— Этот год богат на фильмы о зомби, из самого очевидного можно вспомнить открывавший Каннский фестиваль «Мертвые не умирают» Джармуша, и, конечно, «Мы» Джордана Пила. Однако ваш случай особый…
— Да, если позволите, я вас тут перебью. «Малышка зомби» — не памфлет и не гневная филиппика в адрес растерявшей последние остатки совести буржуазии (при всем уважении к коллегам). Мой фильм довольно эскизный, и я намеренно абстрагировался от американского канона, убрав букву «е» в слове «зомби» («Zombi Child», оригинальное название фильма. — Прим. ред.). Это не зомби-эксплотейшн, в том смысле, что зомби тут не метафора, — вот мир катится куда‑то не туда, можно подумать, когда‑то было или будет иначе. Зомби — не палач и не жертва, а параллельная, поэтическая, пардон, реальность, триумф бессознательного. Буквально!
— Ну хорошо, но ведь подтекст у вас все равно имеется и довольно выраженный. Ваш фильм о колониальной вине и постколониальной расплате в том числе.
— Сегодня все идет с приставкой «пост-», это немножко раздражает. Ведь нет никаких до и после, есть только сейчас. Прошлое и настоящее — одно. Однако, как белый человек, принадлежащий к так называемой иудео-христианской цивилизации, я тоже пытаюсь осмыслить время, структурируя поток, расставляя плотины, — сама суть культуры, к которой я принадлежу, в том, что история делится на до и после пришествия Спасителя. А на Гаити совершенно иное восприятие Хроноса. Непрерывность жизни, но и смерти тоже, мертвые всегда среди нас, мертвые плоть от плоти.
— А важно ли верить в ритуалы вуду, чтобы снимать об этой культуре кино?
— Отличный вопрос. Перед поездкой на Гаити я задавал его себе. Верю ли я во все это и, вообще, верю ли я хоть во что‑то? Сегодня, после съемок «Малышки зомби», могу сказать, что отчасти да. Вера необходима, и я даже ее обрел. Вера — второе условие при столкновении с неизвестным. Ты принимаешь на веру его существование. Собственно, это азы толерантности, одного из трех столпов, на которых якобы зиждется Пятая республика.
— Почему якобы? И, кстати, цитаты из Жюля Мишле в лекции в начале фильма о том, что свобода и либерализм — хоть и однокоренные слова, но противоположные по смыслу, — это камень в огород нынешней политической элиты?
— Ну камень не камень, но либерализм, разумеется, предал идеалы революции, то есть свободу. Деконструировал «Liberté» «Liberté, Égalité, Fraternité» (рус. «Свобода, равенство, братство») — национальный девиз Французской Республики и Республики Гаити. до системы сдержек и противовесов, до пошлого огораживания свободы одних от свободы других, в итоге не свободен никто.
— Русскому человеку всегда немножко странно слышать, что революция есть благо, особенно такая кровавая, как французская, хотя наша не уступает вашей. Революция для француза сегодня — абсолютная ценность?
— Любая революция — это трагедия, это сломанная жизнь и индивидуума, и общности, то есть страны. Франция в этом смысле — и первопроходец, но из Прометея превратилась в двойного агента. Потому что не всегда оказывается на высоте ею же предложенных миру моральных правил. Если случится новая революция в моей стране, я, скажем так, буду совсем не удивлен, меня, наоборот, поражает, что до сих пор этого не произошло.
— У вас в картинах всегда очень много музыки, складывается впечатление, что она — в основе замысла.
— Да, так и есть, я же пишу еще и оригинальную музыку. Таковы мои настройки. Музыка определяет и драматургию, и монтаж, диктует образы. Когда‑то мне вообще казалось, что единственные допустимые звуки в кино — музыкальные, любой диалог — уже шаг в сторону от чистой киногении. Слово убило образ, это как у Гюго в «Соборе Парижской Богоматери» глава, которая называется «Это убьет то».
— А из каких соображений вы выбрали финальный трек «You’ll Never Walk Alone» (поп-песня, ставшая гимном болельщиков английской футбольной команды «Ливерпуль». — Прим. ред.)? Есть тут какая‑то связь с футболом?
— И да, и нет. Хотя не буду отрицать: в английской премьер-лиге я всегда болел за «Ливерпуль», и эта композиция невероятно дорога моему сердцу. Но в данном случае проговариваемый в рефрене месседж важнее. «Ты никогда не один» — к вопросу о сосуществовании времен в одном моменте. Ну и, конечно, надежда на будущее для главной героини. Мир никогда не будет прежним, мир никогда не будет иным, но нельзя отчаиваться.
— У меня последний вопрос — очень личный и как раз на тему «мир никогда не будет прежним». Я, как и вы, родилась 11 сентября. В 2001 году вам исполнялось 33. Вы помните, где вы были и что почувствовали в тот день?
— Примите мои соболезнования, наш день рождения — тот еще праздник. Прекрасно помню. Был на фестивале в Торонто, естественно, вокруг в основном тусовались одни американцы, многие из Нью-Йорка. Поэтому я пережил тот роковой день в режиме реального времени на 200 процентов. И да, мир изменился, в том смысле, что мы стали свидетелями самого драматичного, самого ужасного спектакля в истории. Мы видели все. Надеюсь, никто не покажет нам его больше.
«Малышка зомби» в российском прокате с 22 августа.
