Невозмутимый пилот Джон (Вигго Мортенсен), живущий в Калифорнии с мужем (Терри Чен) и приемной дочерью, привозит домой своего старика-отца Уиллиса (Лэнс Хенриксен), фермера с другого конца страны. Тот, возможно, хочет купить дом поблизости — возможно, потому что на фоне прочих соответствующих возрасту проблем со здоровьем он потихоньку сдается деменции и у него семь пятниц на неделе. Впрочем, какие‑то вещи Уиллис помнит хорошо: например, что обе его покойные жены — «шлюхи», а все проблемы — от понаехавших и «педиков».
Старый хрыч из деревни, не привыкший скрывать свои дурные привычки и отсталые взгляды на жизнь, оказывается под одной крышей с сыном, паинькой-либералом, который не пьет, ест здоровую пищу, живет с мужчиной китайского происхождения, воспитывает латиноамериканскую девочку, и на холодильнике у него портрет Обамы. Еще буквально шажок, и это могла бы быть комедия с Де Ниро. Однако Вигго Мортенсен в своем режиссерском дебюте, к которому он сам написал сценарий, пытается сделать на этом материале лирическую драму (справедливости ради, не лишенную юмора). По большей части это очень неловко, местами — трогательно, иногда — и то и другое одновременно.
Во всяком случае, Мортенсену, в отличие от многих идущих в режиссуру актеров, хватило здравого смысла не сооружать памятник собственному эго: на экране он очевидно в роли подыгрывающего. Солирует же, соответственно, Хенриксен, восхитительно фактурный артист, чья фильмография, несмотря на отдельные бессмертные названия («Чужие», «Терминатор», «Мертвец»), преимущественно выходила сразу на видео. Здесь у него образцовая для кинопенсионера смачная роль — на таких специализируется, например, Брюс Дерн, — и если в этот бедный на события год ему вдруг перепадает оскаровская номинация, это было бы страшно мило и справедливо.
В «Падении» что к чему, вроде бы понятно сразу: все такие разные, и все ж-таки семья, трудное примирение, запоздалое прощение и так далее. Не совсем так: сложно сказать, результат ли это неопытности рассказчика или сознательная стратегия, но фильм оставляет зрителю определенный простор для интепретаций увиденного. Что ж, и на том спасибо. Финал точно удался — а это, как известно, уже полдела.
При этом режиссер из Мортенсена, конечно, так себе. Главный прием здесь — бесконечные флешбэки, которые в сумме занимают, наверное, треть хронометража и которые перебивают основное действие в ассоциативной манере, как бы поэтичной и игривой (льется вода из стакана — и тут же переход на водопад!), но в сущности невероятно тупой. Не всегда понятно, чьи это воспоминании — сына или отца, — поскольку это и не важно. В прошлом — утиная охота, плачущая мама на диване (Ханна Гросс из «Охотника за разумом»), недописанная сестра (взрослую ее, по-прежнему недописанную, играет Лора Линни), а также многочисленные гусенички, олешки, лучики солнца и прочая стоковая лирика для ВГИКа. Играющий молодого Хенриксена швед Гуднасон ни капли не похож на молодого Хенриксена, которого мы хорошо помним, зато очень похож на молодого Мортенсена; чтобы снять в Америке более скандинавский фильм, придется позвать всю семью Скарсгордов.
В настоящем же времени старик безостановочно ворчит что‑то оскорбительное, а стоический сын и его домочадцы привычно закатывают глаза; в наилучших намерениях автора сомневаться не приходится, но не очень понятно, где тут в принципе взяться драматическому напряжению.
Есть, правда, пара смешных моментов: например, Хенриксен, критически оглядев Мортенсена, много лет женатого на мужчине, вдруг примирительно интересуется: «Сынок, ты не похож на педа. Ты уверен?» И конечно, фильм, где Дэвид Кроненберг появляется в роли проктолога, совсем пропащим быть не может — впрочем, даже это мы уже не раз, кажется, видели.
Станислава Зельвенского
