Чтение на выходные «Flash Boys» Майкла Льюиса

Глава 2. Проблема Брэда

До обвала финансовой системы США Брэд Кацуяма мог убеждать самого себя в том, что не несет никакой ответственности за ее состояние. Он работал в Royal Bank of Canada (RBC), куда поступил сразу после учебы. Этот банк, возможно, был девятым в мире по размеру активов, но на всех ментальных картах Уолл-стрит он отсутствовал. Устойчивый и сравнительно эффективный, RBC вскоре стал известным благодаря отказу от искушения выдавать американцам безнадежные субстандартные кредиты или сбывать их невежественным инвесторам. Но руководство банка не понимало, насколько второстепенную роль играл он на рынке — американские финансисты вспоминали о нем только в редких случаях, если вообще вспоминали. В 2002 году, когда Брэду было 24 года, боссы направили его из Торонто в Нью-Йорк в рамках «большого толчка» — попытки банка выйти на Уолл-стрит. Печально, но этот большой толчок едва ли кто-то заметил. Трейдер, перешедший из Morgan Stanley в RBC, так сформулировал свои впечатления: «Придя туда, я подумал: «О черт, ну и дыра!» Сам Брэд рассказывает: «Канадцы не устают повторять: «Мы всегда переплачиваем американцам». Но они не понимают причины, по которой им приходится столько платить: никто не хочет работать на RBC — это пустое место». Это выглядит так, будто канадцы набрались смелости прийти на кастинг для серьезного школьного представления, но явились туда в карнавальных костюмах морковок. 

До того как Брэда направили в США в рамках большого толчка, он и не помышлял об Уолл-стрит или Нью-Йорке. Впервые погрузившись в американский образ жизни, он сразу же почувствовал, насколько тот отличается от канадского. «Все здесь било через край, — вспоминает Брэд. — За год я встретил больше агрессивно настроенных людей, чем за всю мою жизнь. Здесь жили не по средствам и ради этого влезали в долги, что поражало меня сильнее всего. Для канадцев долги были чуждым понятием, были злом. Я в жизни не был должником. Когда же приехал сюда, то услышал от риелтора: «С учетом того, чем вы занимаетесь, можете позволить себе квартиру за $2,5 млн». Я подумал: «Какого черта он мне тут втирает?»

В США даже бездомные были развращены. В Торонто после званых обедов в банке Брэд собирал оставшуюся еду в жестяные лотки с крышкой и отдавал ее бомжу, которого встречал всякий раз по дороге на работу. И тот всегда принимал еду с благодарностью. Переехав в Нью-Йорк, Брэд за день встречал бездомных больше, чем у себя дома за год. Когда его никто не видел, он собирал нетронутую еду, которая оставалась в огромном количестве после нью-йоркских ланчей, и нес ее бомжам. Брэд вспоминает: «Они смотрели на меня с таким видом, будто говорили: «Какого черта ему надо?» И я перестал так делать, поскольку мне казалось, что всем им было плевать на еду».

В США (Брэд это тоже заметил) от него ожидали, что он осознает свое отличие от других, о чем он в Канаде просто не задумывался. Пока рос, был просто одним из очень немногих детей-азиатов в пригороде Торонто, населенном белыми людьми. 

Во время Второй мировой войны его дедушки и бабушки японского происхождения были интернированы в концентрационных лагерях на западе Канады. Брэд никогда не упоминал об этом или о других расовых вопросах в разговорах со своими друзьями, и они стали воспринимать его почти вне расовой принадлежности. Отсутствие у Брэда подлинного интереса к этому вопросу превратилось в проблему только после переезда в Нью-Йорк. Озабоченное тем, что недостаточно использует этнокультурные различия, руководство RBC пригласило Брэда вместе с другими небелыми сотрудниками для обсуждения данного вопроса. На совещании они по очереди рассказывали о «собственном опыте работы в RBC в качестве представителя национального меньшинства». Когда подошла его очередь, Брэд заявил: «Честно говоря, я впервые почувствовал себя представителем меньшинства именно сейчас. Если вы и вправду хотите создать благоприятные условия для работы людей с этнокультурными различиями, то не надо обращаться с ними как с представителями меньшинств». После чего он ушел, а группа продолжила работу без него. 

Этот случай так же точно характеризовал Брэда, как и страну, где он теперь жил. Начиная с детского возраста, скорее инстинктивно, нежели осознанно, он сопротивлялся любым попыткам отделить его от людей, которых считал своими. Когда Брэду было семь, мать сообщила ему, что его считают одаренным ребенком, и предложила перейти в специальную школу. Он ответил, что хочет остаться со своими друзьями и ходить в обычную школу. В старших классах тренер по легкой атлетике хотел сделать из него звезду легкой атлетики (подросток пробегал 40 м почти за 4,5 с), но Брэд предпочитал командные виды спорта — и занялся хоккеем и американским футболом. Окончив школу лучшим в классе, мог рассчитывать на стипендию и поступление в любой университет мира. Кроме того, был готовым тейлбеком для студенческой команды по футболу и талантливым пианистом. Но в итоге он со своей подругой и товарищами по команде поступил в Университет им. Уилфрида Лорье, расположенный примерно в часе езды от Торонто. 

Окончив университет и получив награду как лучший студент, обучавшийся по бизнес-программе, Брэд начал работать трейдером в Royal Bank of Canada, но не потому, что очень интересовался ценными бумагами, а потому, что не представлял, чем еще сможет зарабатывать себе на жизнь. До этого момента, когда ему пришлось сделать выбор, он даже не задумывался о том, кем хочет стать, когда вырастет, или что может оказаться совершенно в иной обстановке, чем друзья, вместе с которыми вырос. Помимо ощущения востребованности собственных аналитических способностей, ему нравилось работать на торговой площадке RBC, поскольку она напоминала ему раздевалку его команды — еще одну группу людей, к которой он принадлежал. 

Окна торговой площадки RBC, которая располагалась в здании One Liberty Plaza, выходили на место, где раньше стояли башни-близнецы Всемирного торгового центра. Когда Брэд туда приехал, компания все еще занималась проверкой качества воздуха, чтобы выяснить, насколько безопасен он для дыхания. Со временем же они почти забыли о том, что здесь когда-то произошло, — и перестали замечать оставшуюся в земле воронку. 

В первые годы работы на Уолл-стрит Брэд торговал акциями американских технологических и энергетических компаний. У него было несколько смутных идей о том, как создать «идеальные рынки», и эти идеи сработали настолько хорошо, что его назначили руководителем департамента по торговле обыкновенными акциями, в котором работали около 20 трейдеров. На торговой площадке RBC действовало правило: «Кретинам вход воспрещен», и если соискатель работы разговаривал как типичный кретин с Уолл-стрит, ему отказывали, независимо от того, сколько денег он обещал заработать для компании. Даже бытовало выражение, характеризовавшее корпоративную культуру компании: «славный парень из RBC». И хотя, по мнению Брэда, оно звучало слишком уж по-канадски, но он сам и был таким славным парнем, поскольку считал: самый лучший способ управлять людьми — убедить их в том, что способствуешь их карьере. Он также полагал: убедить людей в этом можно, если ты на самом деле положительно влияешь на их карьеру. Подобные мысли естественным образом приходили ему в голову и казались очевидными. 

Если и было противоречие между тем, кем был Брэд Кацуяма, и чем он зарабатывал себе на жизнь, то он его не замечал. Он полагал, что работа трейдером на Уолл-стрит ни в коей мере не повлияет на его привычки, вкусы, взгляды или характер. И в первые годы это убеждение казалось оправданным. Просто оставаясь самим собой, он добился на Уолл-стрит большого успеха. «Cотрудники RBC в Нью-Йорке воспринимали Брэда однозначно как «золотого мальчика», — рассказывает его бывший коллега, — и думали, что когда-нибудь он возглавит банк». 

На протяжении всей своей жизни Брэд Кацуяма так или иначе доверял системе, а та доверяла ему. Именно поэтому он оказался совершенно не подготовлен к тому, что системе суждено было сделать с ним.

Проблемы у Брэда начались в конце 2006 года после покупки банком за $100 млн компании Carlin Financial, занимавшейся электронным трейдингом. Брэду казалось, что его боссы в Канаде слишком поторопились с покупкой Carlin, о которой они мало что знали, как и об электронном трейдинге. Он считал, что они поступили в типичной для канадцев манере — с опозданием реагировали на значительные изменения на финансовом рынке, а почувствовав, что надо действовать, впадали в панику. Один из бывших директоров RBC сформулировал это так: «Банком руководили ребята из Канады, не имевшие ни малейшего понятия о ходах и выходах на Уолл-стрит». 

После покупки Carlin им пришлось пройти ускоренный курс обучения. В мгновение ока Брэд оказался работающим бок о бок с группой американских трейдеров, которые были бесконечно далеки от корпоративной культуры его банка. 

В первый же день после слияния Брэду позвонила обеспокоенная сотрудница и шепотом сообщила: «У нас здесь ходит парень в подтяжках и размахивает бейсбольной битой, имитируя удары». Им оказался Джереми Фроммер, основатель и генеральный директор поглощенной компании, который был кем угодно, но только не славным парнем из RBC. Одно из его любимых развлечений состояло в следующем: он сидел, закинув ноги на стол, и быстро крутил над головой бейсбольную биту, пока какой-нибудь невезучий чистильщик обуви пытался навести глянец на его ботинки. Фроммер также любил примоститься где-нибудь на торговой площадке и громко размышлять вслух о том, кого могут уволить следующим. Вернувшись в свою альма-матер, Университет Олбани, чтобы поделиться со студентами секретами успеха, Фроммер заявил буквально следующее: «Мне мало того, что я лечу в бизнес-классе, при этом я должен знать, что мои друзья летят в эконом-классе». «Эмоциональный, эксцентричный и шумный Джерри совсем не походил на канадца», — рассказывает один из бывших руководителей RBC. «Я чувствовал себя в Торонто, словно за рубежом, — позднее вспоминал Фроммер. — Их культура отличается от нашей. Они очень вдумчиво относятся к операциям на Уолл-стрит. Это просто другой мир, и мне было трудно к нему приспособиться. Я чувствовал себя хиттером, который уже не может размахивать своей битой, как раньше».

Каждый могучий замах Джереми сильно задевал чувства канадцев. На первое Рождество после слияния он взялся за организацию корпоративной вечеринки. До этого рождественские корпоративы в RBC всегда проходили степенно. Фроммер же арендовал Marquee, ночной клуб на Манхэттене. «RBC никогда не праздновал в Marquee, — вспоминает бывший трейдер банка. — Все изумлялись: «Черт возьми, что тут творится?» Другой рассказывает: «Я зашел внутрь и понял, что не знаком с 90% присутствовавших там людей. Как будто оказался в лобби-баре отеля где-нибудь в Лас-Вегасе. Повсюду расхаживали полуголые девицы и продавали сигареты. Я ахнул: «Кто они все такие?!»

Фроммер привел с собой компашку, зараженную обычными для Уолл-стрит пороками, в старомодный канадский банк, который до того не был им подвержен. «Женщины в Carlin выглядели иначе, чем женщины в RBC, — рассказывает другой бывший трейдер банка, стараясь выражаться тактично. — Возникало впечатление, что их взяли на работу благодаря сексуальной внешности». Вместе с Carlin в банке появилась и «бойлерная». Ее под завязку заполнили внутридневные спекулянты. Одни из них имели судимости за разные финансовые прегрешения, другие должны были в скором времени отправиться в тюрьму за те же проступки. 

«Carlin была похожа на «лавочку», какой я всегда ее себе представлял», — вспоминает еще один бывший трейдер RBC. «Они были увешаны золотыми цепями», — дополняет другой. Все выглядело так, будто племя альфа-самцов с Уолл-стрит 1980-х годов наткнулось на машину времени и шутки ради, выбрав самую тихую и благовоспитанную канадскую провинцию, перенеслось туда. Сотрудники RBC приходили на рабочие места в 6.30, а парни из Carlin заявлялись около 8.30, и вид у них был явно помятый. Сотрудники RBC вели себя вежливо и сдержанно, а парни из Carlin — нагло и сильно шумели. «Они врали насчет своих связей с клиентами или сильно их преувеличивали, — рассказывает действующий трейдер RBC. — Типа: «Вот я заключил сделку с Полсоном [крупнейшим хедж-фондом Джона Полсона], и у нас все схвачено». Но ты звонишь в фонд и выясняется, что они лишь краем уха слышали про этого парня». 

По не вполне понятной для Брэда причине RBC настоял на том, чтобы весь департамент торговли американскими ценными бумагами переехал из офиса банка, расположенного рядом с бывшим Всемирным торговым центром, в принадлежавшее Carlin здание в Мидтауне, районе Манхэттена. И это очень беспокоило Кацуяму. У него сложилось впечатление, будто менеджеры в Канаде решили, что будущее фондового рынка принадлежит электронному трейдингу, хотя при этом они не понимали причины его появления или даже его смысла. 

Расположившись в принадлежавшем Carlin здании, сотрудники RBC собрались, чтобы послушать сообщение Фроммера о положении дел на финансовых рынках. Он стоял перед плоским монитором компьютера, висевшим на стене в его кабинете. «Фроммер поднялся и сказал, что сейчас на рынке все решает скорость, — вспоминает Брэд. — «Главное в трейдинге — скорость». Потом добавил: «Сейчас я покажу вам, с какой скоростью работает наша система». И велел сидевшему рядом парню за клавиатурой: «Вводи приказ!» Парень нажал Enter. Приказ тут же появился на экране, и все могли его видеть. А Фроммер повторял: «Смотрите! Смотрите, как быстро работает!!!»

Стоило парню за клавиатурой набрать название акции, как оно появлялось на экране, подобно тому как набранное письмо появляется на экране компьютера. «Потом Фроммер велел: «Давай еще раз!» И парень снова нажал Enter. Все начали кивать. Было пять часов вечера. Рынок уже закрылся, и ничего не происходило. Но Фроммер гнул свое: «Бог ты мой, это происходит в реальном времени!» А я поддакнул: «Черт, неужели это правда?!» Брэд же подумал: «Парень, который только что впарил нам новую электронную торговую платформу, либо не понимает, что его демонстрация технического мастерства бессмысленна, либо, что еще хуже, думает, что мы об этом не знаем».

Так уж случилось, что почти тогда же, когда Джереми Фроммер появился в жизни Брэда, американский фондовый рынок начал странно себя вести. Компьютеры Брэда работали нормально до того, как RBC приобрел эту, как считалось, передовую в сфере электронного трейдинга фирму. Теперь они вдруг перестали работать. Пока Брэда не принудили использовать технологию, принадлежащую Carlin, он доверял торговой информации на экранах своих компьютеров. Когда на экране появлялась информация о том, что на торги выставлено 10 000 акций Intel по цене $22 за штуку, это значило, что он может купить 10 000 акций Intel по цене $22 за акцию. Оставалось лишь нажать на кнопку. Однако весной 2007 года, когда на его экране появлялась информация о продаже 10 000 акций Intel по цене $22 за акцию и он нажимал на кнопку, предложение исчезало. За те семь лет, что Брэд проработал трейдером, он всегда мог взглянуть на экраны своих компьютеров и реально увидеть фондовый рынок. Теперь же изображение, появлявшееся на экранах, было иллюзией. 

Это стало серьезной проблемой. Основная задача Брэда в роли трейдера заключалась в том, чтобы служить посредником между инвесторами, которые хотели покупать и продавать большие партии акций, и открытым рынком, на котором объемы торгов были меньше. Если инвестор хотел продать 3 млн акций IBM одним пакетом, а рыночный спрос на них составлял только 1 млн акций, то Брэд покупал весь пакет и сразу же продавал 1 млн акций, а затем в течение нескольких часов искусно избавлялся от оставшихся 2 млн. 

Если бы Брэд не знал, что представляют собой рынки, то не смог бы рассчитать цену более крупного пакета. Раньше он поставлял ликвидность на рынок, но теперь, какая бы информация ни появлялась на его экранах, это никак не стимулировало его желания торговать. Будучи не в силах оценивать рыночные риски, он с меньшей охотой брал их на себя. 

К июню 2007 года проблема стала настолько значительной, что ее нельзя было дальше игнорировать. Случилось так, что Flextronics, производитель электроники из Сингапура, объявил о своем намерении приобрести Solectron, меньшую по размеру фирму-конкурента, по цене чуть ниже, чем $4 за акцию. Крупный инвестор позвонил Брэду и сказал, что хочет продать 5 млн акций Solectron. Котировки акций на New York Stock Exchange (NYSE) и Nasdaq отражали текущую рыночную ситуацию. Скажем, стоимость акций находилась в пределах 3,70–3,75, а это означало, что вы сможете продавать акции Solectron по $3,70 или покупать по $3,75. Проблема заключалась в том, что по этим ценам была выставлена заявка только на 1 млн акций. Крупный инвестор, пожелавший продать 5 млн акций, позвонил Брэду и предложил ему взять на себя риск продажи остальных 4 млн. Итак, Брэд приобрел акции по $3,65, т. е. чуть ниже цены на открытых рынках. Но стоило ему только переключиться на открытые рынки, информация о которых присутствовала у него на экранах, как цена акций тут же изменилась. Это выглядело так, будто рынок мгновенно прочитал мысли Брэда. И вместо того чтобы продать миллион акций по $3,70, как он предполагал, Брэд продал несколько сотен тысяч и спровоцировал небольшой обвал цен на акции Solectron. Как будто некто знал, что Брэд собирается делать, и отреагировал на его желание продать акции еще до того, как Брэд приступил к действиям. К тому моменту, когда Брэд закончил продавать 5 млн акций по цене намного ниже $3,70, он потерял небольшое состояние.