— Ваш фильм основан на каком‑то якутской мифе или это реальная история?
— Это такая фантазия. Сама история была придумана лет десять назад, потом все это время я разрабатывал сценарий. У истории нет прототипа, ничего такого в реальности не происходило.
— Вообще, ведь существуют какие‑то шаманские традиции якутских народов? Этот сюжет как‑то обоснован? Помню из детства, что сказки северных народов — самые страшные.
— Такие традиции существуют у всех коренных народов Севера, например, в Канаде. Но моя героиня — не шаманка, а знахарь. Это разные вещи. Да, сказки северных народов — страшные, интересные и страшно интересные. И еще кровавые!
— А вот интересно, в местных газетах у вас есть объявления типа «Сниму порчу, приворожу, исцелю»?
— Нет, у нас с этим очень строго, потому что девяносто процентов таких объявлений — это шарлатаны. Знахари, которые действительно что‑то умеют, себя не рекламируют. Наоборот, они говорят: «Никому не рассказывай».
— Где вы снимали? Что это были за локации?
— Съемки проходили в Амгинском районе Якутии, где я, собственно, живу. Там много поселков. Все локации реальные, там настоящие живут люди. И улицы, на которых мы снимали, и интерьеры реальные. Мы в них, в принципе, ничего не меняли. Как есть, так все и показано. Съемки проходили у нас в 2019 году, на улице было минус 25–30. Сняли все за одиннадцать смен.
— Вы использовали профессиональных или непрофессиональных актеров?
— В фильме все актеры — непрофессионалы. Главную героиню играет Валентина Романова. Это ее дебют в кино, раньше она не снималась (за эту роль Романова получился актерский приз «Кинотавра-2020». — Прим. ред.). Ну и все остальные, второй план, статисты — это все жители моего села, мои друзья, знакомые.
— А где вы нашли эту актрису?
— В интернете. Она эстрадная исполнительница и якутская певица. Я посмотрел в интернете ролики с ней и понял, что она то, что надо!
— Героиня Валентины Романовой — такой изгой в деревне, все ее презирают, обходят стороной, но в то же время все равно обращаются к ней со своими проблемами, доверяют ей даже своих детей. Почему так?
— Потому что все понимают, что она обладает даром, спасает их. Хотя ей уже это в тягость. Это дар, от которого она не может избавиться. Поэтому и «пугало»: она специально избавляется от людей и старается держаться от них подальше. Ну и у нее личная трагедия, есть причина, почему она так себя ведет и почему она такая. Все жители деревни, конечно, понимают, что они ее не знают и не могут понять, какая она на самом деле, поэтому им страшно. Это из одна из причин, что к ней так жестоко относятся. Это история маленького человека, как все мои истории.
— В Якутии уже показывали «Пугало»? Мне интересна реакция коренных жителей. Им особенно близка эта история или она универсальная?
— В Якутии картина выйдет 25 февраля, там пока еще вообще никто не видел. Но вот на днях был показ, на котором половина зала была — якуты. Тоже был такой вопрос, насколько история близка к реальности. И все признавали, что это реальная история, вымышленная, конечно, но все, что в фильме происходит, описание жизни — все узнаваемое.
— То есть в Якутии приходится пить много водки, чтобы согреться?
— Нет, я имею в виду описание быта, локации и чем люди там занимаются, как они ведут хозяйство. А водку пьют везде, и в России, и в Америке.
— И в Дании! Смотрели «Еще по одной»?
— Я все пытаюсь его посмотреть, но времени нет.
— Ну а возвращаясь к якутским мифам — они сформировали вас как личность?
— Нет! Ну сказки-то я читал, но я читал очень много в детстве немного другой литературы, которая сформировала мой вкус.
— Что это была за литература, интересно?
— Русская классическая литература, которую очень люблю.
— А почему тогда решили стать режиссером?
— Был интерес. Все стали снимать у нас в Якутии. Решил: почему бы тоже не попробовать? И тоже стал снимать. В 2014 году снял первый фильм, «Костер на ветру», тоже такая деревенская трагедия.
— У вас есть какой‑то свой режиссерский метод?
— Я люблю командную работу, люблю, чтобы все члены съемочной группы были в процессе. У меня поэтому специально небольшая съемочная группа, каждый выполняет двойную функцию. У меня нет выходных. Мы работаем и одновременно изучаем кинематографический процесс.
— Есть такое мнение, что многие фильмы рождаются на монтажном столе. Для вас важен процесс монтажа?
— Когда пишешь сценарий — это один фильм, во время съемок уже другой совершенно. Я всегда выступаю режиссером монтажа, сам монтирую, и в этом процессе уже получается какой‑то третий фильм.
— А в чем вообще феномен нынешней популярности якутского кино? Вот другой якутский режиссер, Костас Марсан, тоже прославился со своим фильмом.
— Потому что, наверное, мы снимаем на определенном уровне, хорошее кино, качественное. И мы пока такая новинка, экзотика для российского зрителя, который привык к другим фильмам и сюжетам. Мы все делаем от души, искренне. И еще мы все самоучки, до определенного времени делали все на коленке, но это была полная отдача ради искусства. Зритель это понимает и чувствует.
— Вы больше любите европейское кино, Голливуд или российские фильмы?
— Я люблю хорошее кино. Стараюсь находить и открывать для себя какие‑то новые регионы в кинематографе и искать что‑то такое удивительное и новое. Поэтому мне не важно даже, на каком фильм языке. Главное, чтобы была хорошая история.
— Какая одна из ваших таких последних находок?
— Ну это очень непопулярные фильмы, которых даже в русском переводе нет. Их надо либо в оригинале смотреть, либо с английскими субтитрами. Филиппинское, тайское кино…
— А филиппинское — это Лав Диас?
— Нет, фильмы Лав Диаса никогда не смотрел. Есть очень интересное индийское авторское кино, которое не Болливуд. Это серьезное независимое кино. Я понимаю, что все сидят в своих регионах, но пытаются делать что‑то интересное, вот и я тоже.
— Но есть у вас какие‑то любимые режиссеры, на которых вы ориентируетесь?
— Таких нет.
— Ну хорошо, но когда вы начинали смотреть кино подростком, что вам нравилось?
— Нравились фильмы девяностых, боевики.
— С Брюсом Уиллисом?
— Со Шварценеггером, Джеки Чаном.
— Где это можно было посмотреть в якутской деревне тогда? Или вы жили в городе?
— Я до сих пор живу в деревне. Мы смотрели это все на видеокассетах из видеосалона, обменивались VHS. Потом появились диски, которые стали заказывать по интернету.
— Вы сейчас чувствуете какую‑то ответственность перед прокатом за свой фильм, чтобы он оправдал надежды?
— Я изначально чувствую ответственность перед зрителем. Я всегда много сомневаюсь, стоит ли снимать.
