В глуши на американском юго-востоке Зак (Зак Готтзаген), молодой человек с синдромом Дауна, живет в доме престарелых — государство определило его туда за неимением, очевидно, лучшего варианта. Зак, однако, совершает побег, поскольку засмотрел до дыр промовидеокассету рестлера по прозвищу Соленый Реднек (Томас Хейден Черч) и мечтает попасть в его школу рестлинга. Оказавшись на воле, он знакомится с рыбаком-маргиналом Тайлером (Шайя ЛаБаф), у которого собственные резоны немедленно сбежать подальше, и они вместе отправляются в путь. За Заком гонится душевная нянечка Элеонор (Дакота Джонсон).
Вот не очень хороший фильм, сделанный с самыми хорошими намерениями. Раньше считалось, что предпочтительнее — наоборот; сегодня уже трудно сказать. «Сокол», впрочем, встраивается в традицию настолько основательную, что сиюминутность тут не главное: это сентиментальное инди про дружбу изгоев и американскую мечту. Официальная версия звучит как сказка: два начинающих кинематографиста (Тайлер Нильсон и Майкл Шварц) познакомились с Заком Готтзагеном в рамках какой‑то инклюзивной программы, заинтересовались им, решили исполнить его мечту стать артистом, написали под него сценарий, заразили своим энтузиазмом голливудских звезд, нашли денег — и так далее. Наверное, примерно так все и было: не хочется думать, что этот очаровательный розовый фильм-ребенок рождался в муках.
«Сокол» — исступленно, до корней волос американское кино, на что намекает уже продукт в названии. Туда же и жанр — роуд-муви. И декорации — сонная, почти тропическая глубинка Северной Каролины. И почти не смолкающее меланхоличное кантри за кадром. И рестлинг как мечта. И словно вытесанные из дерева лица актеров второго плана: фактурные непрофессионалы соседствуют там с Черчем, Джоном Хоксом и даже великим Брюсом Дерном, который в начале делит комнатку с главным героем. И источник вдохновения — книги Марка Твена (которого на всякий случай даже поминают в кадре): видимо, Тайлер и Зак — как Гекльберри Финн и беглый раб Джим, у них даже будет плот.
Готтзаген — действительно чрезвычайно обаятельный. Шайя ЛаБаф, как всегда, органичен без видимых усилий, и их выигрышный дуэт крепится не столько даже химией, сколько физикой. Они все время друг друга как‑то трогают, обнимаются, борются, обмениваются «секретными рукопожатиями» — это контакт, в который безусловно веришь, в кадре и за кадром. В отличие, кстати, от отношений обоих мужчин с героиней Дакоты Джонсон. Она — неудачно подобранная актриса и у нее лениво написанный персонаж.
В середине 90-х был похожий бельгийский фильм «День восьмой» — игравшие в нем Даниель Отей и актер с синдромом Дауна Паскаль Дюкенн разделили тогда на двоих приз в Каннах. «Сокол» так же подходит к состоянию своего героя без сюсюканья, с юмором и несомненно искренним сочувствием, но все равно вызывая какие‑то смутные сомнения этического характера. Нет ли здесь эксплуатации? Артиста или, может быть, зрителя, или обоих? Или, наоборот, это единственно правильный выбор, а Дастин Хоффман в роли человека с аутизмом — это почему‑то аморально? Есть, в общем, о чем поспорить.
Содержательно спорных мест — ноль, равно как и неожиданностей. Зака бросила семья, герой ЛаБафа тоскует по любимому брату, которого он нечаянно убил, заснув за рулем, героиня Джонсон — вдова. «А мы похожи!» — замечает, узнав последнюю подробность, Тайлер, когда это успели уяснить даже спящие на последнем ряду.
Такое ощущение, что авторам перед съемками выдали учебник и пригрозили навсегда исключить из «Сандэнса» и SXSW, если они отступят от него хоть на миллиметр. Это не плохо — это просто не очень интересно. «Сокол» — фильм, обреченный на призы зрительских симпатий. Но трудно представить, что он может вызвать какие‑то более горячие чувства, нежели симпатия.
Станислава Зельвенского
