Премьера недели «Прогулка» Земекиса: Гордон-Левитт ходит по канату между башнями-близнецами
Станислав Зельвенский ищет (и находит) ответ на вопрос, для чего Роберт Земекис решил рассказать на большом экране историю канатоходца Филиппа Пети.
Улыбчивый молодой человек (Джозеф Гордон-Левитт), весь в черном и с дурацкой прической, стоит на смотровой площадке статуи Свободы, за его спиной на Манхэттене высятся башни-близнецы. На дворе 1974 год, парня зовут Филипп Пети, и еще до того, как он откроет рот и начнет рассказывать о себе, кокетливо сбиваясь на французский, мы знаем, что произошло: на рассвете 7 августа он перебросил канат между зданиями только что построенного Всемирного торгового центра и больше получаса ходил по нему на 400-метровой высоте.
Конечно, даже такой невероятный случай к XXI веку все давно забыли, но семь лет назад британский режиссер Джеймс Марш поставил документальный фильм «Человек на проволоке», который засыпали наградами, включая «Оскар», и посмотрели во всем мире. Секрет «Человека» — помимо чисто ремесленного мастерства — был прост: это идеальный голливудский сюжет, история, которой невозможно сопротивляться и которую вдобавок даже не надо было выдумывать, там уже было все необходимое. Главный вопрос к «Прогулке» Земекиса, соответственно: зачем она вообще нужна? И ответ на него двухчасовой фильм, надо сказать, оттягивает до последнего.
Сценарий написан по мотивам автобиографии Пети, которой пользовался и Марш, и событийная канва, естественно, осталась неизменной. Первые полчаса происходят во Франции со всеми вытекающими последствиями — кажется, нет в мире другой нации, с которой иностранцы так бы сюсюкали. В игрушечном Париже юный Пети убегает от смешных полицейских, дает среди багетов и аккордеонов (может, их там и нет, но кажется, что есть) уличные представления, в приемной у дантиста — даже в ней чрезвычайно мило — впервые видит в журнале проект башен и теряет голову. Параллельно он заводит роман с девушкой, которая поет на улице Леонарда Коэна по-французски (насколько милая, настолько и необязательная роль канадки Шарлотты Ле Бон), во дворе школы искусств (где же еще) находит друга-сообщника (Клеман Сибони, актер с самой французской внешностью из возможных). И наконец, получает бесценные уроки от чешского циркача на пенсии по имени Папа Руди — персонаж, которого даже Бен Кингсли не в состоянии сделать непохожим на сотни других киношных наставников, сварливых, но мудрых.
Гордон-Левитт специально для роли вроде бы выучил французский, хотя особой нужды в этом не было: для колорита то и дело проскакивает пара фраз, но герои тут же под смехотворными предлогами переходят на английский. А потом и перебираются в Нью-Йорк готовить трюк. В этой части фильм превращается в почти что триллер про ограбление — Пети нужно незаметно протащить на крышу ВТЦ кучу оборудования. Но саспенс, который в документалке рождался естественно, здесь выглядит по-голливудски наигранным: герои пучат глаза, потеют и ежеминутно кричат «Все пропало!», притом что ставки, вообще говоря, не очень высоки — едва ли они рискуют чем-то большим, чем ночь в кутузке.
Отдельно раздражает то, что Пети подробнейшим образом комментирует свои действия, словно сами по себе они недостаточно красноречивы, — все эти монологи о высокой мечте, упорстве и преодолении можно было бы вычеркнуть без всякого вреда. Гордон-Левитт держится молодцом — это замечательная роль как минимум в пластическом смысле, — но периодически возникает ощущение, что он не вполне понимает, кого играет, не может поймать характер собственного героя. Что любопытно, поскольку схожее ускользающее впечатление производит реальный Филипп Пети, человек болтливый и тщеславный, но, кажется, совершенно пустой. Не столько личность, сколько концентрированная воля, одержимость — было бы интересно, если бы Земекис сознательно развил эту тему, но он удовольствовался образом эксцентричного французика, отчего-то лезущего к облакам.
И все же — возвращаясь к вопросу о том, зачем сделана «Прогулка», — несмотря на все несуразности фильма, когда Пети делает первый шаг с крыши ВТЦ, вопрос отпадает: вот для чего. Джеймс Марш этого показать не мог, Земекис может — и есть смысл потратиться на IMAX или как минимум пойти на фильм в 3D-проекции. От финального отрезка дух захватывает в самом буквальном смысле. И символическое значение башен, которое режиссер подчеркивает с неожиданной деликатностью, добавляет этому головокружительному аттракциону мощную пронзительную ноту, наконец-то делает его одушевленным. В сущности, лучший способ распорядиться своим временем — это прокрасться в зал за полчаса до окончания сеанса: предыдущие полтора все равно никак не помогут понять этот странный и прекрасный поступок.