто хочу продолжать транслировать свое мироощущение в записи артистов, с которыми работаю. Мне хочется создавать свою музыку без мыслей о ее продаже. Что нужно сделать, что бы безбедно существовать здесь за счет музыки? Написать «Jingle Bells» или «Last Christmas», а затем проследить за тем, чтобы ваши авторские права не нарушались».

Роман Дагнер

Переехал в Италию из Латвии, играет в шугейз-группе Human Colonies

«Я переехал в Италию один в 20 лет из Латвии, где родился и вырос (у моей семьи русско-украинские корни). Это было вполне взвешенное и обдуманное решение, так как я не видел особых перспектив ни в плане творческого развития, ни в плане карьеры у себя на родине (я учился в университете плюс активно занимался фотографией на любительском уровне). Страна очень маленькая, и все сильнее росло ощущение какой-то замкнутости, потолка. Музыкой я начал заниматься уже здесь, так как у меня поначалу оказалась куча свободного времени, плюс я всегда был активным меломаном. В общем, так дело и пошло, купил гитару, год-два ушли, скажем так, на музыкальное самоопределение, затем я занялся поиском соратников. Это оказалось не так-то просто, так как Италия — это страна, которая очень традиционна во многих сферах. Я же хотел играть постпанк и шугейз, ну, по крайней мере, это было что-то вроде исходной точки. Групп, играющих в каких-то альтернативных стилях, здесь немного — будь то дримпоп, построк, хардкор, нойз, какая-то необычная электроника или что-то еще. Более того, за исключением крупных городов вроде Милана, Рима (и Болоньи — это уже исторически сложилось, хотя город относительно небольшой) здесь практически отсутствует такое понятие, как музыкальная сцена. Я живу во Флоренции и найти единомышленников оказалось сложно, для этого пришлось ехать в Болонью. Там жили музыканты, с которыми мы познакомились через интернет. Human Colonies образовались в начале 2013 года, в августе записали первый EP, и к концу этого года планируем выпустить дебютный альбом. Со своими будущими одногруппниками я подружился очень быстро, сейчас мы практически одна семья.

Конечно, уровень жизни в Италии не такой, как в Латвии и России. Здесь вполне реально работать неполный день и совмещать это с занятием музыкой. Если снимать комнату (около 300 евро в месяц), то можно очень неплохо жить, если снимать квартиру (500–600 евро в месяц), то будет труднее, но все равно вполне можно потянуть. Я работаю на ресепшене в гостинице, почти половина зарплаты уходит на аренду однокомнатной квартиры, 300–400 евро на прочие расходы, остальное — на музыку. Говорят, что в Скандинавии или, скажем, Канаде в этом плане лучше. Зато в Италии отличная кухня, погода и вино.

Если говорить о разочарованиях, то проблема Италии кроется в менталитете самих итальянцев и в отсутствии поддержки музыкальной культуры в широком смысле этого слова. Здесь много молодых ребят, которые занимаются музыкой, но у них очень традиционные вкусы — либо это очень банальный хардрок, поп-рок или поп (ну или брутальный металл разной степени тяжести), либо итальянские барды (эта традиция здесь невероятно сильна до сих пор после бурных 60–70–80-х). Для тех, кто попадает в эти рамки, всегда найдутся какие-то клубы и площадки для концертов и так далее, всем остальным придется хуже. Конечно, я не говорю о группах, уже достигших широкой известности (скажем, Verdena, Soviet Soviet, Tre Allegri Ragazzi Morti, Giardini di Mirò). Итальянские клубы, организаторы мероприятий в целом не очень заинтересованы в том, чтобы у них выступали какие-то молодые группы, играющее что-то свежее и необычное. И уж тем более они никак не помогают начинающим командам, а если и позовут — то отношение к вам будет не такое, как, например, в Англии или Германии. Простой пример — мы получили кучу отличных рецензий на наш первый EP из самых разных стран, но только две из Италии (это притом, что мы, конечно, считаемся итальянской группой, я — единственный иностранец). Парадокс, но это очень хорошо характеризует отношение итальянцев к местным музыкантам. Здесь, в отличие от многих других стран Запада, к музыке относятся не как к ремеслу, а как к хобби. Реально ли жить в Италии только за счет музыки? Это очень непросто. Если у тебя есть талант, везение и ты готов вкладывать в это деньги и время, то лет через 10 упорного труда может получиться жить только за счет этого. Но не раньше».

Михаил Шишкин

Уехал из Москвы в Австрию в 2011 году, куда к нему позже приехала вторая участница его группы Do I Like Gilgamesh

«Я, вообще, уже лет 10 живу в кочевом ритме, год-два здесь, год-два там; сейчас, например, заканчиваю историко-культурное отделение Венского университета, пишу диплом на тему «Возвращение домой и смерть»; собственно, я специально искал факультет, на котором можно было про это написать. В данный момент Do I Like Gilgamesh — это Тая и я, она приехала в гости и поступила в Венскую консерваторию на оперное пение.

Насчет музыки в Вене: я здесь с 2011 года, и мы тут нигде ни одного концерта не дали — честно говоря, местная сцена не особенно заинтересовала, мы больше на себе зациклены; ходили один раз на «экспериментальный авангард», как я это называю, какое-то альтернативно-модно-андеграундное типа-фолко-шумо-психоделическое мероприятие. Ну в одном углу кассеты, в другом пластинки продают, все модные какие-то ходят, пиво пьют, на экран инди-видеоигру какую-то проецируют про птичку, которая летает в каком-то лизергиновом сне, каждый может взять джойстик, поиграть; тут же какие-то группы играют, гитары у них там, все примочками увешаны, девушка в белом платье орет в микрофон нечленораздельные звуки, а парень ей, значит, на гитаре аккомпанирует какой-то нойз-рок. После них какие-то ребята играют авангард-джаз-нойз, потом парень за лэптопом тоже что-то делает… В общем, я домой пошел оттуда. 

У нас вообще своя специфика, мы совсем не музыканты, а так, прикидываемся — я по крайней мере. Я, скажем так, в принципе терплю поражение сразу по всем фронтам — нот и гармоний не знаю, бог с ними, это сейчас не так нужно, но я и в технике звуковой ничего не понимаю, у нас и семплера-то нету. Я никакой программой, кроме стандартной звукозаписи из Windows, в жизни не пользовался (там есть три эффекта: добавить эхо, перевернуть задом наперед и увеличить громкость, думаю, они в целом на меня сильно повлияли). Раньше я записывался на мобильный телефон, но недавно собрался с духом и купил такой микрофон на палочке. Когда я в 15 лет записывал акустический блэк-метал, такой микрофон хорошо зондировался прямо в деку гитары благодаря своей форме. Это был дисторшен.

Поэтому мы тут в определенного рода музыкальной и идейной изоляции, но не думаю, что это связано с пребыванием за границей, а скорее с пребыванием тут в целом, если вы понимаете, о чем я. Моим идеям вообще все равно, где живет мое тело, влияние обстановки минимально.

Еще мы общались тут с хиппи-фолкерами, у них все четко: контрабас, скрипка, колесная лира, играют и танцуют старинные народные танцы по деревенским культурным центрам, и так далее. Они нам даже на одном треке (кавер на песню Александра Дулова «Грустные мысли») скрипку записали. А еще мы для нового альбома записывали «страну Дельфинию», нам нужен был небольшой хор, мы позвали разных знакомых, накормили их и попросили поаакать, никто ничего не понял, но вышло мощно, душераздирающе даже. 

А выступать, повторюсь, мы тут не собираемся, потому что выступление, на мой взгляд, все-таки для зрителей делается — для себя и так попеть можно, — и я вот не очень понимаю, что может австрийский зритель для себя вынести из нашего исполнения песен Новеллы Матвеевой или Ады Якушевой. Интересно же, когда не нужно заключать ни с кем новых культурных конвенций. Хотя у меня был один знакомый немец, который буквально фанател от песни Новеллы Матвеевой «Мальчик май», ходил и напевал ее на каком-то своем языке».

Оксана Родионова

Переехала в Италию в конце нулевых, основала там дарквейв-проект Xiu

«Музыкой я стала заниматься еще в детском саду. После окончания института пела на радио, озвучивала рекламу, пыталась сколотить группу, но не нашла единомышленников. Вскоре уехала из России, продолжив поиски единомышленников в Милане. Там я начала петь в странных группах, потом купила свой первый синтезатор Roland и сочинила первую песню. Точнее, это был просто инструментальный эмбиент-трек. Мне повезло встретить в Милане людей, которые поддержали мои композиторские попытки и научили пользоваться синтезаторами. Позже я начала концертировать по Европе с римской группой Newclear Waves. К тому моменту, как этот коллектив распался, я уже насочиняла собственного материала, которого хватало на полноформатный альбом. В итоге у меня вышло два EP на кассетах, один из которых был выпущен на немецком лейбле Aufnahme + Wiedergabe, а второй — на шведском Beläten (в сентябре на Aufnahme + Wiedergabe выходит мой первый лонгплей). Меньше года назад я организовала собственный лейбл, чтобы издавать на нем представителей электронной сцены Милана. Мне захотелось вывести в свет эту подпольную тусовку. Так получился сборник «Minimal Milan». Мои ожидания от переезда в Италию, скорее всего, подтвердились, если не сказать больше. На момент эмиграции я уже вообще ничего не ждала и ни на что не надеялась. Не думаю, что я продолжила бы заниматься музыкой, если бы осталась в России.

Хотя сейчас совершенно неважно, где ты находишься географически, интернет есть везде. Тем не менее, как показала практика, живое знакомство и общение с другими музыкантами реально помогает определиться с собственным направлением и понять, куда стоит двигаться».

«Уроды под водой»

Экспериментальный дуэт из Москвы, переехавший в Швецию