— Прежде чем взяться за этот фильм, вы много знали о Дике Чейни и его окружении?
— Вы знаете, мне казалось, что я разбираюсь в теме более или менее, но когда мы начали погружаться в материал, я тоже был потрясен. Меня абсолютно поразило, насколько Чейни оказался дотошным. Когда он был у власти, он вникал в каждую деталь. Потребовал, чтобы его всегда ставили в копию всех президентских имейлов. Это особый вид гениальности, то, чем обладает Чейни, — гениальность бюрократа. Таким талантом может очень мало кто похвастаться. Может быть, вообще никто.
— Вас не удивило, насколько Чейни, судя по всему, манипулировал Джорджем Бушем-младшим?
— Да, но мы проделали огромное количество подготовительной работы, и я могу вам сказать с уверенностью, что первые пять лет правления Буша Чейни вертел им, как хотел. Потом складывается ощущение, что году эдак на шестом Буш-младший начал просыпаться. Есть известная история о том, как Чейни собирался бомбить Сирию. И тогда Буш сказал: «Стоп-стоп-стоп-стоп» — и попросил всех, кто был в комнате, проголосовать. В поддержку позиции вице-президента руку не поднял никто. Есть мнение, что это было концом власти Чейни, но первые четыре-пять лет правления Буша его влияние было практически безграничным. Даже Буш-старший потом сказал: «Если бы я знал, что Дик Чейни построит в Белом доме свою теневую империю, я бы не стал рекомендовать его кандидатуру своему сыну». Это цитата!
— Как вам кажется, во время правления Трампа фильм должен прозвучать особенно остро?
— Мы просто старались рассказать эту историю настолько честно, насколько это возможно. Актеры — Стив Кэрелл и Сэм Рокуэлл, Кристиан Бейл и Эми Адамс — придали этим персонажам человечности, думаю, это очень важно. Всегда хочется, чтобы зрители не просто узнавали из фильма фактическую информацию, а чувствовали что-то по отношению к его героям. Мы часто забываем, что важнейшие исторические события случается не сами по себе, а по воле конкретных людей. И мы просто представили этот фильм на суд зрителей, осознавая, что кого-то он чрезвычайно разозлит.
— После титров есть очень смешная сцена, в которой люди разных взглядов, как бы сказать, без спойлеровНе пропустите сцену после титров: там происходит потасовка между зрителями из фокус-группы, которые посмотрели «Власть» …
— Да, эта агрессия в обществе не сегодня возникла. Раньше было то же самое. Помню, я участвовал в марше против войны в Ираке в Нью-Йорке, и люди на нас орали, бросали в нас чем попало. А какой-то комментатор в эфире сказал, что, если ты не поддерживаешь войну в Ираке, ты не патриот Америки. Было столько отвратительного в обществе в том, что касалось дискуссии об этой войне. И да, отвратительное по-прежнему с нами — может быть, его даже стало побольше. Но эта нетерпимость и агрессия по отношению друг к другу копилась в обществе со времен Никсона.
— Вам кто ближе, Майкл Мур или Оливер Стоун?
— Не знаю — наверное, Майкл Мур… Не уверен. Мне очень нравятся фильмы обоих, но я надеюсь, что все-таки наша картина ни на какую другую не похожа. Безусловно, эти фильмы нас вдохновляли, тут даже обсуждать нечего — «Взвод» просто блестящий фильм. И Майкл Мур снял несколько потрясающих фильмов.
— Вы же с ним работали?
— Да, я был автором на его старом телешоу. Году эдак в 96-м, представляете? Оно называлось «Ужасная правда». Господи, давно это было. Мы друзья с Майклом, он мне нравится. Но наш фильм, конечно, совсем не похож на его работы. Если говорить о фильмах, на которые мы ориентировались, то я бы назвал «Паттон». Мне нравится этот фильм, потому что если вы придерживаетесь точки зрения, что Паттон был псих, — пожалуйста, это есть в фильме. Но и если вы считаете, что он был героем Америки, — это в фильме тоже есть! В картине оставлено пространство для обеих трактовок. И другой фильм, на который мы опирались (это странный, наверное, выбор, но нам очень помогла эта отсылка), — «Сид и Нэнси» Алекса Кокса. Потому что это история любви, как и у нас. Мне кажется, что Линн, жена Чейни, нуждалась во власти и безопасности, а Дик любил ее. А когда вы любите кого-то, кому нужна власть и чувство защищенности… Ну, как было у Сида, влюбившегося в Нэнси. Правда, она была наркозависимой… В остальном это похожие истории (смеется). И третий фильм, который нас вдохновил, — «Изумительный» Паоло Соррентино. Там такой словно неживой, напряженный главный герой-бюрократ, а вокруг него — целый сложный мир. Я подумал: «Хм… Это здорово!»
— Формула, которую вы нашли в «Игре на понижение» и снова применили здесь, — в сочетании комедии, информативности и отсутствии назидательности. Вы могли бы применить эту формулу к Трампу?
— Ох, ну не знаю, если бы я хотел снимать фильм про гигантский говношторм? У Трампа нет власти. Трамп — один из самых слабых людей, которых мы видели. Он статист, марионетка. Его потребность в одобрении окружающих, зависимость от чужого мнения, беспомощность абсолютно очевидны. А единственная причина, по которой он сидит там, где сидит, в том, что те, кто за него голосовали, хотели показать фак демократии, либеральным нормам. Поэтому его выбрали. Даже люди, которые его поддерживают, понимают, что он ходячая катастрофа. Даже моя мама и другие сторонники Трампа говорят: «Ну да… Мы все знаем…» Там нет никакой идеологии. Это, кстати, довольно завораживающе. Что в основе этого явления просто средний палец демократии. Я не знаю, о чем тут снимать.
— Моднее всего политическое кино было в 70-е. У вас есть любимый фильм этого периода?
— «Три дня Кондора», «Заговор «Параллакс»», мне еще очень нравился всегда Коста-Гаврас, «Дзета» — один из моих любимых фильмов. Ой, остановите меня, я же гик.
— Как вы придумали форму этого фильма? Очень свободную.
— Безумная форма вытекает из безумного времени, в котором мы живем. Мы не живем в эпоху чистого жанра. Нет больше чистой комедии или чистой драмы. Реальность вокруг нас нашинкована самым безумным образом. Я уже это говорил, но с удовольствием повторю. Момент, когда Дональд Трамп стоял в пострадавшем от пожаров лесу и сказал, что надо в следующий раз пройтись там граблями. Что это? Какой это жанр? Это гораздо смешнее любой самой эксцентрической комедии. И в то же время это по-настоящему пугающе. Как словно кто-то сильно ударился головой, но руководит страной, обладающей ядерным оружием. Какой это жанр?! Вот в этом жанре мы и хотели работать. Показать, насколько это безумно, когда президентом становится человек с десятилетним пробелом в трудовом стаже (десять лет в резюме Джоржда Буша-младшего — просто прочерк! Десять лет он не делал ни-че-го!).
— Ваш бэкграунд — комедия. Как вы сейчас вспоминаете это время?
— Как самое счастливое! В 1990-е и 2000-е, когда мы занимались комедией, не было ощущения, что мир настолько сошел с оси. Я надеюсь, что все немного успокоится, и мы вернемся в комедию. Мы тогда особенно не анализировали происходящее, просто смеялись так, что задницы болели.
— Вы с Чейни встречались?
— Он публичная фигура. И в то же время он обычный человек. Поэтому примерно за месяц до того, как засесть за сценарий, я пришел к нему домой и постучал в дверь. Он вышел в халате и спросил: «Чем я могу вам помочь?» Я ответил: «Я — Адам МакКей, хочу снять о вас фильм». У меня было с собой печенье, мы сели и обговорили. Он сказал: «Удачи, сынок, снимай обо мне что хочешь». И все подписал. Ну ладно, ничего этого не было.
— Печенье вас выдало.
— На самом деле, понимаете, юридически как только ты к нему обращаешься, фильм становится его авторизованной биографией. И дальше у него появляется контроль, он мог бы остановить нас в любой момент, сказать: «Так можно, а так нельзя». Поэтому мы выбрали другой путь: обезопасить себя самым тщательным фактчекингом, на какой были способны. Мы изучили абсолютно все источники, зная, что определенные сцены наверняка вызовут вопросы и претензии.
— Вас беспокоит реакция со стороны крайне правых?
— Нет, это неизбежно, мы же в Америке живем. Но я сказал бы им: «Ребята, посмотрите фильм, это же история успеха. Вы победили. Вы совершили республиканскую революцию. Почему же вы такие злые?!»
