«Эти галеры не пристают к пирсу Брайтон-Бич»: интервью с Максом Покровским
Завтра в московском Yotaspace с группой «Ногу свело!» выступит Макс Покровский — ветеран российской рок-музыки, в прошлом году записавший первый англоязычный альбом. «Афиша» обсудила с Покровским поп-панк, Крым и продвижение в США.
- Поздравляю вас с недавно прошедшим 47-летием. Один журнал в день вашего рождения отозвался о вас в том духе, что вы продолжаете дело группы Sparks. Вы эту группу слышали, цените?
- Спасибо. Я слышал достаточно много альбомов Sparks и несколько лет назад был на двух концертах в Москве. Даже с ними общался после концерта, чего обычно не делаю. Не думаю, что я в состоянии комментировать это высказывание: во-первых, не могу сам про себя говорить, во-вторых, продолжатель дела — немного коммунистическая история. В данном случае обо мне говорили в хорошей интерпретации — я ни в коем случае не собираюсь противостоять такому подходу, он мне льстит. Раньше я слушал группу Sparks больше, сейчас слушаю меньше — но не значит, что люблю меньше. Время идет, узнаешь что-то новое.
- Что вам сейчас вообще в музыке интересно?
- Все. Какое-то время назад сильно увлекся электроникой самых разных жанров — даже не могу назвать имена артистов, потому что глубоко в клуб или андеграунд не уходил и не циклился на артистах. Пронесся галопом по Европам. Из совсем мировых знаю и люблю Daft Punk, которые уже сложно назвать электроникой, это безумно качественная талантливая поп-музыка. Не прошли мимо Infected Mushroom. Все поп-проявления электроники всегда были очень приятны — то, что делала Мадонна с Orbital, тот период, когда она ассоциировалась с Полом Окенфолдом. Через какое-то время я шатнулся в рок-музыку; это произошло благодаря Kasabian, на концерте которых я ни разу не был из-за занятости.
- То, что вы слушаете электронику, чувствуется на последнем альбоме «Ногу свело!». А вот на вашем американском альбоме «Max» вообще звучит поп-панк. Это-то откуда?
- Вы знаете, все настолько перемешалось… Раньше я как Макс Покровский выпустил весьма электронную песню «Шопинг». В разные годы я работал с разными продюсерами и разным продакшеном. Альбом «Max» делался в Лос-Анджелесе с разными продюсерами, кроме пацана по имени Шон Гулд, который сделал песню «Съешь мое сердце». Но она не вошла в альбом «Max», а вошла в альбом «Ногу свело!». Туда, как вы верно заметили, вошли панк-песни — вот в этом направлении я работал в этот период. Расширять поле своей деятельности было, во-первых, сложно, во-вторых, в рамках этого альбома весьма опасно. Как «Ногу свело!» мы можем себе позволить процент эклектики и полистилистики, а в альбоме американском не можем.
- Что значит «не можете себе позволить»? Вы сами себе эти рамки устанавливаете?
- Поскольку альбом делался как интернациональный, и в определенном смысле я неизвестный артист… То есть понятно, что для русскоязычных я известный артист в рамках группы «Ногу свело!». А если ты делаешь альбом как неизвестный артист, потому что тебе просто «забавно попробовать», то это глупо. Так никто не делает на рынке. Я имею в виду эту полистилистику.
Клип Макса Покровского в англоязычном амплуа «Max» на песню «My Name Is Dick». Такие тут шутки
- Вы в целом много думаете о рынке, рассуждаете в экономических терминах?
- Да, мне просто это было нужно. Я сделал три вещи благодаря этому альбому: во-первых, открыл для себя потенциальную возможность выступать для американской публики, имея американскую англоязычную программу. Как только появится время, мы к этому вернемся. Мы в последнее время принялись гастролировать по Америке для русских, но у нас не было ни времени, ни возможности поработать для американцев. Никто не запрещает выступать в баре за $100, и никто не будет за эти $100 выступать, но деньги здесь не главное. Западные люди понимают, что артист работает не ради денег. Во-вторых, очень много песен из альбома «Max» перекочевали в альбом «Ногу свело!»: «My Name is Dick» с русскоязычными припевами и англоязычными куплетами. Vice versa, то есть обратная ситуация, с песней «Have a nice flight»: там куплеты по-русски, припевы по-английски. И третье — я наладил продакшен и познакомился с каким-то количеством людей. Некоторые стоят подороже, некоторые подешевле, с какими-то я хочу продолжать, с какими-то — чуть меньше. Это страница в закулисной профессионально-лабораторной производственной сфере, и она неинтересна непосвященному. Но в нашем цеху это большое событие.
- Вы рассчитывали в Америке выстрелить с альбомом «Fast Food Kids», где есть песни «My Name Is Dick» и «Sos» с припевом «S.o.s. in the ass»? Или это была проба?
- Конечно, это была проба. На выстрел можно рассчитывать, если вкладываешь в это серьезные деньги. Я не люблю употреблять это слово, но нельзя его не употребить. Нужны силы, время, присутствие на территории, где это теоретически может быть востребованным. Мы же 90% с лишним времени проводим в России. Четвертая положительная функция, которую этот альбом выполнил, — очень хорошо сказался на нашем концертном звучании. Такие песни, как «We Wanna Show» и «A Big Story of Little Lorie», — это для нас новый этап. Обязателен ли был для этого американский продакшен? Благоразумно ответить — нет, необязателен. Но поскольку он уже состоялся, оттуда взяли какие-то элементы.
- Следили за тем, как Лагутенко подавался на Запад?
- Я что-то слышал, но не вдавался. Знаю, что пацаны нормально прокатились, сотрудничали с очень сильно прокатной компанией. Но последнее, что я о них слышал, — пару-тройку месяцев они давали концерт в The Troubadour в Лос-Анджелесе. Пели на русском для русской аудитории.
- На самых ранних альбомах «Ногу свело!» вы тоже пели по-английски. Почему?
- Это было очень задолго до того, как я увлекся электроникой. Тогда все пели по-английски.
- В 1990–1993 годах?
- Уже немногие знают, что мы были участниками «Московской рок-лаборатории». «Матросская тишина» много пели по-английски, «Над всей Испанией безоблачное небо»… Это условное подразделение. Была замечательная группа «Амнистия» — пацаны шпарили по-английски. В те годы те, кто не знал английского, исполняли песни на псевдоанглийском. Так и мы. Ну и потом все-таки, как ни крути, он замечательно подходит для рок-музыки. Потом, когда стало развиваться в России это уродство, которое сейчас называет себя шоу-бизнес (оно формально и является шоу-бизнесом, но это не исключает факт уродства), когда стало все более активно заявлять о себе русскоязычное радио FM, стало понятно, что поющие по-английски не выживут. Никто же плохо не относился и не относится к русскому языку. Наш первый альбом «1:0 в пользу девочек» был целиком на русском языке. Одной из моих сильных сторон являлся и является русский язык для написания текстов.
Так группа «Ногу свело!» звучала в самом начале 90-х: влияние группы Pixies очень чувствуется (в самом лучшем смысле)
- А тогда что вы слушали?
- Всю жизнь люблю The Rolling Stones, обожаю Дэвида Боуи. Я очень неглубоко вошел в коллективы, которые мне в те годы рекомендовали пацаны из «Ногу свело!», но они не могли не оказать на меня влияния. Такие суперпацаны, как Pixies. The Sugarcubes мне намного больше нравятся, чем Бьорк сольно, при всей ее оригинальности. Я знал и слушал все это, но не запоем.
- Почему вам сейчас стало интересно продвигать себя на Запад?
- Это не стало интересно — это было с ранних лет. Другой вопрос, когда я смог себе это позволить. Чисто технически.
- А сейчас что вы имеете в виду под «позволить»?
- Найти две недели, скопить денег на билет. Я говорю утрированно, мы и три года назад могли скопить денег на билет. Но сейчас, во-первых, мы крепки в России, во-вторых, чуть больше стало понятно то, что время в обратном направлении ни для кого не пойдет в тот же самый 1991 или 1992 год. Я не брюзга, но тогда мы все были настолько горящие, настолько атмосфера той Москвы порождала лично во мне амбиции, что времени понадобится как минимум столько же. А несколько лет назад я поймал себя на страшной мысли — у меня в Москве практически закончились амбиции. Я тут немножко преувеличиваю — у нас выходит альбом, и основной нашей амбицией остается наша аудитория, которую мы очень любим. Но в данный момент круг интересов ограничился почти только этим. Безусловно, нам приятно посмотреть на реакцию в соцсетях, время от времени я хожу в телевизионный ящик, а то забудут. Я не думаю, что это важно в настоящее время, но если дозированно — почему нет.
- Что, по-вашему, плохо с русской музыкой?
- (Долго молчит.) Она вся cheesy. (Директор группы Лена смеется.) Почти вся. Безусловно, есть ребята, у которых нам, «Ногу свело!», есть чему поучиться. Скажем, такие пацаны, как «Слот»! Звучат очень прилично. Но, во-первых, таких очень мало. Во-вторых, я не очень понимаю текстовую составляющую: понятно, что подросток вопит вслед за ними, но я пока не вник. Вторая проблема — это две части одной проблемы: у нас нет рок-радио. Единственная радиостанция относительно крупная — это «Наше радио»; она не открыта к современному звучанию. Есть, опять же, какие-то сильные личности — я никогда не был фаном группы «Сплин», но некоторые песни этого парня сильны поэтически и не слабы мелодически. Но когда образовался «Сплин»?
- Но вы же участвуете в этой системе, играете по этим правилам?
- Играем, когда нас принимают в эту игру. Чаще всего не принимают. «Яйца Фаберже» как-то звучали, но «Ин100грамм» не взяли.
- Да, вы написали в соцсетях, что побоялись брать «из-за бухашки».
- Это была бы хорошая песня. Но дело в том, что радиодеятели сейчас очень зависят от страха своих акционеров, владельцев. Это было всегда, но сейчас ситуация вышла за рамки разумного. Если копнуть чуть глубже во времени, очень разочаровывают ситуация с альбомом «Бокс»: это самый сильный альбом, на мой взгляд. В те годы в группе страдал и менеджмент, и дисциплина, и все прочее. В данном случае дисциплина и менеджмент ни при чем. Я совершенно не против существования бизнеса. Одна из сторон проблемы — по какой-то причине в российской поп-рок-музыке не приветствуется хук. То есть, в принципе, музыка должна быть серой — не просто традиционной, не просто cheesy, а еще и серой. Любое яркое музыкальное произведение приводит радиодеятеля в состояние «зассала» (ударение на последний слог) — не проканает, главный выгонит. Но почему в других местах есть хук, а в этом месте хука нет?! Половину продакшена этих же самых «Яиц Фаберже» мне сделали в Лос-Анджелесе. Тогда мне задали вопрос: а припев-то там где? (Директор Лена смеется, Макс обращается к ней.) Тот рыжий ублюдок говорит: припева-то нет никакого! А Майкл вежливо молчал, потому что хотел денег.
- Если уж про радио начали — сейчас вовсю обсуждают тему с военной техникой на «Нашествии». Что вы об этом думаете?
- С какой техникой?
- Военной техникой. Не слышали ничего об этом?
- Нет.
- Если вкратце, на «Нашествии» сделают выставку военной техники. Пригнали танки и гаубицы, Макаревич отказался играть…
- Вы знаете, у нас несколько лет весьма условные контакты с этой компанией, которая организовывает фестиваль «Нашествие». Причины этого не очень понятны, но такой коллектив, как «Ногу свело!», не позволит себе слабость стремиться и предлагать себя на «Нашествие». Я считаю, даже после нескольких лет игнорирования, если бы фестиваль «Нашествие» гипотетически обратил внимание на группу «Ногу свело!», ему бы пришлось действительно доказывать (Пауза.) свое желание (Пауза.) видеть группу на этом фестивале. Сейчас я скажу совсем нескромно, но это факт, что признавали и сами организаторы фестиваля «Нашествия»: «Ногу свело!» — один из сильнейших концертных коллективов. «Ногу свело!» сделали достаточно много — если вспоминать и пипиську нашу многометровую, и мою езду верхом, — чтобы этот фестиваль запомнился. Организаторы требовали от нас сценического, визуального оформления. Вот мы на это пошли, потому что были и остаемся контактными ребятами. Что касается вашего вопроса — он застал меня врасплох, потому что я ничего не знал. Но моя первая реакция — лучше бы они продемонстрировали стринги, бюстгальтеры и перья, причем носимые не только женщинами. Я понимаю, что они сейчас увлечены военной техникой. Ну все дети любят в танчики поиграться. Когда-то они вырастают — вопрос только в том, когда это произойдет.
Последний на сегодня — недавно вышедший — клип «Ногу свело!» на песню «Масло»
- Вы не раз высказывались за однополые браки и вообще в поддержку геев. Как вы отреагировали на так называемый закон о запрете пропаганды гомосексуализма?
- (Молчит.) Я никогда активно не высказывался в поддержку геев, но мои слова не означают, что я сливаюсь с этой темы. Я все время говорил о том, что нечего этих людей трогать. Если они выбрали такой образ жизни, значит, это их право. Это я говорил в прямом эфире «Центрального телевидения» в частности. Для меня вся ситуация вокруг геев делится на три составляющих: первое — существование геев как таковых, второе — однополые браки, третье — усыновление. По первому нет никаких вопросов — просто отстаньте от людей. Вам нечего больше делать? Вторая составляющая тоже понятна. Если люди хотят узаконить свои отношения, быть наследниками друг друга, иметь общую собственность, общий счет — дайте это им, пожалуйста! Хоть со шкафом живи. Я имею в виду финансово-юридическую сторону. Третий вопрос для меня лично остается открытым. Я прекрасно понимаю, что обеспеченная пара может дать ребенку много в смысле воспитания, образования, счастливого детства. Но своим примером эта пара сподвигает ребенка. Это мое мнение. Здесь есть очень большое но: я не являюсь в этом специалистом и не знаю всех тонкостей, не очень хорошо знаю статистику. Может, я сейчас говорю очень смелые вещи, но окей — это только вопрос к самому себе, я ничего не утверждаю: … [зачем] контролировать рождаемость на земле войнами, когда можно геями? Людьми, которые столько сделали и делают для культуры, для поп-рок-культуры в частности, для клубной культуры, для электронной музыки. Откуда пошел хаус? Просто надо оставить людей в покое. На земле намного более серьезные задачи, чем возня по этому поводу. Что является пропагандой, тоже четко нужно определить: если геи хотят пройти парадом по улице Горького, по улице Тверской, я думаю, им можно это разрешить. Их нужно обязать за несколько недель повесить объявления — в такое-то время пройдет гей-парад. Кому не нравится, уводите своих детей. Будьте в курсе. И тогда это не будет являться пропагандой. Я, … знает, что думали эти депутаты, но логика такая.
- Вы не раз выступали на байк-фестивалях. Почему?
- Да потому что нас любят мотоциклисты и приглашают.
- Недавно в вашей группе в «ВКонтакте» был вопрос, почему вы не выступите в Севастополе на байк-фестивале.
- Потому что у нас будет отпуск.
- Я недавно ездил в Крым. Местные музыканты рассказывали, что концертов у них стало сильно меньше. Вы выступали там этой весной. Кто вас позвал, раздумывали ли вы — ехать или нет?
- Макс: (директору) Где мы были в последний раз?
- Лена: (набирает СМС): Мне как раз организатор его и пишет в данную секунду! В Крыму? 9 августа прошлого года. Сейчас? В Севастополе мы были. В «Бункере»!
- Макс: Точно. Знаете, если какой-то клуб нас зовет, если это клубный концерт, чего нам раздумывать? Это наша работа! Чем крымчане хуже всех остальных. Мы вне политики и… Меня сегодня спросили на «Москва 24» — этого в эфире не было: мы же знаем, что у вас родня в Днепропетровске. Я что, это должен скрывать, что ли? Во мне 50% украинской крови. Что же, я теперь должен этого бояться? В свое время болгар расстреливали за то, что они были болгарами. Здесь, в Советском Союзе. А сейчас я рад, что я езжу в Болгарию, и обожаю эту страну. Мог бы ездить туда раньше — и раньше бы ездил. Вот эта вся возня, конечно… А так — с удовольствием. Всегда с удовольствием. Абсолютно везде, в любую страну. Мне недавно написал человек один очень достойный (не называю его только потому, что не спросил, можно ли называть), что в Киеве очень соскучились по русскоязычной музыке. И вообще, мне недавно нужен был контакт один. Я позвонил Скрипке из «Воплiв Видоплясова». Олег со мной настолько нормально поговорил! Я ответил на ваш вопрос.
- Вы думаете о том, как себя подавать и продвигать? Выстраиваете ли имидж для Запада и России?
- Думки такие возникают, но так они и пропадают. Единственный рецепт для нас — это be yourself. Как только ты начинаешь думать и что-то пытаться предсказать, сразу становится как-то… Ничего не клеится. С другой стороны, это вовсе не означает, что мы не заморачиваемся. Так, как мы заморачивались с концертом в Театре эстрады, мало кто в Совке и вообще на земле заморачивался.
- В Америке вы рассказывали про концерт в Крыму? Если да, как там к этому относятся?
- В Америке всем в самом хорошем смысле этого слова по барабану. Если тебя видят как человека открытого, космополитичного, уважающего всех, толерантного, дающего высказывать всем свою точку зрения, то ты будешь принят всегда. Америка — это страна эмигрантов. Там нет агрессии! Ты русский, и что дальше? «А как ты относишься к тому, что происходит в Крыму и тому, что происходит?» Я им так говорю — ребята, это для меня треугольник. Я сейчас нахожусь в США, где сосредоточена часть моих профессиональных интересов. Я являюсь гражданином России, люблю свою страну и не собираюсь ее в угоду вам хаять. И я наполовину украинец — и не собираюсь в угоду никому хаять Украину и украинцев. Вот и треугольник.
- Бросить все, уехать и вложить силы в Запад — не было таких мыслей?
- Основная задача — это присутствие в России. Где ты присутствуешь, там ты и делаешь. Одно дело — мысли, а другое — их осуществление. Мыслей у меня вообще было много за всю мою жизнь, и еще, наверное, будут. У нас плотный гастрольный график здесь, в России. У нас будет отпуск, как я вам уже говорил. Кто-то проведет его в Турции, кто-то в Испании, а кто-то поедет на пару недель на галеры. Которые, слава богу, не пристают к пирсу Брайтон-Бич. Все-таки это немного другая страна.
Интервью