«Невинность воспоминаний»: гид по Стамбулу Орхана Памука

Само название «Невинность воспоминаний» как будто составлено из двух главных стамбульских книг нобелевского лауреата — «Стамбул: Город воспоминаний» и «Музей невинности». Читатель Памука не обнаружит здесь для себя почти ничего нового: это очень тщательная попытка передать визуально то чувство города, про которое Памук в своих книгах так мучительно, с некоторым даже занудством бубнит: черно-белый, предпочтительно зимний Стамбул, Стамбул, населенный призраками, а не реальными жителями, город, география которого состоит из воспоминаний. С тех пор как Орхан Памук на собственные средства открыл в стамбульском районе Чукурджума свой Музей невинности, по Стамбулу его воспоминаний можно пройтись. Именно такую прогулку здесь и пытаются предпринять: через город, музей, литературу.

У фильма насквозь «памуковский» текст, так что поначалу за ним можно и не увидеть режиссера. Пока камера безвольно шатается по ночным улицам, мы слышим голос самого писателя, монолог Айлы, соседки главной героини романа «Музей невинности» Фюсун, написанный специально для фильма, и отрывки, проводящие нас по другим событиям книги. Есть тут и второстепенные герои, но их немного — таксист, бороздящий ночной Стамбул, мусорщик, выходящий со своей тележкой на его улицы, легендарный фотограф Ара Гюлер, запечатлевший почти целое столетие стамбульской жизни в двух миллионах снимков, актриса Тюркан Шорай, главная звезда турецкого кино 1960-х годов. Все они так или иначе населяют пространство и памуковских книг.

Но памуковский Стамбул при этом город почти вымышленный, несуществующий. И главной задачей режиссера стало снять документальный фильм про город, не имеющий физического воплощения, город-призрак, который при определенной оптике можно увидеть за реальным современным Стамбулом. В итоге камера бродит по ночным улицам, где обитают только бродячие псы. Мы никогда не знаем, занесло ли нас на запад или восток, в переулки Джихангира или Фатиха, в модные кварталы Нишанташи или торговый хаос Эминеню: ночью, с закрытыми витринами, все это одинаково. И даже главный рассказчик, Орхан Памук, присутствует здесь призраком: его интервью показывают вечно работающие телевизоры в закрытых на ночь чайных и мужских парикмахерских. Ночью этот город принадлежит только печали воспоминаний, тому самому хюзюну, воспетому Памуком в книге «Стамбул: Город воспоминаний». Слово это, встречающееся уже в Коране, обозначает меланхолию толпы, «гнетущее чувство, объединяющее миллионы людей, все население огромного города Стамбула».

Обещая что-то вроде тревелога, «Невинность воспоминаний» на деле тоже рассуждает о том, что в памуковский Стамбул войти невозможно. Зато можно примерить на себя чужие воспоминания. У этого города нет географии трипадвайзора, но есть география своя, памуковская. Оказаться в нем все-таки можно, если перед тем, как отправиться в путешествие без адресов, пройти дорогами памуковской меланхолии и — хотя бы мысленно — выключить свет. И вот у меланхолии Орхана Памука география вполне определенная: из Нишанташи в Джихангир.

Сегодня Нишанташи — район неподалеку от Таксим, который не входит ни в один туристический маршрут. Мало кто, приехав в Стамбул за руинами, отправится на поиски этой маленькой копии Европы с шикарными, но пустыми бутиками, с кафе, безуспешно выдающими себя за парижские, и нарядными дамами, тщетно изображающими светскую лень. Но во времена Памука Нишанташи воспринимались иначе — как центр вестернизации Турции, ее западный форпост. Здесь все начиналось, здесь жили самые богатые семьи города и трамвайная линия вела отсюда через всю стамбульскую Европу — по Истикляль, вдоль Босфора, к полуспящим босфорским деревушкам.

Сегодня карта района Нишанташи с отмеченными на ней местами действия романов Орхана Памука — экспонат Музея невинности. Она не раз мелькает в фильме, как и закрытые ставни местных бутиков. Здесь Кемаль из «Музея невинности» впервые повстречал Фюсун, здесь находилась его квартира, рядом — квартира, в которой они устраивали свои встречи, но здесь же, на улице Тешвикие, был и дом Памуков (Pamuk apartmani), в котором родился и вырос Орхан Памук. Вспоминая Нишанташи, впрочем, Памук обычно жалеет не трамвай, и даже не османские особняки, которые начали сносить уже во времена его детства (вот то, что осталось). Жаль ему, конечно, то обещание будущей европейской Турции, которым когда-то был этот район.

Наверное, только преданный читатель сегодня отправится в район Нишанташи, чтобы попытаться его прочувствовать. Теперь там уже не встретишь даже самого Памука. Но если вдруг вы там окажетесь, пройдитесь мимо последних домов стамбульского модерна по улице Тешвикие (Teşvikiye Caddesi), на которой вырос Памук, от необарочной мечети Тешвикие, куда его в детстве водила няня, до кебабной Tatbak, открытой в 1960 году и сегодня превратившейся в памятник Нишанташи прошлого столетия.

Во времена детства и юности Памука свежепостроенный «Хилтон» одиноко стоял на холме, возвышаясь над Босфором и окрестными районами, и был абсолютным центром всего западного. Здесь шили костюмы, в кондитерской подавали европейские пирожные, а в бальной зале праздновали свадьбы. Здесь же впервые появлялись все западные новинки, а газеты селили своих специальных корреспондентов. В фильме Памук сетует, что новые здания района Харбие закрыли вид на «Хилтон». Для него это опять только место воспоминаний: тут, в частности, праздновали помолвку Кемаль из романа «Музей невинности» и его невеста Сибель. Но из фильма не ясно, что внутри «Хилтон» остался совершенно тем же: те же люди, те же люстры. Возможно, мы не станем возвращаться сюда, чтобы попробовать колы, поглазеть на кинозвезд или съесть гамбургер, но кресла и фонтаны в огромном фойе отеля сами по себе уже стали памятником ХХ веку.

Во время действия романа «Музей невинности», — да что там, еще каких-то десять лет назад! — Чукурджума была беднейшим районом старьевщиков, пропитанным запахом дыма из печек-буржуек. Именно сюда на протяжении десяти лет приходит к своей замужней возлюбленной Кемаль, утаскивая ненароком с каждого визита то зубную щетку, то фарфоровую собачку. Но превращение Чукурджумы в местный центр силы, как и преображение лавок старьевщиков в антиквариат, было неизбежно, и открытие в 2012 году Музея невинности в одном из домов района сыграло в этом превращении не последнюю роль. Забавно, кстати, что за десятилетия до открытия Музея невинности на соседней с ним улице Фаик-Паша (Faik Paşa Caddesi) существовал магазинчик Objects of Desire, тоже собиравший предметы быта прошлого, только если с этими предметами владельцев связывали какие-нибудь чувства, — он и сейчас там, можете заглянуть.

По Чукурджуме сегодня лучше всего гулять с полузакрытыми глазами — не видеть модных кафе и ресторанов, а смотреть на развалы старых стульев и серебряных ложечек и, если повезет, натолкнуться на фургон карнавальных платьев на углу улицы Ага-Хамам (Ağa Hamamı Sokak). Совсем неподалеку отсюда еще одна тайная и старинная стамбульская достопримечательность, улица Джезайир (Cezayir Sokağı), или, как ее еще называют, Французская улица, узкий спуск к Босфору, весь заставленный цветными столиками разнообразных кафе. Это тоже в своем роде Стамбул Памука — Стамбул, который изо всех сил подражает какому-нибудь другому городу.

Главное достоинство Босфора в глазах Памука — он не меняется. Камера в фильме ловит его ночным, прорезанным силуэтами возвращающихся в доки паромов, и даже привычно останавливает взгляд на туристическом виде на Девичью башню. Эти черно-белые портреты мало чем отличаются от снимков, сделанных на том же месте Арой Гюлером более 50 лет назад. Автор и режиссер еще не знают, что паромы вскоре начнут заменять на современные: со стеклянными окнами в пол, без открытой палубы. Но тот самый старинный паром все еще ходит по туристическому маршруту до самого конца Босфора, деревни Анадолу-Кавагы (Anadolu Kavağı) у Черного моря, — что придает маршруту смысл помимо элементарного туристического очарования.

«Невинность воспоминаний» начинается и заканчивается в Джихангире — с вида на Джихангирскую мечеть из библиотеки Памука. Если взглянуть на мечеть со стороны Босфора, то нетрудно понять, где эта квартира, собственно, находится. Джихангир, как и многие районы вокруг площади Таксим, когда-то был местом обитания зажиточных греков. Когда греки бежали после погромов 1950-х, то и сам район, заселенный городской беднотой, понемногу пришел в упадок. Но ненадолго: уже в 1990-е европейские экспаты оценили его широкие улицы с парадными фасадами и обжили, превратив в стамбульский Уильямсбург. Сегодня здесь — кафе, магазинчики, хипстеры, ночная жизнь и никаких платков. Квартира дяди Памука, где сам Орхан вырос, когда семья разорилась и уехала из Нишанташи, находится все на том же месте, так что он, можно сказать, пережил три Джихангира и, хотя от сегодняшнего хайпа, может, и не в восторге, просто не мог сегодня оказаться нигде еще.

Памук не раз признавался в любви к лучшей в Стамбуле и в мире рыбе в хлебе — за рыбным рынком в районе Каракей, буквально у помойки, где свой бутерброд жуешь за пластиковыми столами, уворачиваясь от бомбардировок чаек. Летом 2015-го стамбульский муниципалитет наконец снес весь рынок к чертям и построил на его месте что-то скучно-цивилизованное. Теперь пластиковых столов и мусором нет, но остается неизменная очередь за рыбным бутербродом Эмина Уста по кличке Марио, все так же лучшим в Стамбуле.

Говорят, книжный развал между мечетью Баязит и Большим базаром уже не тот — но даже если редких рукописей здесь сегодня не купишь, все еще можно найти прекрасные старинные открытки с видом Стамбула, за которыми Памук, по его собственному признанию, возвращается не реже чем раз в год.

Героем последнего романа Орхана Памука «Мои странные мысли» стал уличный разносчик бозы — холодного напитка из ферментированной пшеницы и молока. Возможно, сам выбор занятия героя — не в последнюю очередь признание в любви именно этому магазинчику, торгующему одной и той же бозой еще с османских времен и свято хранящему ее дивную традицию.