перейти на мобильную версию сайта
да
нет

Фильм на выходные «Мой лучший год» Ричарда Бенджамина

Каждую пятницу Станислав Зельвенский, опираясь на собственную интуицию, выбирает хороший старый фильм, способный украсить выходные и помочь дожить до понедельника.

Кино

Фотография: Metro-Goldwyn-Mayer

«1954 год. Таких больше не делают», — сообщает время действия закадровый голос. Он принадлежит Бенджи Стоуну (Марк Линн-Бейкер) — Бенджамину Стайнбергу по паспорту — располагающему к себе молодому человеку, работающему младшим автором на комедийном телешоу. Гость ближайшего выпуска — Алан Суонн (Питер О’Тул), стареющая звезда фильмов плаща и шпаги, высоченный тощий ирландец с мерзкими усиками, знаменитый своим распутством и алкоголизмом. Бенджи поручают опекать Суонна — иначе говоря, следить, чтобы тот явился более или менее трезвым сперва на репетицию, а потом на прямой эфир.

Но как не пить при такой работе: Суонн извлекает бутыли виски практически из воздуха, и на него ежеминутно вешаются женщины всех возрастов. В перерывах между отключками он, впрочем, успевает дать юноше несколько ценных жизненных уроков, наконец сдвинувших с места его безнадежный роман, покатать его на полицейской лошади в рассветном Центральном парке, поужинать с его еврейской (и немножко филиппинской) семьей в Бруклине, упасть с крыши на пожарном гидранте и объяснить, что «нехорошо бывает дамам; мужчины — блюют».

Первый и лучший фильм Ричарда Бенджамина (чье величайшее достижение в любом случае — женитьба на Поле Прентисс) — ретро-комедия столь очаровательная, что еще немного, кажется, и понадобится инъекция инсулина. Золотые дни телевидения: работа по знаменитому адресу 30 Rock, циничные, но трогательные юмористы с причудами (один говорит о себе в третьем лице, другой общается с окружающими через посредницу и т.д.), метающая громы и молнии звезда шоу, «сигаретные девушки» в коридорах, хлопающие глазами ассистентки, энтузиазм только что взошедших на престол королей мира. Герой, выглядящий еще младше своих молодых лет и в повседневной жизни говорящий, как стендап-комик. Его возлюбленная в неброском, но точном исполнении Джессики Харпер — есть, например, чудесная сцена, где она пытается рассказать анекдот про утку. Его гениальные родственники. 

Все это работает, а не слипается в сироп, благодаря тому, что Бенджамин постоянно сохраняет легкую дистанцию — продекларированную временную, понятно, но и стилистическую. Персонажи «Года» и в своих репликах, и в поведении будто бы живут внутри комического скетча, который сами же и пишут. Это своего рода остранение: если неприятный тип в ресторане получает тут тортом в лицо, мы смеемся не потому, что это само по себе смешно (не очень, прямо скажем), а потому, что это должно быть смешно в заданной системе координат. Вершина этого метода — длинная финальная драка в прямом эфире, когда уже вообще непонятно, где начинается фильм и кончается реальность, которую он описывает.

И над всем этим безобразием парит, размахивая длинными руками, Питер О’Тул, который пришел как будто из другого фильма — и именно поэтому оказывается так кстати в этом. Суонн иностранец, он впервые работает на телевидении, он вообще не комик — хотя в нем больше комического, чем в любом из присутствующих. Или трагикомического — чтобы уравновесить его порочную клоунаду, можно не жалеть сентиментальных нот, и, будьте уверены, их хватает.

Алан Суонн был очевидно списан с Эррола Флинна (а молодой герой вроде бы с Мела Брукса, одного из продюсеров фильма), и так же очевидно, что Питеру О’Тулу несложно было готовиться к роли запойного алкоголика — хотя к тому моменту он уже несколько лет как бросил пить после тяжелейшей болезни. Но вместо того, чтобы налегать на реализм — сбивчивая речь, неровная походка и остальной джентльменский набор человека, играющего опьянение, — О’Тул сделал акцент на театральные, почти хореографические особенности этого состояния. В каждом пьяном есть немного от актера — что уж говорить о пьяном актере. Суонновскому опьянению свойственна царственная, барочная избыточность — он засыпает стоя, он падает плашмя, он стукается головой о стены, он словно танцует свою партию. О’Тул делает позор величественным, ни на минуту не давая забыть, что это позор — образ аристократического пьяницы, достойный лучших советских образцов: он только что стихи не декламирует. За Суонна гордость британского кино в очередной раз номинировалась на «Оскар» — и в очередной раз проиграла. Но, в конце концов, мало какому артисту и мало какой роли так шел проигрыш.

Ошибка в тексте
Отправить