У режиссера-дебютантки Анастасии Пальчиковой на самом деле за спиной карьера певицы с группой «Сухие» и сольный проект Gg, а также множество поставленных сценариев у других авторов (самый заметный — «Большой» Валерия Тодоровского), но на фоне первой работы «Маша» по мотивам своего детства в Саратове 90-х она смотрится на равных вместе с начинающей 15-летней актрисой Полиной Гухман, в фильме, по сути, сыгравшей саму Настю в юности — рыжую девочку, которая росла среди бандитов и хотела стать певицей. Настя и Полина выглядят как две подружки-дебютантки, которые на одной волне и не сомневаются, что лучшее только впереди.
Полину Гухман скоро можно будет увидеть в еще одном популярном проекте про 90-е — во втором сезоне «Мир! Дружба! Жвачка!». Она не очень любит говорить про школу, гораздо охотнее рассказывает про свои свежие работы — сразу после нашего интервью ей нужно будет уехать в родной Петербург, чтобы сниматься в спортивном сериале «Последний аксель». Пальчикова во всем поддерживает ее дальнейшее желание строить актерскую карьеру. Например, сейчас Полина также снимается в фильме-дебюте «Подвиг» Алексея Смирнова (мужа и соавтора Пальчиковой, по ее сценарию), где экранными партнерами Гухман станут Федор Бондарчук и Чулпан Хаматова. Среди своих любимых актрис современности Полина Гухман называет Юлию Хлынину.
— Вы впервые увиделись на пробах? Расскажите, какие у вас были первые впечатления друг о друге?
Настя: Да. Давай ты первая.
Полина: Мне показалось, что Настя открытый человек, очень искренний. Настя прямолинейная — то, что видит, то и сразу говорит.
Настя: (Смеется.) Вот это сейчас было очень вежливо.
Полина: Нет! Прости, я это очень ценю. Хотя многие говорят, что это плохо, но я в этом вижу только хорошее.
Настя: Я впервые увидела Полину на видеопробах. Меня там не было. Это были четыре дубля, которые были сняты кастинг-директором Вовой Головым в Питере на «Ленфильме». Меня поразило, что это было четыре абсолютно разных дубля, в которых человек точно понимал, что делает. Я посмотрела и подумала: «Ну понятно, с ней кто то занимается, готовит ее к поступлению». Потом я с удивлением узнала, что никто с ней вообще не занимается, что она не из актерской семьи, а просто сама такая по себе. Это была прямо настоящая актерская работа. Человек сам сделал четыре разных [актерских] рисунка, совершенно осмысленных от начала до конца. У маленьких артистов такое вообще не встречается. Да и, надо сказать, не у всех взрослых.
— Полина живет в Петербурге, а Настя — в Москве. Давайте попробуем устроить баттл между двумя столицами. Полина, что тебе не нравится в Москве?
Полина: В Москве мне все нравится. Кстати, раньше я любила и Питер, и Москву — я писала целый пост [в инстаграме] об этом, потому что меня постоянно спрашивают, что я люблю больше, Питер или Москву…
Настя: Москву она любит больше…
Полина: У меня в Питере был любимый внутренний дворик, где я четыре года тусовалась. Там разукрашенные стены, вечно какие‑то музыканты и наркоманы. Недавно я в него зашла и вдруг подумала, а что я тут вообще делаю. Просто в Питере ты знаешь место для наркоманов, а в Москве — режиссеров, актеров и хороших людей. Со временем я вообще разлюбила Питер и очень полюбила Москву.
Настя: Так что баттла не получится. Она на самом деле хочет переехать. Она абсолютно московский человек.
Полина: Да, я ужасно хочу переехать!
— А Настя, наоборот, больше любит Питер?
Настя: Слушай, не так, как Полина Москву. Жить я там не смогу, но я люблю Питер. Там более разряженный воздух, там дышать легче. Я люблю периодически там бывать.
— Это был комплементарный баттл. В фильме есть сцена, где Маша идет с Трешкой в кино. А вы вспомните свое первое впечатление, когда вы пошли в кинотеатр?
Настя: Мое первое кино, которое я посмотрела в кинотеатре, — «Фантомас».
Полина: Это сколько тебе лет было?
Настя: Типа одиннадцать. Или десять. Мы сбежали с ребятами со двора и на какие то карманные копейки пошли на «Фантомаса». Это было, конечно, охренительное впечатление.
А второй раз я оказалась в кино — вот ровно эта сцена воспроизведена в фильме «Маша». Это реальное событие. У нас тогда гоняли «Унесенных ветром». Когда я готовила «Машу», то выяснила, почему. Оказывается, как раз в это время сделали российский перевод, и он вышел на экраны. Висели рисованные старые афиши. Так что второй раз в кино я оказалась на «Унесенных ветром».
Полина: Мне кажется, что сейчас любой 15-летний человек не вспомнит, какое у него было первое кино. Я не помню, когда меня родители впервые водили в кино. Даже не помню, на какой последний фильм я ходила! Я больше люблю дома посмотреть фильмы в обнимку с подружками, чем в кинотеатр ходить, где уже такой официальный стилек.
— Раз уж мы заговорили про сцены из жизни в фильме, то давайте сразу обозначим, что «Маша» содержит реальные прототипы и эпизоды, которые Настя взяла из своих воспоминаний. Полина, а ты вообще знала, что, по сути, играла Настю в детстве?
Полина: Конечно, но не прямо полностью Настю в детстве. Просто, мне кажется, Настя имела в голове какой‑то образ — типа 13-летняя рыжая девочка, которая живет в окружении бандитов-пацанов. У нее розовые очки, и она не замечает, что ей дарят магнитофоны, которые раньше у кого‑то стояли дома.
— Настя рассказывала и другие истории из своего детства, помимо тех, что уже были в сценарии?
Настя: Мы очень много болтали еще на пробах, когда я уже понимала, что Машей скорее всего будет Полина. Но не про конкретные воспоминания о 90-х, а вообще за жизнь. Но вообще Полина сама очень много привнесла в Машу.
Поэтому, во-первых, Маша не в чистом виде я, это все-таки художественный образ. Во-вторых, там очень много от самой Полины, которая привнесла свои реакции, органику, свой текст. В общем, это такая смесь меня, Маши и Полины.
— Какие‑то фильмы показывала?
Полина: Настя рассказала мне чисто технические, очень базовые вещи, чтобы я просто понимала, что такое 90-е. Типа было нормой, когда идешь спокойно по улице — и могли начать стрелять: надо было спрятаться куда то, без визгов и криков. Не было телефонов, интернета.
— То есть главное, что поразило, — отсутствие телефонов?
Настя: Это довольно важная херня, надо сказать. Потому что это невозможно представить сейчас. Они же вообще не понимают, что это такое, когда ты не можешь дотянуться до человека одной смс.
То есть ты договариваешься с мальчиком о свидании — в лучшем случае, если у него есть домашний телефон, то ты стоишь в очереди в телефонную будку, которая, как выясняется, сломалась перед тобой и не работает. Ты стоишь очередь в следующую телефонную будку, кидаешь монетку, дозваниваешься до его дома, там берет трубку в жопу пьяный его папа. Ты передаешь ему, что ты ждешь этого мальчика в шесть вечера у зеленого дома возле мусорки. Надеешься, что папа не уснет, не забудет и все передаст. Стоишь в шесть часов возле зеленого дома у мусорки. Мальчик приходит на свидание — и вы, наконец, целуетесь. Это совсем другая скорость и другое ощущение жизни.
— Да, кажется, раньше спокойно можно было непрерывно говорить по телефону два часа, а сейчас все записывают голосовые, и все.
Полина: Да нет, я тоже очень много болтаю по телефону, с другом в том числе, я могу с ним просто часами зависать. Это такое отключение от происходящего, если у тебя есть какие то траблы в жизни. Однажды мы с ним разговаривали пять часов. Это было как раз на карантине — я была на даче, где не было ни друзей, ни цивилизации, только куча уроков и долгов, поэтому я ему позвонила, и так весь день за разговорами прошел: было круто.
Я с папой и мамой быстро говорю, потому что родители они на то и есть родители, чтобы одно и то же размусоливать по миллиарду раз.
— Раз уж мы оставили длинные звонки в настоящем, давайте сыграем в игру: что мы возьмем в будущее, а что оставим в прошлом. Фильм «Брат» — берем в будущее или оставляем в прошлом?
Настя: Берем в будущее, конечно.
Полина: Берем, потому что это хорошее кино.
— «Ералаш» — берем в будущее или оставляем в прошлом?
Полина: Мне он просто никогда не нравился, так что оставим в прошлом.
Настя: Я бы тоже оставила.
— Какой предмет из моды 90-х мы берем в будущее?
Полина: Мы уже взяли оттуда всякие массивные цепи, они сейчас очень актуальны. А у нас там в фильме каждый мужик ходит в цепях, с крестами на огромной цепочке.
Настя: Я, наверное, подплечники возьму. Мне нравятся большие плечи.
— Какие у вас любимые предметы в школе — были или есть?
Полина: Литература. Конец.
Настя: У меня литература и английский. Но я вообще любила учиться. Мне даже неловко об этом говорить, потому что я, по-моему, еще не встречала ни одного человека, который любил бы школу так же, как и я. Я не была суперотщепенцем и одиночкой, но мои друзья находились совсем в другом месте, у меня не было школьной компании в привычном понимании. Так что в школу я реально ходила только за знаниями. У меня были отличные учителя, и мне нравилось спорить с ними.
— Полина, а ты уже твердо наметила свою актерскую карьеру на будущее? Определилась, куда будешь поступать?
Полина: Да, твердо наметила. Хотела сказать, «куда возьмут», но так не говорят, поэтому сейчас я хочу пробоваться в [театральную школу] Табакова — в «Табакерку».
— Актрисой быть круче, чем режиссером?
Полина: Я так не думаю, просто надо же с чего‑то начинать. Есть такие режиссеры, которые херово учились на актеров, поэтому они херовые режиссеры. Поэтому они не могут объяснять актерам, чего они хотят от них. А чтобы быть крутым режиссером, нужно знать, что спрашивать с людей, поэтому это нужно прожить.
— Настя, а ты долгое время выступала на сцене с музыкальным проектом. Быть за кадром круче, чем быть на сцене?
Настя: Это совершенно разные состояния. Мне нравится быть за кадром. Ну, то есть, мне нравится создавать, нравится, когда с нуля появляется что‑то, что‑то щупаешь и смотришь. Артист — совершенно другое. Там ты, наоборот, проживаешь уже что‑то готовое — написанное, меняешь это, вливаешься в это. Ну и конечно, внимание. Одно дело, когда ты в растянутых трениках сидишь возле плейбека, другое дело, когда тебе приходится выходить наружу в макияже. На сцене быть тоже прикольно. Просто я долго не могу там находиться. Мне нравится, когда это периодически происходит, но я не могу быть в этом режиме постоянно.
— Полина, кажется, у тебя больше всего было режиссеров именно женщин?
Полина: Сейчас посчитаем… «Иван» 2016 года — это Алена Давыдова, Настя [Пальчикова] и Аня Зайцева из сериала «Сам дура». И все. А сейчас, возможно, еще будет Лена Хазанова. А из ребят — Алан Дзоциев («Погоня»), Джунковский («Сны Алисы»), Карпиловский («Мой папа не подарок»), Леша Смирнов («Подвиг») и Анарио Мамедов («Последний аксель»).
Настя: Короче, плюс-минус поровну.
— Да, я это к тому, что ты вообще не столкнулась с этим стереотипом, что мир кино — это мир мужчин.
Полина: Вообще нет.
Настя: Даже когда я пришла снимать, это уже осталось в прошлом. Но я помню это определение «женское кино» и все эти коннотации вокруг этого: сентиментальное, говенное, слабое. Сейчас, к счастью, уже не так.
— Настя, ты написала много сценариев для режиссеров-мужчин. Они не просили меньше сентиментальности или, наоборот, может, говорили, что взяли тебя потому, что им нужно было «получше раскрыть персонажа-женщину»?
Настя: Я зашла в кино, когда уже никто не обращал на это внимания. Без всяких вот этих «нам нужен женский взгляд». Хотя, конечно, есть разница во взглядах и мышлении между мужчиной и женщиной, но это не в смысле плохо или хорошо, а в смысле — по-разному.
Ну и потом, я не очень сентиментальна сама по себе, я знаю много мужчин, которые сильно сентиментальнее меня, так что брать меня, чтобы я привнесла куда‑то сантименты — зря деньги потратить.
— Настя, когда ты начала работать над фильмом, то пошла волна новых фильмов про 90-е. Как это на тебя повлияло: ты старалась абстрагироваться от этого или боялась повториться?
Настя: На меня эта волна никак не повлияла, потому что она случилась, когда я уже была в подготовке. Сначала появился «Хрусталь». Даша Жук была первой, кто запустил это. Я предложила нашей художнице и оператору сходить посмотреть, как там сделаны 90-е через современный взгляд. Но мы так и не дошли. Я посмотрела «Хрусталь» уже после «Маши». Когда ты находишься в подготовке дебютного кино, то ты не то что пытаешься абстрагироваться, а ты вообще не замечаешь окружающие премьеры.
А про «Быка» я вообще ничего не знала. Двойников (Сергей Двойников — актер, который сыграл и в «Быке», и в «Маше». — Прим. ред.) у меня сам по себе появился, оператор Глеб Филатов — тоже сам по себе. Глеб в какой‑то момент сказал, что он снимал «Быка». Но я не особо акцентировалась на этом.
Потом уже прошли съемки, я сделала монтаж «Маши», и Глеб позвал на премьеру «Быка». И только после этого ко мне пришло осознание, что у моего поколения уже вышло несколько фильмов про 90-е. Не я одна это делаю. Это круто на самом деле. У меня не было ощущения, что мое место заняли. Наоборот. Я уверена, что будет еще больше фильмов про 90-е. Я знаю, что они уже снимаются. Так что ждите.
— Как думаешь, почему? Почему именно у этого поколения этот временной промежуток так важен для старта в кино?
Настя: Мне кажется, у нас в обществе назрело желание и необходимость говорить про 90-е, потому что мы про них фактически не рассказывали. Это же капец важный этап для нашей страны. Россия поменялась, а мы это, по сути, никак не отрефлексировали. У нас был какой то первый шок и первые фильмы, снятые про девяностые, но в тот период это было по сути про современность, то есть это не считается. А сейчас прошло время, пришло осознание. Я думаю, что не только у моего поколения. Но у него в первую очередь, естественно, нам проще про это говорить.
— Полина, а как ты относишься к тому, что тебя и твою Машу сравнивают с рыжей девочкой из сериала «Мир! Дружба! Жвачка!»?
— Ляпина Валя? Ну что я могу сказать… (Смеется.) Во-первых, ей восемнадцать, но мы играем один и тот же возраст. Я снималась во втором сезоне «Мир! Дружба! Жвачка!» и даже была с ней в кадре. Мы там идем вместе за ручку как подружки-сплетницы. И все говорили: «А-а-а, это Полина Гухман и Валя Ляпина у нас стоят в одном кадре!» Я на это никак не реагирую, хотя мне даже в инстаграме в комментариях пишут типа «тебе говорили, что ты похожа на Валю Ляпину?» Мы с ней очень сильно разные. Те, кто меня не знает, конечно, сравнивают, потому что в «Маше» тоже рыжий цвет волос и тоже девяностые.
— А во втором сезоне «Мир! Дружба! Жвачка!» ты уже со своим цветом волос?
Настя: Да! Конечно, да.
— А, ну тогда какие вопросы. Все хорошо. Вселенная не схлопнется от сравнений.
Настя: А я не видела «Мир! Дружба! Жвачка!», но люди так устроены, что если видят что‑то похожее, то начинают это сравнивать. Не стоит по этому поводу переживать, потому что скоро у тебя и у нее выйдут абсолютно разные проекты и все про это забудут.
Знаешь, когда мы с мужем вышли с премьеры «Быка», а у меня уже была готова «Маша», остался только звук, я сказала мужу, что немножко волнуюсь, что начнут сравнивать [наши фильмы]. Еще не было пандемии, и мы должны были выходить с «Быком» чуть ли не друг за другом. Но Леша сказал: «Ты с ума сошла, у вас два абсолютно разных фильма! С разной стилистикой, энергией, историей. Время просто одно. Но только тупые люди могут это сравнить». И вот выходит мой фильм, и кто‑то один, не помню уже кто, сказал: «Это женская версия „Быка“» Ну и все стали спрашивать про это. Я говорю мужу: «Вот видишь, а ты мне говорил, что не будут сравнивать». А он ответил: «Нет, Насть, я говорил, только очень тупые люди могут это сравнивать. Я не виноват, что тупых людей немало». Я расхохоталась.
— Какой для вас был самый сложный эпизод на съемках «Маши»?
Полина: Я помню, как ты мне дарила розочки, а я стеснялась этой сцены с месячными. Же-е-е-есть! У меня был реально какой‑то бзик.
Настя: Да никакой это не бзик, просто мы снимали эту сцену с месячными, когда они выходят из кинотеатра…
Полина: Да, эти желтые лосины, я помню.
Настя: И поначалу все было нормально. Полина вообще герой и настоящая артистка, которую ничем не напугаешь. Но вдруг незадолго до сцены я смотрю на нее — слезы на глазах, лица нет, вся пережалась. Я говорю: «Что случилось?» Выясняется, что когда ей нарисовали это пятно крови на лосинах, какой‑то мудак из съемочной группы сказал ей типа «ой, а в чем это у тебя жопа испачкана». Полину переклинило и перекрыло. Я с ней поболтала, раздала, мы перестроились. Это была целая эпопея. В конце смены я Полине подарила розы. Она молодец, она сумела это преодолеть. А у меня сразу взыграло саратовское прошлое из 90-х, я пыталась выяснить у Полинки, кто из группы это сказал, и набить ему морду. Но Полина не сдала.
Полина: Да, я не выдала. Но знаешь, на премьере я к нему подошла и сказала: «Ой, а у тебя в чем‑то жопа испачкана». Я правда так сделала.
Настя: Круто. А для меня самая сложная сцена была — финал.
Я приняла это решение, когда посмотрела отснятый материал. Позвонила группе и сказала, что мы снимаем другой финал. Это было сложно и морально, и технически. Я переживала, что это просто мои загоны дебютанта, поэтому все-таки подстраховала себя и сняла два финала. Потом на монтаже я выбрала один.
(Острожно: дальше небольшой спойлер и намек на концовку «Маши». Ели вы еще не смотрели, то сделайте это обязательно.)
В сценарии у меня был финал, где Маша все-таки не убивает [персонажа Максима Суханова]. Но я посмотрела, как Аня [Чиповская] сыграла последний фрагмент, где она выходит сцену и поет. Я поняла, что она эту сцену сделала так, как будто бы она все-таки убила. Когда я писала сценарий, то как раз металась, не знала, куда меня выведет героиня: убьет она или не убьет. У меня стоял этот выбор. Но я своей авторской волей, что не очень правильно, все-таки оставила в сценарии вариант, где она не убивает. Когда я увидела игру Ани, то все мои предыдущие аргументы во время написания сценария снова всплыли.
На монтаже идеологически я пыталась протащить тот финал, где она не убила, мне очень хотелось, чтобы взрослая Маша все-таки преодолела это и начала жить своей жизнью. Но фильм этого сделать не дал… Маша убивает, и, видимо, мое поколение пока никуда не вырывается из этого.
Фильм «Маша»
в KION