«Carrie and Lowell» Суфьяна Стивенса

Краткая версия для самых нетерпеливых читателей: 9.4, нет, он не лучше, но честнее «Illinoise», и это великий альбом о смерти, потере и любви. А теперь подробнее.

История музыки в целом, музыка нулевых и фолк-музыка знают много ситуаций, когда артисты пишут альбомы под впечатлением от смерти близкого человека. Из недавних примеров можно вспомнить душераздирающие «The Knife Play» и «People’s Key», отзывающийся тупой болью «Total Loss» и замаскированный под брейк-ап альбом «808’s & Heartbreak». Удивительным образом альбомы, предназначенные в первую очередь для самого музыканта, оказываются поворотными, экспериментальными, прорывными — и попросту интересными. С «Carrie and Lowell» происходит то же самое, но об этом говорить довольно странно, учитывая грустную историю его создания.

Кэрри, мать музыканта, оставила семью, когда Суфьяну был год. Чуть позже она вышла замуж за Лоуэлла Брамса — их брак продлился всего пять лет, но три раза маленький Стивенс приезжал к ним на лето. Потом было много всего, но с матерью они практически не общались — и те три лета стали для него главными воспоминаниями о ней. Она часто исчезала, страдала от депрессии, алкоголизма и шизофрении — и после ее окончательного исчезновения Суфьян вогнал себя в первое не без помощи второго и, видимо, был на волоске от того, чтобы впасть в третье. Теперь он поет обо всем этом, смешивая детские воспоминания с болью утраты, отвлеченные строчки про конец отношений и мастурбацию с признаниями о суицидальных мыслях, невозможность отпустить с принятием того, что у этой жизни есть круговорот. И все это — повторяя строчки и мысли, вспоминая географию детства и библиотеку молодости, но постоянно возвращаясь, возвращаясь, возвращаясь. К мыслям о том, что нужно было общаться с матерью чаще, к сожалению по поводу того, что этого не делал — но не только: в каком-то смысле, еще и к своему детству (впрочем, то, что Стивенс все еще похож на Маленького Принца, не перестает удивлять), и к корням.

После шуточного обещания написать альбом о каждом штате (про два, впрочем, он записал), после альбома-энциклопедии «The Age of Adz», после десятиминутных каверов на полузабытых КСПшников и собственных опусов той же длины, после песен в честь планет (и рок-оперы про Солнечную систему), дней недели, имен и апостолов, после вообще сложноописуемого чего-то о дороге из Бруклина в Квинс, после несколько безумного, но увлекательного хип-хоп альбома, названного в честь Сизифа, после даже второго альбома, посвященного восточному календарю — так вот, после всего этого нагромождения идей, отсылок, цитат, конфетти и блеска Суфьян возвращается к тому, чтобы просто сесть с гитарой и играть.

В отличие от многих других музыкантов, которым подобная эрудиция и творческая смелость иногда либо не к лицу, либо утомляет через какое-то время, Стивенс практически каждым своим альбомом попадал в цель — потому что кроме ума, включал еще и сердце. «The Age of Adz», как кажется, был лишен последнего — здесь же ум молчаливо уступает ему место.

В этом году уже выходила подобная терапевтическая пластинка, обнажавшая в музыканте человеческое — «Vulnicura» Бьорк говорила о куда меньшей, но не менее болезненной потере. Главное же отличие в том, что случай Суфьяна — это слишком человеческое: здесь меньше метафор и все говорится практически в лоб; перечитывая тексты этих песен, иногда практически невозможно удержаться от замирания сердца и неимоверной грусти. Конечно, Стивенс цитирует Саймона и Гарфанкеля, он похож на Эллиота Смита и Ника Дрейка, но он другой — «Carrie and Lowell» это диалог, в котором второй человек никогда не ответит и не факт, что выслушает, это песня о себе, просто в напоминание о том, что ты есть. Тем сильнее все идет в контраст с практически игрушечным синтезатором и мальчишеским голосом певца — в то время как Марк Козелек вспоминает усопших своим голосом сказителя, взявшегося за гитару и начавшего рассказ, Стивенс больше похож на испуганного ребенка, зашедшего в родительскую комнату, потому что он испугался темноты. В комнате пусто и никого нет.

«Carrie and Lowell» все-таки дарит свет — Суфьян приходит к тому, что жизнь продолжается и ушедшие воплощаются в других; так, по ходу дела, он упоминает дочку своего брата, находя, видимо, в ней утешение. Но все-таки это альбом и очень страшный — о том, что смерть перечеркивает любую возможность сослагательного наклонения: ты мог бы, но ты не сделал. Видимо, всем нам необходимо было пережить новую искренность, новых тихих, новую интимность — отголоски всего этого при желании (но у автора текста его почти нет) можно найти в альбоме, который возвращает нас к чему-то вечному. В мире, где правят балом современные последователи Джойса и Гомера, должен оставаться и свой Китс. Сам Стивенс говорит, что в последнюю очередь хотел бы быть сейчас новатором — он просто поет о себе. Возможно, не каждый, сталкивавшийся с потерей, почувствует то же, что и он — но если это произойдет, то это будет ваш любимый альбом.

Дорогие читатели, позвоните, пожалуйста, своим близким.