Популярный в советское время «Мартин Иден» Джека Лондона — книга, которую обычно рекомендуют тем, кто хочет больше читать, но у кого атрофировалась или никогда не была развита читательская мускулатура. Текст романа легкий, а его герой умеет увлечь за собой — простой и честный бедняк, одержимый чтением и видящий в упрямом самообразовании свой шанс на лучшую жизнь. Читателю помогало и то, что Мартин Иден из всех этих героев был самым родным, чуть ли не русским. Хоть он и мог ударить любого, кто заподозрит его в симпатиях социализму, мы-то знали: больше всего на свете он хочет, чтобы последние стали первыми, а блаженные унаследовали небесное царство.
Тем удивительнее видеть в 2019-м году экранизацию этой истории о вымершем типаже. Впрочем, Венецианский кинофестиваль и итальянский кинематограф не боятся отставать от жизни. Остров Лидо, где проходит смотр и с перебоями работает вайфай, — настоящая тихая гавань для тех, кто побаивается неудержимого прогресса Берлина и Канн. А вдруг обращение к любимому американскому писателю коммунистов — это и есть взгляд в будущее?
Так или иначе, действие этого «Мартина Идена» переносится в Италию — а точнее, в сердце ее мужества, город-дворнягу Неаполь. Конкретного времени действия нет: обрывки сюжета (герои вспоминают то Ленина, то войну), эхо мелодий (от Джо Дассена до Олега Каравайчука), лоскуты одежды и шильдики автомобилей могут указать как на 1930-е, так и на 1950-е и 1970-е годы. Но Мартин Иден — прежний: молодой моряк со шрамами на лице, пудовыми кулаками, то живым, то мертвецким взглядом и волевым подбородком. Без гроша в кармане, зато с огромным жизненным опытом и страстным желанием учиться. Защитив на улице молодого аристократа, он получает приглашение в богатый дом и влюбляется в прекрасную Елену (от имени Руфь из оригинала итальянцы отчего‑то отказались). Но поскольку все права на живые ремейки «Леди и бродяги» принадлежат «Диснею», то красивой истории любви у Мартина и Елены не выйдет. Зато девушка вдохновит его начать писать и перебраться жить из трюма на верхнюю палубу. А что будет дальше, читатель знает и так: сотни рукописей, вернувшиеся на почту с пометкой «отказано», борьба за огонь, дружба с революционерами, унижения в высшем свете, вера в успех.
Пьетро Марчелло — режиссер, известный больше своими документальными трудами, и его умение фокусироваться на прозаической правде, окруженной поэтическим вымыслом, бросается в глаза с первых кадров. Лица второстепенных героев — неаполитанских пьяниц, высохших на солнце итальянских женщин, отчаявшихся работяг и их угрюмой малышни — он снимает с той же пытливой любовью, что и Аньес Варда. Среди этих бродяг много детей-инвалидов, чьи покалеченные тела точнее всего иллюстрируют то неравенство, с которым, вопреки всем политическим утопиям, люди приходят в мир.
Чтобы визуализировать сюжеты рассказов Идена, Марчелло находит уникальную архивную хронику — крушения кораблей, танцы детей, марши солдат. Зернистое, иссиня-холодное изображение заранее готовит пассионарного героя к краху, а фильм — к месту на полке с классикой. А медленная, живописная работа камеры причудливым образом уживается с целыми сценами, снятыми от первого лица. Они ломают последние барьеры между героями и зрителями: попробуй не влюбиться в актеров Луку Маринелли и Джессику Кресси, когда они смотрят тебе прямо в глаза и гипнотизируют без слов.
Обычно исполнителей роли Марина Идена выбирают так, чтобы их мужественные, но печальные лица напоминали портреты молодого Лондона — автора, который будто специально спрятал в романе сразу двух вымышленных писателей, чтобы никто не счел текст его биографией. Но этой экранизации повезло со звездой больше остальных — в том числе он перещеголял отличные советские и толковые телевизионные опыты. Да повезло так сильно, что актер Лука Маринелли (играл в «Великой красоте») имеет все шансы украсть «Серебряного льва» у Хоакина Феникса (к тому же у того уже есть), Адама Драйвера (если и награждать, то в связке со Скарлетт Йоханссон) и Брэда Питта (все равно его уже щедрее всех наградила природа).
Маринелли входит в фильм Владимиром Маяковским (и режиссер признается, что специально добивался внешнего сходства героя с русским поэтом), а выходит из него двойником Олега Тинькова: их неожиданно сближают не только седые волосы и нечитаемый взгляд, но и шрамы. Мартин Иден как пример для бунтарей и идеалистов из начала XX века (роман вышел аж в 1909 году) в наше время вновь имеет шансы стать и ролевой моделью, и предупреждающим знаком для молодых.
Отношение к образованию и знаниям нынче не то, что раньше. А ситуации Идена не позавидовать: он не окончил школу, проваливает экзамены в институт, пытается напитаться книгами сам, болезненно переживает свое невежество, но все же не боится формулировать свои мысли вслух и на бумаге. И когда он решается высказаться, то первым делом от него достается «Обломову». А когда он поднимается на сцену, чтобы произнести речь в защиту меритократии, журналисты в Венеции оживляются: кажется, им хочется кричать и махать руками прямо в зале. Крикнут они «да» или «нет» — не так уж и важно: главное, что во вроде бы списанном со счетов литературном персонаже вновь угадывается харизма героя нашего времени. Не имеющего фундаментального образования, но преодолевшего свой стыд на этот счет. Порою тщеславного и жестокого, но фанатично работающего над собой. Рефлексирующего, но не сдающегося. Добивающегося успеха — но тут же теряющего к жизни интерес.
А еще «Мартин Иден», как и показанный на «Сандэнсе» «Сувенир» Джоанны Хогг, быстро вводит в какое‑то странное состояние, близкое к трансу. С одной стороны, зритель наслаждается той великой красотой, которую выуживает из омута памяти двадцатого века режиссер. А с другой — страдает от невозможности осознать и запомнить эту красоту. Ее здесь так много, что можно задохнуться. Литературный Иден (в фильме финал другой, так что это не спойлер) смог вдохнуть жизнь полной грудью всего один раз — и тут же утонул, пустив в легкие соленую воду. А другой герой этой саги хранит револьвер для самоубийства внутри Библии. «Мартин Иден» — история не только о созидательной, но и о разрушительной силе знаний. Но главное — то, что она вдохновляет к этим знаниям стремиться.
Егора Москвитина
