Лесоруб Рэд (Николас Кейдж) и его подруга, художница Мэнди (Андреа Райсборо) живут посреди леса на берегу Хрустального озера в Тенистых горах: вдали от цивилизации, довольствуясь сюрреалистическими закатами, прозрачной водой, приятным обществом друг друга, книжками в жанре фэнтези и музыкой в жанре хард-рок. Идиллия подходит к концу, когда неподалеку разбивает лагерь небольшая секта под названием «Дети новой зари» — группа психопатов во главе с самозванным мессией Иеремией Сэндом (Линус Роуч). Иеремия, который считает, что Бог лично ему разрешил выполнять любые свои желания, кладет глаз на Мэнди. И вызывает наемников — отряд адских байкеров, спятивших после приема испорченного ЛСД.
Дело происходит в 1983 году, как и в предыдущем, дебютном фильме канадца Паноса Косматоса «По ту сторону черной радуги» — тоже психоделическом хорроре, но куда более непроходимом. Конкретно этот год важен для режиссера по каким-то личным причинам, но в целом его эстетические ориентиры будут понятны из любой произвольно выдернутой минуты — это музыка, книги, телевидение и, разумеется, кино конца 70-х — начала 80-х, в первую очередь фильмы ужасов, фантастика, фэнтези, дешевые кровавые триллеры.
В шоу-бизнесе не бывает случайных фамилий, тем более таких лютых: Панос — сын автора «Кобры», «Рэмбо-2», «Тумстоуна». В 1983 году, например, Джордж П.Косматос (давно покойный) поставил чудный маленький фильм «Неизвестного происхождения» про борьбу офисного работника с крупной и очень умной крысой, поселившейся у него в подвале. После очередного проигранного раунда окровавленный и уже явно спятивший герой залезает в одежде в ванну и глушит там виски из горла. В одной из самых эффектных сцен «Мэнди» — которая, впрочем, по большей части состоит из эффектных сцен — Николас Кейдж, грязный, в крови, в одних трусах и футболке с тигром (который позднее материализуется в фильме), дико рыча, выпивает литровую бутылку водки, припрятанную то ли им, то ли от него в бельевом шкафу. Зрелище страшное, смешное, а потом снова страшное.
Вообще, если попытаться составить мнение о «Мэнди» по пересказу, картинкам, даже трейлеру, оно с большой вероятностью будет ошибочным. Да, там есть Кейдж, выкрученный до предела и чуть дальше: 11 по десятибалльной шкале кейджести. Есть секс-гуру, похожий на стареющего перестроечного рокера из Вильнюса. Есть байкеры, потерявшие человеческий облик в самом прямом смысле, — дети Клайва Баркера, ЛСД и БДСМ. Есть дуэль на бензопилах. Есть отрезанные, оторванные, расколотые, как арбуз, человеческие головы.
Однако «Мэнди» определяет не это, а неторопливый, играющий на нервах, но и гипнотизирующий ритм. Текстура видеокассетного хоррора. Фильм приносит тому, кто к этому готов, не интеллектуальное, а в первую очередь чувственное удовольствие, его образы и звуки смыкаются над головой беспомощной, погрузившейся в транс жертвы, как воды Хрустального озера (важный топоним для хоррора, конечно). Имитация осязаемой, зернистой пленки. Как бы наивные игры с фильтрами, мультиэкспозицией, рукодельными спецэффектами. Безумные цвета — сто оттенков красного, от кислотного розового до густого кровавого. Тьма, словно поедающая экран. Мечтательные пейзажи, напоминающие обложки концептуальных альбомов с длинными гитарными соло. Всполохи анимации. Печальный и жуткий — синтезаторы с отзвуками хеви-метала — саундтрек Йохана Йоханнссона, по совпадению скончавшегося через считаные дни после премьеры.
И при этом Косматос — не Роб Зомби, не имперсонатор и не человек по набравшему популярность ведомству «вспомним 80-е». Его отношения с культурными пластами, которые он поднимает, далеко не безоблачные, культурная память — поле боя. Это психоделический фильм человека, который, кажется, искренне ненавидит психоделику, и потенциально культовое кино о порочности всякого культа, пусть даже альтернативного: самое беспримесное зло, как мы обнаруживаем, — вчерашние хиппи. И в конечном счете «Мэнди» со всеми своими отсылками — не столько стилизация, сколько галлюцинация, болезненное наваждение на заданную тему. Самые удачные моменты — секунды умиротворенной нежности в первой части, картины безумия и ярости в финале — дышат подлинной страстью и странностью, которую не позаимствуешь в старых фильмах, а можно только найти самому. Хотя, наверное, лучше не находить.
