«В Катманду пустили слезоточивый газ, а я со сцены пела Pink Floyd»

• — Я помню, когда вы только появились, мне о вас рассказывали примерно в таком ключе: мол, это девушка чувака из On-The-Go, но не самого главного. Вы знали, что про вас так говорят, не мешало вам это?

Яна Блиндер: Ну я просто на тот момент встречалась с Гришей, мы жили вместе — и вообще я с On-The-Go общалась почти с самого моего прибытия в Москву. Я всегда понимала, что буду играть совершенно другую музыку. И поскольку Гриша барабанщик, я ему предложила поиграть с нами на концертах и сняться в нашем инди-фильме. Вот и все. Я никогда не думала, что мне вообще будут задавать подобные вопросы, наоборот, мне было приятно, что барабанщик такой хорошей команды сопровождает меня в начале моего пути. 

• — А вы сами вообще откуда?

Блиндер: Я родом из Ростова-на-Дону, но когда мне было три годика, мы с родителями эмигрировали в Испанию. И потом я жила в Европе и в Доминикане, и во всяких классных местах. Возвращалась, уезжала, возвращалась, уезжала, но последние шесть лет спокойно живу в России. И все это время я в основном занималась поиском людей, с которыми можно было бы писать музыку.

• — Почему ваши родители эмигрировали?

Блиндер: Каждый член моей семьи — это целая очень странная книга: драма и фэнтези. И в общем, они живут соответствующе. Моя мама, например, провела полжизни в Индии, в Непале и занималась паломничеством. Моя бабушка — тоже очень сильный человек, который всю жизнь стоял на сцене. Короче говоря, у родителей была нестабильная ситуация между собой, а еще они чувствовали, что в России будет что-то страшное. И мы уехали в начале 90-х. А потом вернулись, потому что бабушка поняла, что лучше России нет места на земле. И я поехала с ней.

• — А музыка как-то рано в вашей жизни появилась?

Блиндер: Да, я c 12 лет ей серьезно занималась и даже зарабатывала — это было уже в Испании. Если вбить мое имя в поисковиках, там очень много всего найдется: какой-то фри-джаз, какое-то техно, все что угодно. Я делала бэки для Amatory, например, — ради заработка. Работала в Marine Sound, это краснодарская большая студия. С ростовскими металлистами играла. Потом у меня была группа Back to the Roots, тоже очень странная история. Мы на транс-фестивалях играли, например. Как-то выступали где-то в Подмосковье — и отключили электричество: остались только барабаны и голос, а вокруг просторы лесные психоделические. И я просто начала петь сверху, импровизировать на испанском языке — а потом мы так и продолжили играть, уже чистую этнику: всякие греческие песнопения похоронные, испанские странные песни. А еще я в Непале играла блюз-рок с настоящими рокерами, в тот момент там происходила революция, маоисты захватывали Катманду; там пустили слезоточивый газ, а я стояла на сцене и пела Pink Floyd «Another Brick in the Wall».

• — А как вы в Непал попали?

Блиндер: Случайно. Просто приехала. И так получилось, что попала на многотысячную толпу. Это был невероятный французский фестиваль Fête de la Music. Я там играла с группой Cobweb, это самая популярная группа в Катманду, в Непале и Индии. И я с ними даже турила. Мы ездили в джунгли, играли там для аборигенов и непальцев. Это было очень странно. Что еще… Была у меня группа Holdinside. В 16 лет я получила свой первый контракт с инди-лейблом из Испании, мы туда поехали и играли металл. Меня назвали лучшим металлическим голосом страны. Ну это просто ужасно было, мне кажется. При всем при этом я писала свои песни с семи лет на пианино, но мне страшно было их показывать. И только с Андреем все началось по-настоящему, только с ним я какую-то уверенность обрела. Мне никогда не было так хорошо. Я могу все что угодно делать. И я понимаю, что если завтра мы с Андреем полностью захотим изменить концепцию или сделать вообще другой проект, то все равно это будет искренне, это будет настоящее четкое самовыражение, а не безудержные поиски себя. Я успокоилась.

• — Как вы с Андреем нашли друг друга?

Андрей Рыжков: Мы познакомились в рамках проекта Three Colours of White. Яна там пела круто, но музыка была немного не той, что она сама хотела, — такое московское городское техно. А я сам из электронной среды, я и диджей, и ремиксер. И мы когда с Яной встретились, меня эта электронная музыка, честно говоря, уже задолбала. И Яну тоже. Вот мы и решили начать экспериментировать, смешивать разные стили. У нас же много ипостасей. Например, на некоторых вечеринках мы под именем Rave Duo играем песни Joy Division, The Dresden Dolls и прочих в своих обработках.

• — Первый ваш сингл назывался «Feva High», там еще в клипе примечательный узбек фигурировал. И по настроению это было несколько другое, чем сейчас.

Рыжков: Во-первых, у нас с узбеками в тот момент была очень тесная дружба, потому что мы пользовались услугами нескольких узбеков-таксистов. Главный персонаж в видео, Юсуф, — как раз таксист. «Feva High» — это песня про лихорадку, про то, как от нее избавиться при помощи разных «лекарств». Мы придумали историю про человека, который живет тем, что он Москве занимается частным извозом и пытается найти себе единомышленников в музыке. Причем к нему садится молодежь и он всем показывает свою демку. И вот к нему Дима Мидборн садится, девчонки там наши знакомые: Вера Уварова, ребята из Architects Music Group. И они все такие — фу-фу, нам не нравится, не нравится. И тогда он выдумывает себе каких-то воображаемых друзей, которые его приняли за своего, а в реальной жизни встречает Яну — и она ему помогает с материалом. Но эта песня у нас возникла немножко сбоку, на самом деле. Это не тот материал, который Яна Блиндер в целом делает.

• — Давайте тогда поговорим про вашу EP — это же тот материал? У вас там в названии кровь и вообще такая мрачная эстетика. А раньше были блестки, радость, единороги. Куда все делось?
  

Рыжков: Мы показали людям сначала «Feva High», они такие: «О, это Майя!» Мы показали им блестки и единорогов, они: «О, это блестки и единороги». Мы сейчас покажем им это. А потом еще что-нибудь покажем. И будем показывать до бесконечности. Дело в том, что мы делаем разное постоянно. У нас нет одинаковых песен. А что касается крови, так «Blood» и есть песня про кровь. Про такую месть человеку, который Яну подставил.

• — Основано на реальных событиях?

Блиндер: На самом деле да.

Рыжков: Знаете, у нас все песни получаются, когда Яна чем-то искренним делится. Вот почему ей было сложно свои песни показывать — они все основаны на личных переживаниях, а об этом тяжело рассказывать открыто. Здесь, конечно, кровь метафорическая, естественно, она там ни в кого не стреляла из пистолета. Но переживания такие были.

Блиндер: Мне нравится обложка тем, что там есть этот кровавый нимб. Я похожа на эльфа. Это очень важно, потому что я сейчас сижу на теме эльфов. Мы вот недавно начали играть с Андреем в настольные ролевые игры. И я выбираю постоянно эльфа. Мы в теме магии и фантастики очень сильно.

• — О чем там еще, кроме мести?

Блиндер: Ну, «Blood» не только про месть. Там идет речь о справедливости, святой справедливости. Когда сам человек может проучить себя.

Рыжков: Это одна из самых мрачных песен. Но опять же мы мрачность не воспринимаем в лоб. Вампиры, готика — это не про нас. Мы вот любим «Монти Пайтона», например. «Монти Пайтон» очень мрачный, но по-доброму. У них есть в фильме про смысл жизни такая песня: как мир огромен, как прекрасен, отдай нам свою печень, ты ведь все равно умрешь. Мы любим черный юмор. Вот есть еще песня «Desert». Она про пустыню, про поиски волшебства. Там цитаты из Сент-Экзюпери про маленького принца, он у нас приносит воду всем заблудившимся в пустыне. Там есть слова: «Когда я куда-то удаляюсь, я чувствую, что я, наоборот, становлюсь ближе». То есть там везде миражи, глюки и все, что происходит с человеком, когда его перегревает солнышко.

Блиндер: Потом идет «Bedroom Dance». Она про одиночество современных молодых людей, которые, вместо того чтобы куда-то ходить, сидят дома в социальных сетях, слушают там музыку, которая им нравится, думают, что они уникальны. На самом деле, если взять плейлист каждого человека отдельно, окажется, что они друг на друга очень похожи. Об и этом песня — человек, оставаясь один сам с собою, устраивает себе частную вечеринку в своей спальне, но на самом деле он мог бы выйти из дома и получить тот же самый опыт с другими людьми.

Рыжков: Еще есть песня «Love Can Be Blind» — про то, что люди часто оказываются не теми, за кого себя выдают. И еще «So Sad and Wrong», песня-обращение к любимому человеку; опять же личная история — люди обвиняют в своих неудачах весь окружающий мир, а дело-то обычно в самом человеке.

• — Вы же еще какой-то фильм сняли в Крыму к альбому. Расскажите, что это за сюжет? 

Рыжков: Мы собрали деньги с помощью Planeta.ru и поехали в Соколиное (село в Бахчисарайском районе Крыма. — Прим. ред.) снимать видео о том, как мы записываем альбом, — ну и заодно фильм, приключенческое фэнтези. Суть сюжета такая: мы собрались записывать альбом и расколдовать Гришу, превратившегося в йети из-за проклятия темного властелина, который хотел отобрать музыкально-магические способности у Яны. Ее спасает единорог по имени Снежок, который умеет телепортироваться и взрываться. В Соколиное мы отправляемся с заколдованным Гришей, чтобы его спасти, найти магическое зелье, по ходу фильма у нас там все крадут, все не получается… Сначала мы гораздо проще хотели снимать, но когда уже увлеклись, то на нем сосредоточили фактически все свои силы. 

• — Как вы бы свою музыку назвали?

Рыжков: У нас эстрадный инди-пострейв.

• — Но получается, что у этого пострейва есть какой-то почти просветительский пафос.

Рыжков: Когда уже 15 лет занимаешься музыкой, тебе иногда начинает казаться, что ты проводил время бессмысленно. Ну когда ты понимаешь, что у тебя тысяча треков, а их никто не слышал. От этого становится грустно. А когда ты видишь, что человек улыбается тебе в ответ, танцует, ловит ритм, который идет со сцены, это совсем другая история. Яна каждому концерту радуется, как празднику. На самом деле.

Блиндер: Неважно, сколько там людей: один, двести или пять тысяч. Я же дочка эмигрантов настоящих, я жила в не сосчитать скольких домах, много раз резко меняла место жительства. Но каждый раз, когда я умудрялась найти, с кем поиграть, и попадала на сцену, меня это делало самой счастливой на свете. Это божественно. Сцена для меня и есть дом. Там я чувствую себя в безопасности.