«Заноза» Найка Борзова: история создания альбома со слов очевидцев

Этот материал впервые был опубликован в июльском журнале «Афиша».

«Супермен»

Юрий Сапрыкин, журналист, куратор Пикника «Афиши»: На момент появления первых болванок с песней «Лошадка» уже было понятно, что это абсолютный народный хит. Борзов в мгновение ока стал молодежной рок-звездой, тем более что все предпосылки к этому у него были. Начиная c внешности, заканчивая песнями — точнее, конечно, наоборот. Та же самая «Лошадка», давно известная, по-новому зазвучала, появились новые хиты и так далее и так далее. Очевидно было, что Найк гораздо шире и глубже всей этой пост-мумий-тролльной гитарной поп-музыки. Он начинал все это делать раньше, чем вышел альбом «Морская». Вообще, в его биографии было много всего, что в это течение никак не укладывается: и группа «Х.З.», и в целом вся видновская музыкальная тусовка. Он сразу стоял как-то отдельно, а потом появилась «Заноза» — и все встало на свои места, при этом окончательно выпав из предсказуемой колеи.

Илья Шаповалов, гитарист группы Найка Борзова, соавтор музыки к «Занозе»: Разница между альбомами была существенная. «Супермен» — альбом, который мы достаточно быстро и не сильно долго думая делали. Вот песня «Верхом на звезде», например: вечером мы репетировали на базе, Найк пел вместо слов рыбу, а с утра уже принес готовый текст, и буквально через несколько дней мы все записали. «Заноза» была вся придумана на гастролях, в перерывах между переездами, в поездах, в очень быстром темпе. Но записывалось все при этом очень долго и спокойно — времени у нас на это было много, больше, чем у «Супермена». Да и вообще мы к этому подходили более творчески, скажем так. Задач никаких не было, никто никаких рамок не ставил, и мы были в свободном полете.

Найк Борзов, музыкант: Я не планирую так, чтобы два альбома были непохожими. У меня такой характер, что мне не нравится делать то, что уже делал, говорить то, что уже говорил. Поэтому я все время меняю некую форму: мне нравится быть водой.

Олег Нестеров, лидер группы «Мегаполис», продюсер, глава лейбла «Снегири»: На «Супермене» были более яркие песни, более очевидные и отшлифованные временем. Песни же с «Занозы» писались за меньший срок. На «Супермене» мы сначала записали синглы: «Верхом на звезде», «Последнюю песню» — все, что потом пошло на радио. А летом 1999 года приступили к записи альбомной части — там как раз была задача все перемешать и не идти ни на какие компромиссы, сделать очень отвязный продакшен. Помню, как я зашел в студию и просто первым делом перекрутил на комбиках все ручки.

Михаил Габолаев, музыкант группы «Мегаполис», сопродюсер записи: Когда были «Три слова», то это все писалось скорее на таком радостном энтузиазме. «Заноза» была намного серьезнее. Появился собственный состав, аранжировки другие стали, да и сами песни стали поглубже. Найк заматерел.

Тогда

Сапрыкин: «Заноза» возникла из ниоткуда, это отдельно стоящая, совершенно удивительная вещь. На этом альбоме были разломаны решительно все конвенции, которые существовали в музыке, условно связанные с «Нашим радио» и фестивалем «Нашествие». Там были песни по 8 минут, песни без гитар с одной только абстрактной электроникой, странные звуки, сюрреалистические тексты — там все было по-другому. Понятно, что в мировом масштабе это не бог весть какая революция. Но «Заноза» — название альбома очень подходящее — в контексте той поп-музыки воспринималась как нечто инородное, беспокоящее. Интересно, что вот даже применительно к самым хорошим музыкантам, связанным с русским роком, очень редко приходится говорить о каких-то серьезных артистических жестах, сознательных выходах за флажки. Интересно, что примерно в это же время нечто подобное происходило с Юрием Шевчуком, который, во‑первых, явно старался как-то разрушить свой образ барда-добряка, поющего про осень, а во‑вторых, пытался идти наперекор какому-то общественному вкусу и всеобщим ожиданиям, наперекор тому, как эта музыка вообще должна звучать. Вот и с Найком произошло ровно то же самое — это был сознательный и смелый артистический жест. Как и положено таким жестам, во многом непонятый и многими не замеченный.

Борзов: Она сразу стала получаться именно такой, какой ее потом увидели все: холодной, немного депрессивной. И песни подобрались в такую историю — даже не знаю, что в ней лучше, начало или конец. «Заноза» отражала мое внутреннее недовольство, какую-то несостыковку с реальностью и уход от нее. В конце я нашел некий выход — любовь спасает главного героя, и она же выливается в совместную смерть. На тот момент мне казалось, что смерть вдвоем — это что-то более интересное, чем жизнь.

Антон Севидов, лидер группы Tesla Boy, автор клавишных партий на «Занозе»: У меня было от альбома такое ощущение: бац, наконец-то в России обратили внимание не только на слова, но и на музыку.

Александр Кушнир, журналист, продюсер: Все кому не лень хвалят саунд альбома, но за год до этого у «Океана Эльзы» вышел альбом «Модель», где не было живых барабанов, только ­ритмбокс, — не буду говорить, повлияло это, не повлияло, но такое уже было. Поэтому для меня революции в звуке не было — я с этим уже сталкивался; хотя у «Океана» был уже практически синтипоп, а у Найка — нечто более деструктивное.

Сапрыкин: Что еще было важно по поводу «Занозы» — вот перед тобой человек, который слушает ту же музыку, что и ты. Который не просто пытается как-то подточить все это под радийный формат, чтобы Козыреву понравилось и чтобы люди в «Чартовой дюжине» проголосовали. Видно было, что последние десять лет вы с ним варились в одном и том же культурном котле, где были и Massive Attack, и построк, и лейбл Warp, и все на свете. Поэтому для меня «Заноза» была как разговор с очень близким знакомым, с которым много общего.

Настроения

Нестеров: У нас была презентация в клубе «Культ» — мы специально место выбрали очень тихое. В этот вечер случилось ужасное — это захват заложников на Дубровке. До сих пор эти два события у меня в голове сильно связаны.

Борзов: Как на нас 11 сентября повлияло? Думаю, так же, как взрывы домов в Москве. Стало страшно от того, что нами руководят маньяки и убийцы, для которых мы просто ошибка природы. Это сняло все маски — я и раньше все понимал, но такая степень цинизма была передо мной впервые. Настолько неприкрыто, специально, чтобы отвлечь и что-то навязать, отнять кусок свободы. Конечно, это повлияло на настроение альбома.

Сапрыкин: Мир устроен так, что для любой хорошей пластинки можно найти символическую аналогию или великую катастрофу, которая с ней совпала. Так же как «Птицу» писали в момент расстрела Белого дома, 4 октября 1993 года, так и с «Занозой» что-то подобное происходило. В этом, наверное, есть ощущение начала нулевых: какого-то тревожного, катастрофического времени, когда понятно, что старый мир ломается и трещит по швам. И начинает выстраиваться новая конструкция, от которой тоже ничего хорошего ждать не приходится. Красный туман, разреженный вспышками стробоскопов, как на концерте — презентации «Занозы», — такое ощущение и от времени, и от пластинки.

Детали

Борзов: Изначально на альбом должна была войти песня «Прозрачная» — и, когда уже шла финальная работа, я понял, что она себе места не находит: таких лирических песен на альбоме было уже довольно много. И я решил включить «Kingsize». Басовый рифф написал на квартире у друзей, еще был припев «Без тебя скучно — и с тобой скучно». Куплеты написал буквально в течение дня. Мы тогда покупали кучу аналогового стаффа — у меня вся квартира была завалена драм-машинками, синтезаторами; она, по сути, была превращена в студию. Я подумал в последний момент, что классно было бы эту историю рассказать от лица двух друзей. Как правило, в компании с другом такие истории происходят — первый, кто мне в голову пришел, был Дельфин. Буквально на следующий день я отослал ему свою демку — он еще через день приехал, спел; вот и вся история.

Нестеров: Тогда у меня возникли три принципа творческого акта. Не понимать, что происходит, — а мы точно не понимали, что происходит. Ничего не ждать — а мы ничего не ждали от «Занозы», мы не говорили себе: у нас должны быть три сингла, один в октябре, один в ноябре и еще один потом. Ни от кого не зависеть — и мы вообще ни от кого не зависели. Студия своя, лейбл свой, Найк — вот у него своя гитара, поесть тоже что-то находилось. Потом он гениально скажет в интервью одному журналу: «Я не голодаю, я просто не жру».

Борзов: Я ел очень много M&M’s в то время, очень удобная штука. И кофе — мог начать с него день и так и пить до вечера, забывая о еде. Вот рацион нескольких лет моей жизни. Но все устает, даже металл — наверно, это тоже одна из причин, по которой я ушел в тень, не самая главная, конечно. Но питаюсь я сейчас более правильно, чем тогда.

Шаповалов: В одной из песен у нас появился баян. Давно была мысль использовать его не в традиционной фолковой манере, а подойти к нему как к секвенсору или синтезатору. Мы скорее смеха ради решили попробовать — но он остался в «Приснится мне…». Было не очень просто его записывать, я себе мышцы накачал к концу записи.

Георгий Тоидзе, клипмейкер: Для клипа «Одна она» нам нужно было снять бескрайнее море. А где море в Подмосковье снять? Нигде. Но нам повезло: не в первый и не в последний раз горели торфяники, и озеро Сенеж затянуло туманом — и берегов не было видно. Была чудовищная экологическая ситуация, но для нашей творческой задачи это было идеально. Вдобавок еще и случился шторм, даже лодку мы не могли вывести на воду. Был то ли сентябрь, то ли октябрь, вода была холодной, но Найк надел гидрокостюм: так мы обратили все сложности в наши плюсы.

Сейчас

Шаповалов: Год назад я переслушал альбом и удивился — вроде бы все это и не устарело вовсе. Главное, что отвращения никакого не было, как это бывает иногда. Проходит время — и либо смешно уже, либо неохота это слушать, а тут мне совсем не стыдно за то, как это звучит сегодня.

Севидов: С одной стороны, можно жалеть о том, что «Заноза» не повела русский рок в другую сторону, с другой — видимо, это такая замкнутая экосистема: люди делают то, что хочет слушать публика. И запроса на что-то подобное «Занозе» не было.

Нестеров: До сих пор мне многие говорят о том, насколько важной для них оказалась эта пластинка. Так часто бывает, что, когда артист полностью выкладывается, ему требуется после этого большое время затишья. То есть земля должна полежать под парами, что, собственно, у Найка произошло с этим альбомом, — чем ты больше себя вычерпаешь до дна, тем больше времени нужно для того, чтобы что-то новое в тебя пролилось.

Борзов: После «Занозы» я исчез из поля зрения мейнстрима почти на восемь лет. Это была словно исповедь перед уходом в монастырь.

Кушнир: Сейчас Найк сидит в жюри конкурса молодых исполнителей на радиостанции «Весна FМ» и, как мудрый Борис Гребенщиков, выставляет баллы. Выходит группа, играет песню, а потом он говорит что-то вроде: «А, это у вас в стиле такой-то американской группы», — а я такую вообще не знаю. Он теперь такой доброжелательный мастер. Для меня у Найка было три этапа. Первый — с 1994 года, «Х.З.», Видное, «Инфекция»; второй — с 2002-го, герой «Максидрома», который толкается локтями с «Танцами минус»; а сейчас третий — уже такая благостность наступила.

Сапрыкин: Для меня было сюрпризом, когда мы начали обсуждать выступление на Пикнике, что у людей лет на 10–15 меня моложе это вообще какой-то культ. Ты произносишь слово «Заноза» — и в глазах сразу появляется какая-то особенная мечтательность, перехватывает дыхание. Я не знаю, насколько это повальная история в масштабах страны, насколько ностальгию по «Занозе» можно сравнить с ностальгией по ранним альбомам группы «Звери» или чему-нибудь из важных альбомов нулевых. Но неожиданно оказалось, что это серьезный поколенческий маркер. И, конечно, появление «Занозы» на Пикнике — это жест. Его смысл в том, что у Пикника сложилась цельная аудитория и у нее уже появились какие-то предметы для коллективной ностальгии. И вот один из них.

Пикник «Афиши» 2015: Земфира, Иван Дорн, Hot Chip, The Horrors, Кайза, «СБПЧ», Найк Борзов играет альбом «Заноза», The Gaslamp Killer, Муджус, Скриптонит; Коломенское, 25 июля. Билеты стоят 2700 р., купить электронные билеты можно в «Рамблер–Кассе» и других хороших кассах России.