«Она»: любовь, похожая на айфон

Это, конечно, один из самых важных фильмов года; может быть, и самый. По актуальности, по замаху, по амбициозности — притом что в кадре основную часть времени полтора актера и два интерьера. Спайк Джонз, впервые сам придумавший для себя сценарий, не стал мельчить с темой: чем станет (становится? стала?) любовь — и человеческая коммуникация в целом — в постфейсбуковскую эпоху.

В кадре неопределенное, но очевидно ближайшее будущее, вертикально подросший Лос-Анджелес (в сегодняшнюю Калифорнию врисован сегодняшний Шанхай), напоминающий огромный ТЦ, почти избавившийся от автомобилей в пользу поездов, эскалаторов и пешеходных галерей. Теодор (Хоакин Феникс), бывший журналист, занят более востребованной профессией: сочиняет в интернете за других людей длинные, проникновенные личные письма. То есть работает своего рода цифровым Сирано и, соответственно, сам несчастен — уже год переживает недооформленный развод с женщиной своей жизни (Руни Мара). 

Теодор обладает тонкой душевной организацией, усат, заправляет в брюки яркие рубашки без воротника. Джонз-футуролог не стал усугублять отчуждение латексными комбинезонами: в его будущем люди поголовно носят хлопковое ретро словно из секонд-хенда «все по 10 долларов», благодаря чему этот мир сразу выглядит неуловимо уютно и знакомо. Что касается гаджетов, они эволюционировали не в сторону мигающих в воздухе видеопотоков, а в направлении скромности и минимализма — зато идеально научились распознавать и воспроизводить человеческую речь. И не только: в продажу как раз поступает новая ОС, искусственный интеллект, способный развиваться. Теодор устанавливает себе новинку, та хриплым голосом Скарлетт Йоханссон представляется Самантой (привет от Саманты Мортон, которая полностью озвучила эту роль, прежде чем режиссер решил заменить ее на Скарлетт). Теодор быстро понимает, что наконец-то влюблен. 

Джонз не первый, кто заставляет человека увлечься гаджетом: скажем, еще 30 лет назад Марко Феррери снял похожую по фабуле картину «Я люблю тебя», где Кристофер Ламберт влюбляется в брелок, умеющий говорить эту фразу. Но особенность Саманты в том, что ее никак не назвать неодушевленной. Она бестелесна — но в остальном мало чем отличается от обычной девушки, и это позволяет Джонзу задавать сложные и неочевидные вопросы.

Саманта радуется и огорчается, увлекается и ревнует, читает книжки (очень быстро) и сочиняет музыку. Понятно, что она эмулирует запрограммированные эмоции так же, как задыхающийся от волнения голос, — но принципиально ли это отличается от поведения человека, выучившего, что в одних ситуациях положено грустить, а в других наслаждаться? Есть ли хоть какая-то разница между общением с Самантой и разговором по электронной почте или в соцсети? А с ситуацией, когда возлюбленная на год уехала работать в Австралию? Не полна ли история человечества романами между людьми, которые физически не могут быть вместе?

Несмотря на ностальгические флешбеки, которые то и дело возникают в голове Теодора (объятия в постели, барбекю с друзьями, вот это все), он довольно скоро приходит к выводу, что цифровое лишь в чем-то уступает аналоговому, зато превосходит его во многом. Саманта не погрузится в депрессию, не станет назойливой или, наоборот, отстраненной, не заболеет, в конце концов. Она помещается в кармане. 

Остается, разумеется, вопрос секса (и детей — но эту тему Джонз, к счастью, полностью выносит за скобки). Однако не остается ли он в том или ином виде почти всегда? Здесь есть что-то вроде эротической сцены с компьютером — которая полностью повторяет невероятное приключение Теодора в голосовом секс-чате с реальной женщиной (лучшая роль Кристен Уиг), только заканчивается удачнее. Соприкосновение с чужими телами, напротив, дважды приводит героя в смятение, поскольку влечет за собой неочевидные последствия.

Идея Джонза, кажется, больше и интереснее, чем пошлое соображение в духе «скоро мы все станем роботами». Технологии не меняют человеческую природу, а по-своему кристаллизуют то, что уже в ней заложено. «Ты не можешь справиться с настоящими чувствами», — упрекает его бывшая жена, узнав о Саманте. «Это настоящие чувства!», — возражает Теодор, и весь фильм демонстрирует, что это правда. Можно сколько угодно стонать, что интернет убил некое реальное общение, но разве не стали мы все в разы больше общаться? И разве эмоции, которые мы испытываем, ставя «лайк» или сочиняя возмущенный комментарий — какие-то специальные, пластмассовые, поддельные? Является ли человек, влюбленный в компьютер, непременно более одиноким, чем имеющий партнера из плоти и крови — и вообще, исходя из каких критериев общество определяет понятие одиночества?

Спайк Джонз едва ли знает ответы на все вопросы. Единственное место в фильме, которое кажется слабым, — это приоткрытый финал, в котором Теодор наконец вытаскивает рубаху из брюк. Он настроенческий, словно спущенный на тормозах. Но это, возможно, и честнее, чем какой-то драматургический кувырок. Технологии технологиями, человек все равно рано или поздно остается наедине с оглушительной пустотой. И как говорят в интернете, когда сказать-то и нечего, — это печально.