«Долгая счастливая жизнь» За и против

Молодой человек с поэтическим именем Александр Сергеевич (Яценко) строит где-то на Северо-Западе фермерское хозяйство — пока на картошке, но с прицелом на свиней. Каждый вечер засыпает под шум реки, а по выходным вдобавок в объятиях блондинки (Котова) из местной управы. Когда чиновники предложат ему освободить занятую территорию в обмен на компенсацию, он сперва даже обрадуется. Но работники фермы, живущие в соответствии с русскими архетипами, воззовут к совести «хозяина» и потребуют встать на защиту земли-кормилицы от пришлых ворюг, если надо — с оружием в руках.

Есть что-то парадоксальное и в то же время очень понятное в том, что Борис Хлебников, вроде бы самый мягкий и интеллигентный в своем поколении мягких и интеллигентных режиссеров, одновременно единственный из них раз за разом ставит остросоциальные, не понарошку тревожные картины. Задуманная как вольный ремейк вестерна «Ровно в полдень», «Жизнь» в итоге выросла во что-то ровно противоположное. «Полдень» был о том, как американский человеческий дух побеждает обстоятельства, сценарий Родионова и Хлебникова — о том, как российские обстоятельства подавляют, сжирают дух, оставляя от него лишь скелет отчаянного упрямства. Автор зачем-то позаимствовал название то ли у Шпаликова, то ли у Летова, а вполне мог не ходить далеко и назвать «Русская жизнь». Или даже просто — «Жизнь». Первые минут двадцать не случайно напоминают картины народного режиссера Астрахана: это его, астрахановская вселенная тут впоследствии начинает выворачиваться наизнанку; все будет плохо. То, что в кривом зеркале выглядит утешительной комедией, в обычном — а Хлебников с оператором Костомаровым еще и вытирают его влажной тряпочкой — оказывается не трагедией даже, а каким-то бесконечным тупиком. И трудно сказать, вина ли то экономного стиля Хлебникова — или просто окружающего пейзажа (судя по последнему кадру, сам Хлебников винит пейзаж), что после этого кино возникает желание не хвататься за топор, как вроде бы должно быть, а поваляться под журчание реки на лужайке, желательно лицом вниз.

Каждый, кто долго ходил в вундеркиндах (а в кино так можно проходить лет до сорока), однажды делает шаг за бортик песочницы, чтобы сказать что-то по-настоящему громкое; тут важно, чтобы период ломки голоса уже миновал.

«Долгая счастливая жизнь» — первый взрослый фильм режиссера Бориса Хлебникова и драматурга Александра Родионова. Сельское хозяйство — это скучно, немодно и бесконечно важно; это то, что мы фотографируем, выкладываем в инстаграм, а потом жрем, — хлеб наш насущный, le pain quotidien. Интерес к этой теме заранее вызывает огромное уважение. Глубина погружения авторов в материал впечатляет (Родионов выдавал себя за фермера, чтобы узнать условия получения кредита, и ходил на съезд Ассоциации крестьянских хозяйств и кооперативов).

Однако в зале гаснет свет, и по ходу действия (героя-фермера просят освободить землю, он сначала соглашается на компенсацию, а потом начинает партизанскую войну) возникает и укрепляется ощущение, что подлинный, незамутненный интерес у авторов вызывает не «бесконечный тупик русской жизни», а, собственно говоря, феномен свиньи. О свиньях в творчестве Хлебникова — Родионова можно написать (и наверняка кто-то уже написал) небольшое (или даже большое) эссе. Свиньей звали девушку из «Свободного плавания»; «Ты свинья, я твое мясо ел», — говорил ей персонаж Александра Яценко. В «Сумасшедшей помощи» герой-белорус выручает деньги на поездку в Москву от продажи любимой свиньи. Игра в ферму позволяет упаковать свое упоение свинками в респектабельный фантик, подходящий и для берлинского конкурса.

Но шутки в сторону. Одна из главных проблем картины — герой в исполнении Алесандра Яценко. Это альтер эго Хлебникова и Родионова, вечный мальчик из «Свободного плавания» — и в «Долгой счастливой жизни» нам не предъявляют ни одной убедительной причины, по которой деревенские мужики должны называть его хозяином (ну, кроме того, что роль прописана в сценарии и на нее приглашен этот актер). Фермер здесь терпит крушение не потому, что русская жизнь — бесконечный тупик (хотя тут не поспоришь), а потому, что он занялся не своим делом и оказался не в своем фильме.

Вторая проблема «Долгой счастливой жизни», отчасти вытекающая из первой, — зияющие провалы в мотивациях героя. В связи с «Сумасшедшей помощью» не возникало вопросов, почему безумный инженер плывет к утиному домику, а милиционер разговаривает с воображаемыми собеседниками. Милая (или зловещая) придурь героев была оправдана внутренней логикой картины. Один из юных авторов «Сеанса» тогда написал, что все герои фильма — малыши; чистая правда. На территории инфантильного абсурда Хлебников и Родионов чувствуют себя уверенно — и заражают своей уверенностью зрителя. Как только речь заходит о взрослых проблемах (рейдерский захват земли, постройка птичника), как только на месте абсурдистского смещения возникает попытка реализма — из истории и героя начинают лезть белые нитки. Практически каждое действие Яценко вызывает недоумение: почему он делает то, почему он делает это? Единственное разумное объяснение поступкам фермера — боль от расставания с возлюбленной, секретаршей из управы. Она ушла, и он свихнулся; безысходность русской жизни, кажется, ни при чем. (И  да, какого черта Яценко вернулся с соседского пожара чистый, как новорожденный поросенок? — но это уже вопрос не про мотивацию.)

Любая новая волна начинает с ниспровергания «папиного кино»; новому русском кино уже больше десяти лет. Сегодня оно надевает папины кирзачи и делает вид, что идет копать картошку.