Канны-2014 День десятый: панк-молебен Звягинцева

У «Левиафана» невероятно мощный финал — и разрушительно трагический. Сейчас стало окончательно ясно, что жанр Андрея Звягинцева — трагедия, в нем он достигает высот почти античных. Невзирая на это, на выходе из зала я ощутил что-то вроде счастья. Просто потому, что в России, оказывается, может быть снято настолько совершенное и при этом настолько смелое кино. Перед этим фактом призы в Каннах, честное слово, вторичны. Поймут и дадут — прекрасно, не поймут и не дадут — не страшно. Лучше бы, конечно, дали, потому что тогда министерству Мединского уже нечем будет крыть, и придется выпускать фильм в российский прокат. Возможно, даже мат разрешат оставить. Насчет проката европейского можно не тревожиться: показы на каннском кинорынке прошли успешно.

Начать с заголовка. Метафизика метафизикой, библейские аллюзии на месте, китовый скелет на берегу Баренцева моря тоже смотрится эффектно, да только на самом деле Левиафан — это российская власть. Вся ее треклятая вертикаль, осиновым колом пронзающая любого, кто посмеет стать на пути или хотя бы испортить ей настроение. Менты — в смысле, полицейские — на каждом перекрестке, городской мэр, судья и прокурор, да и ласково улыбающийся лидер в рамочке на стене, а превыше всех — строгий иерарх РПЦ, наставляющий на путь истинный свою чиновную паству и неустанно напоминающий ей, что любая власть — от Бога. Такого откровенного и яростного обвинения церкви во всех беззакониях, творящихся в нашей стране, до сих пор не позволял себе никто. Точнее, почти никто, кроме нескольких девушек в балаклавах, получивших за это двушечку. Их акция цитируется в «Левиафане» дважды, хотя и очень деликатно, едва заметно. И уж конечно, это не случайность.

Звягинцев — не панк, но его фильм вполне тянет на молебен. Здесь, как и у Pussy Riot, форма у многих вызовет отторжение, а содержание покажется излишне плакатным, но на самом деле и акция в храме Христа Спасителя, и «Левиафан» находятся в том почти сакральном пространстве, где одинокое противостояние злу требует именно этого: вызова и прямолинейности. Хотя «Левиафан» — все-таки не эпатажная акция, а сложнейшее многофигурное полотно, населенное живыми персонажами, каждый из которых переживает свою драму, при этом захватывающе (но не картинно) красивое и суровое. Это новый рубеж для виртуоза-самоучки Михаила Кричмана, одного из самых блестящих российских операторов. Что важнее, это и лучшая картина Звягинцева. Возможно, поэтому здесь есть все то, в отсутствии чего режиссера дежурно упрекали его многочисленные критики: отличные диалоги, эротизм, юмор, изысканно нелинейная драматургия — ружей хватает, но в финале они выстрелят не так, как вы ждете.

Герои фильма — члены одного семейства, живущие в доме на берегу залива, чуть на отшибе, но все же невдалеке от центра северного приморского городка. На этот дом и покусился местный мэр: место козырное. Суд, разумеется, признал, что постройка незаконная и подлежит сносу, а стоимость земли определил в 600 тысяч рублей. Глава семьи зовет на помощь друга юности, адвоката из Москвы, который приезжает с папкой компромата на мэра: авось, удастся договориться полюбовно. Дальнейшее можно предсказать, исходя даже не из законов кинематографа, а из российских реалий. Местные князья не привыкли сдавать позиции, ведь они твердо знают, что их власть — от Бога. В какой-то момент даже кажется, что сюжет повторит прошлогоднюю «Долгую счастливую жизнь», но он, дойдя до кульминационного перекрестка, расходится по разным тропам, охватывая в череде скупых и точных сцен весь беспредел, творящийся в стране — не только сейчас, а на протяжении столетий. Пусть это прозвучит глупо, но если пришлось бы одним словом отвечать на вопрос «О чем «Левиафан»?», то ответ был бы прост: о России.

Типажи опознаются моментально. Добродушный рохля, любящий выпить в хорошей компании и не способный отказать знакомому, попросившему в неподходящий момент починить ему забарахлившую машину — Алексей Серебряков в своей, наверное, лучшей роли, парадоксально наследующей «Грузу 200». Скучающая и чуть презирающая мужа красавица-жена, смутно мечтающая о лучшей жизни где-то вдали от дома, — Елена Лядова, чей потенциал чувствовался еще в «Елене», но по-настоящему раскрыт здесь. Адвокат из столицы, хороший парень, чисто московский пижон и всезнайка — Владимир Вдовиченков, кладущий на обе лопатки свой былой суперменский образ. Анна Уколова и Алексей Розин — провинциальная молодая пара с чистыми намерениями и «Владимирским централом» в магнитоле. Наконец, мэр, лучший человек города, незабываемый Роман Мадянов, чей колоритный персонаж легко мог бы возглавить топ-лист лучших злодеев постсоветского кинематографа. Хотя весь ансамбль фильма поражает своей цельностью, концептуальной и художественной.  

Наполнив мир условного северного городка людьми и наметив штрихами готовое пожрать их всех чудо-юдо, Звягинцев бесстрашно обратился к тому, за что его пинают уже десять лет: духовности (слово, которое уже неуютно писать, не поставив в иронические кавычки). Где ей отыскаться, если все пространство и время заняты водкой, шансоном, несущим какую-то чушь телевизором? В развалинах старой церкви, где, собравшись у костра, подростки травят анекдоты, бренчат на гитаре и пьют пиво? В утешительных словах встреченного в магазине — в очереди за водкой, кстати, — батюшки, цитирующего отчаявшемуся герою Книгу Иова? Или попросту в смирении, ведь выбор элементарен: умри сразу или терпи пожизненно? Эта доктрина исключительно удобна российскому Левиафану, и фильм Звягинцева можно рассматривать как жест протеста против нее. Духовность в этом случае не имеет отношения к догмам любой религии. Духовность – это внутреннее напряжение, позволяющее не только проживать свою жизнь, но и осознавать ее. Рефлексия — тоже способ борьбы. Отказ от молебна в храме, где поклоняются Левиафану, — тоже молебен. 

Интересно, хватит ли у многочисленных российских цензоров ума и вкуса, чтобы понять, о чем на самом деле говорит этот выдающийся фильм. Еще интереснее, что они будут делать, если все-таки поймут. Тут же не только в мате дело, но и в явном национал-предательстве (то есть отказе от специальных розовых 3D-очков, которыми в последние месяцы полагалось обзавестись каждому патриоту). Ох не вовремя Звягинцев вылез со своей правдой-маткой. Или, подождите секундочку, может, именно он-то и вовремя?