«В Иране женщины куда жестче мужчин»
Самая известная иранская художница и режиссер Ширин Нешат — о красоте, бойкотах, исламской симметрии, и о том, почему ей не нравится западный феминизм, Израиль и Обама, а нравятся — Тарковский, Эль Греко и Dior.
- Ваши работы почти всегда о женщинах — вы считаете себя феминисткой?
- Да, мои работы почти всегда посвящены женщинам, но я не уверена, что это определяет меня как феминистку. Мужчины делают работы о мужчинах, но их за это не называют какими-нибудь маскулистами. Моя работа — отражение меня, а я женщина. Моя эмоциональность и хрупкость — это женственные качества, но я думаю, что в моих произведениях, которые отличаются от работ мужчин и других женщин, хрупкость сочетается с невероятной силой. Это редко для женщины, и эту силу я применяю в каждой работе, которую делаю. А вот поэтичность и эмоциональность — это то, чего многие сильные мужчины стесняются. В моих работах женщины — победительницы, революционерки, они радикальнее мужчин. В нашей стране женщины куда жестче мужчин, хотя мы не стараемся быть как мужчины. Я воспеваю женскую силу не в западном понимании. Западные феминистки стремятся быть как мужчины или противопоставляют себя им. В Иране женщинам нравится быть женщинами.
- Есть большая разница между вашими старыми работами и фотопроектом «Не спрашивай, куда ушла любовь» для Фотобиеннале.
- Тут я впервые вышла за пределы исламской образности. «Не спрашивай, куда ушла любовь» — это заказной проект для оформления неапольского метро. Мне нужно было отразить самобытный характер Неаполя, и я обратила внимание на местный театральный андеграунд. Неаполь очень бедный город, но театр у них великолепный. Эти актеры неизвестны в Италии, но в самом городе они невероятно популярны. И вот я решила запечатлеть эту итальянскую театральность как дух Неаполя. Одновременно эта работа рассказывает и обо мне — о чужаке, который смотрит на итальянцев с их этой избыточной эмоциональностью. У меня на родине люди всегда держат свои чувства при себе. Вообще, в своих произведениях я стараюсь не проявлять эмоций, потому что они спрятаны внутри. Вам придется читать между строк, чтобы понять образы, которые я рисую. В работе для Неаполя, однако, я отказалась от этого принципа, потому что это произведение не обо мне, а о них, от меня здесь только черно-белая манера. Иногда для художника хорошо уходить с привычной территории.
«Не спрашивай, куда ушла любовь». 2012. Инсталляция.
- Вот вы говорите в одном из интервью, что красота не должна быть самоцелью, а должна быть политически и социально ангажирована, что вы имеете в виду?
- Для меня очень важно такое понятие, как мрак, тьма... Возможно, вы как раз это поймете. В русской культуре есть много того, что понятно иранцам. Духовность, поэтичность, меланхолия и грусть, мистицизм — все это есть у моих кумиров, таких как Тарковский. Для меня темная сторона мира не депрессивна, это просто повод для рефлексии. Иранцы невероятно поэтичны, для нас поэзия — это форма философии. Боль для нас неразделима с красотой, мы плачем, когда слушаем хорошую музыку, и читаем стихи так же естественно, как носим одежду. Это образ жизни, который возвышает тебя над обыденностью. Для меня как художника не существует идеально красивого, ему всегда сопутствует что-то грустное или страшное. Если вспомнить мой фильм «Женщины без мужчин», там была сцена, в которой проститутка Зарин идет в великолепный хамам, похожий на картину в стиле ориентализма. Но у нее анорексия, и она расцарапывает себя до крови, умываясь, так клишированный взгляд на одалиску в восточном хамаме сталкивается с реальностью. Грубо говоря, все мои работы — о смерти, но сделаны они изящно и аккуратно. Смерть у меня всегда красиво оформлена. Моя жизнь тоже не была безоблачной, но сейчас я в порядке, и своими работами я стараюсь отразить эту трагическую двойственность.
Вообще, в своих работах я постоянно обращаюсь к исламскому искусству, которое построено на принципах геометрии, симметрии, красоты и стройности. В персидском искусстве очень важен образ сада как символ рая. Идея совмещения изображения и текста — это тоже персидская находка. Исламская архитектура вся исписана изречениями из Корана, в миниатюрах тоже текст соседствует с рисунком. Минимализм и симметрия — это мои приемы, как и использование текста. Каково же было мое изумление, когда я через несколько лет после того, как начала снимать, поняла, что интерпретирую традиционные персидские мотивы.
- То есть это получилось бессознательно?
- Да. Видимо, интуитивно. Я ведь уехала из Ирана в 17 лет, потом лишь несколько раз приезжала туда. Но хороший художник — слуга своей интуиции. Иногда я использую слова на фарси, которые 20 лет не произносила, я даже не знала, что помню это слово. Я не очень начитанна, но мой язык очень поэтичный, и это так по-ирански. Над какими-то вещами в своей жизни мы не имеем власти.
- Сейчас в связи с политическими событиями многие художники призывают бойкотировать Россию и художественные события в России. Вы, как иранская художница, живущая за границей, наверное, часто сталкивались с осуждением по национальному признаку?
- Правительство не всегда представляет интересы народа. Не надо мешать народ и правительство. Странно было бы, если бы обо мне судили как о представителе Ирана, ведь иранское правительство против меня. Я не езжу в Израиль из-за их политики в отношении Палестины, но это не значит, что я обвиняю в этом всех израильтян. Сейчас очень сложный момент, который, я надеюсь, быстро пройдет. Вот мы слышали по радио, как Обама говорил, что военная операция в отношении Ирана — это не вариант решения проблемы. Как будто это когда-то было хорошим вариантом! Сами эти слова пугают. К сожалению, наши судьбы определяются этими людьми. Не могу себе представить, правда, за что можно ненавидеть Россию.
-
Кадр из фильма «Женщины без мужчин»1/4 -
Кадр из фильма «Женщины без мужчин»2/4 -
Кадр из фильма «Женщины без мужчин»3/4 -
Кадр из фильма «Женщины без мужчин»4/4
- Как вы думаете, вы будете еще делать проекты не на исламскую тему?
- Да вот недавно я сделала даже две такие работы. Одна — в Толедо, где жил Эль Греко, там евреи, христиане и мусульмане сосуществовали веками. Но я не стала брать эту очевидную тему про мультикультурализм, а сделала фотографии, вдохновленные работами Эль Греко. Еще один интересный проект мы сделали с Натали Портман. Это работа для Dior, очень экзистенциальное видео, совершенно вневременное. Эстетически это совершенно моя работа, но сюжет очень отвлеченный. Мне понравилось работать над такими заказами, они подталкивают воображение. Но сейчас я работаю над фильмом про египетскую певицу Умм Кульсум, это один из моих самых амбициозных проектов. Это главная музыкальная исполнительница мусульманского мира XX века. Религиозные и не религиозные, богатые и бедные — все любили ее песни. Известно, что она была гомосексуальна, она не была традиционной женщиной, у нее никогда не было детей. Для меня работать над этим фильмом — настоящая гордость и ответственность. Она была женщиной, которая была выше всех так называемых норм. Я тоже не традиционная женщина, и мой фильм — это способ почтить ее память. Автор книги, которая легла в основу сценария моего фильма «Женщины без мужчин», сидела в тюрьме несколько раз и сошла с ума, но она один из величайших иранских писателей. Я вижу свою цель как художника в том, чтобы рассказывать о жизни героических женщин.