Мисс июнь и мисс шива: 5 неочевидных фильмов за полгода, которые вы могли пропустить

Вокруг Даниель бушует жизнь: утром у нее был секс за деньги с мужчиной, теперь она спешит на поминки с родителями (шива — траурный обряд в иудаизме). Мать обрабатывает дочь навязчивым допросом и предупреждает, чтобы та ничего не выкинула; отцу же в целом все равно, он, по предположению жены, витает где‑то на первой стадии Альцгеймера и вечно что‑то забывает. Даниель же слабо представляет, чей это, собственно, траур, зато встревожена встречей с бывшей девушкой Майей — одним словом, мисс Переполох.

«Малышку» удобно ассоциировать с классическими комедиями положений: здесь действительно много театра, правда, сильно обработанного современной визуальной культурой и духом времени, — наподобие той же «Дряни». Но с какой стороны ни подойти, это скорее параноидальный и герметичный хоррор, ведь нет ничего страшней семейных празднеств с дальними родственниками, имена которых едва помнишь. Именно в небрежно когда‑то сказанных словах и неосторожных взглядах зарыта благодатная почва для нападок любого масштаба.

И режиссерка Селигман на этом активно паразитирует. В первые полчаса «Шивы» легко сгореть со смущения, как на сеансе какого‑нибудь «Горько!», но дальше обнаруживаешь в себе толику постыдного удовольствия — сложно отказаться от зрелища, в котором у тебя на глазах буквально распечатывают двери ада.

Селигман показывает натуральный гнойник, где царит атмосфера тотальной бесцеремонности и нещадно нарушаются личные границы, а у каждого присутствующего зарыта куча скелетов в шкафу. В какой‑то момент у героини складывается полный набор: ее успевают назвать и анорексичкой, и чертовой вегетарианкой, и глупой бисексуалкой, затянувшей с подростковыми экспериментами, и лгуньей, зачем‑то вообразившей себя на юрфаке, — то есть главным в жизни ортодоксальной девушки по-прежнему должны быть вера, мужчина и работа. Похожей агонии добивался первый сезон «Девушки по вызову», но там авторам хватило вкуса и чувства меры, чтобы зазря не расплескать накопленное напряжение.

К финалу «Шивы» становится очевидным, что это дебют, причем довольно неровный и по большему счету пустоватый, зато выросший из короткометражки и основанный на личном опыте Селигман. Авторка в студенчестве также располагала мужским вниманием и ненавидела фамильные слеты: как следует из фильма, несмотря на скорбный повод, там жалуются друг другу на жизнь, хвастаются положением и задают обескураживающие вопросы.

Так убедительный сеанс экзорцизма на поминках превращается в парад крупных планов, скорченных рож, невпопад пущенных смешков. Из такого варева можно было вынести десяток смыслов, собрать пачку поразительных наблюдений и занятных замечаний, но, к сожалению, выстроенная картина рушится под своим же грузом, предпочитая в двадцатый раз рассказывать одну и ту же шутку.

Дэвид ухаживает за мамой, увядающей от деменции, и очень хочет с кем‑нибудь познакомиться. Ему немного за сорок, человек он, в общем-то, хороший, добрый, умеющий, что называется, заглянуть в чужие потемки — увы, Tinder в 1990-х еще не изобрели, зато придумали распространять предзаписанные анкеты на видеокассетах. Но ушлый бизнес стремительно уперся в гендерный дисбаланс: на одну женскую заявку приходится сотня мужских, поэтому парням отводится не больше тридцати секунд на запись. Достойно самопрезентоваться за такое время у Дэвида, конечно, не получилось, да и из агентства знакомств нет новостей уже, кажется, полгода. На несчастье, его внимание привлекла кассета с интригующим названием «Друг напрокат».

Это очень мастеровитое и удивительно точное кино, за исключением финальных минут десяти, когда все срывается в полный швах и разнос. «Друг», в отличие от той же «Шивы», как раз обнажает и подсвечивает слишком много болезненных тем: это правдивая и в какой‑то мере унизительная оценка одиночества, использующая триллерную интригу. Режиссер Стивенсон, опустившись на более низкий уровень абстракции, буквально на пальцах раскладывает термин «зомбоящик» и феномен современного лайфблогинга с аддикциями к говорящим головам: иногда действительно настолько паршиво, что нужно выговориться хотя бы странному мужику в телевизоре.

Полно в «Друге» и милого. Например, сцена вроде той, когда Дэвид с матерью смотрит «Его девушка Пятница» с Кэри Грантом, причем явно уже не первую сотню раз. Или как он радуется после первого свидания в ледовом парке; как раньше люди на всякий случай носили с собой шариковые ручки и разговаривали с «диагональю» в гостиной. В этом смысле лента предлагает максимальный аналоговый уют и с теплотой относится культуре VHS: камера с нескрываемым трепетом рассматривает все эти катушки, обрезки пленок — кассета входит в проигрыватель, и мы видим план того, как внутри него все заводится.

Где‑то с середины смотреть «Друга» становится прямо страшно. У Дэвида все только начало получаться, появилась цель и искренняя девушка — хочется, чтобы на этом месте случится конец и у всех все было хорошо. Зрительский опыт хоть и подсказывает готовиться к чему-то страшному, но даже самые смелые ожидания недотянут до итоговой кровожадности: тут-то Стивенсон и заявляет о своих циничных намерениях. Его цель — триллер и гротеск, а могла получиться заметная лента о неприкаянности.

С другой стороны, сдержанный подход первой половины картины только усиливает резкую постановку в финале, которую Стивенсон, вероятно, использует для формулирования своего громкого месседжа. Возможно, это и буквальное прочтение, но «Друг» с жуткой уверенностью заявляет, что у львиной доли людей, использующих посредника для установления личных отношений, далеко не все в порядке, как может показаться за ширмой будничной нормальности. Просто для того, чтобы добраться до самых потаенных и низменных секретов, партнерам требуется куда больше времени.

Рей, обладающий олдскульной внешностью гангстера из 1970-х, пытается приспособиться к миру, охваченному квантовыми вычислениями. Вдобавок он заботится о брате, страдающем острым расстройством сна, и пытается подзаработать на респектабельную клинику. По совету знакомого хаслера Феликса Рей становится участником новой игрушки гиг-экономики: работа кабельщиком проста и монотонна, среди лесов Северной Америки нужно прокладывать сверхпропускной кабель, поддерживающий работу высокопроизводительных систем.

На квантовом буме пытается заработать чуть ли не каждый — тысячи фрилансеров тянут мотки проводов, преодолевая пересеченную местность, грязь и усталость, словно сталкеры, обхаживающие зону отчуждения. Кабельщикам предлагается достойная оплата и гибкий график, но чтобы юнит-экономика сходилась, дополнительно необходимо соревноваться с медленными, но не знающими усталости роботами на ножках — курьерами, как бы стимулирующими продуктивность кабельщиков.

Симпатичная антикорпоративная инди-фантазия. «Падшие» если не открывают глаза на лицемерие капитализма с ее хвалебными одами свободной конкуренции, то хотя бы убедительно его обозначают. Представленная корпоративная машина, даже облагороженная популярным приложением, красивыми заголовками про автоматизированное будущее и приятными рекламными кампаниями, всецело построена на эксплуатации и структурном неравенстве, подчинена привилегиям и зависима от классовости. Все, как и всегда: кто‑то богатеет — кто‑то беднеет. Постановщик Хаттон (еще и сценарист, монтажер и композитор) в немного обрывистом финале так и резюмирует: пока одни социальные слои получают выгоду своего положения, а заодно вырабатывают страх и презрение к рабочему классу, другие занимаются махинациями и строят мошеннические схемы; в лучшем случае — формируют профсоюзы.

К жадности корпораций нас приучил тот же сериал «Черное зеркало», культуру наемного сезонного труда техногигантов не так давно затронула Хлоя Чжао в оскароносной «Земле кочевников», но, в принципе, достаточно оглянуться вокруг. Как та же недавняя истерия на криптовалютном рынке, дефицит полупроводников и массовые скупки железа перекупщиками привели к небывалому росту цен техники (в особенности видеокарт).

Но есть на что посмотреть в «Падших» и кроме актуального социального комментария. Например, на актера Дина Империала, обладающего уникальным шармом и харизмой великого Джеймса Гандолфини, — настоящая находка. Его одновременно легко представить как в «Сопрано», так и в тех же «Неограненных алмазах» братьев Сафди.

Дэвид и Никки полюбили друг друга еще в школе, быстро сошлись, расписались и в статусе многодетной семьи собирались обустраивать пасторальный быт в морозном захолустье Юты. Но впоследствии появились вопросы, брак стал во что‑то мутировать и насаждать — в итоге партнеры решились на свободные отношения. Дэвид добросовестно съехал к престарелому отцу и стал довольствоваться встречами с детьми по выходным.

Такое положение вещей здорово сказалось на старшей дочери Джесс: та начала прогуливать школу и стала вести себя агрессивно — в общем, изо всех сил бунтует и призывает отца бороться за семью. Подрывает ситуацию еще и Дерек, новый мужчина Никки, стабильно проводящий ночи в ее постели, — человек решительный и без лишних сантиментов. Трагедия в том, что у Дэвида осталось все еще много чувств к супруге, хоть он и старается не подавать вида. Зато его револьвер, с недавних пор прописавшийся под сиденьем внедорожника, терпеливо ждет своего часа: одним ранним утром им уже целили в спящую Никки и ее любовника.

Для начала стоит упредить: заявленное убийство в названии, конечно, фигуральное, пусть релизный трейлер и пугает оружием и недвусмысленными намеками на парное убийство. Речь идет о смерти отношений двух когда‑то влюбленных людей — именно на этом в первую очередь сконцентрировано кино.

Что подкреплено ворохом аккуратных нюансов, придающих этому компактному слоубернеру дополнительную выразительность. Во-первых, актер Клейн Кроуфорд (сериал «Смертельное оружие»), обладающий внешностью и голосом фолк-певца с максимально грустными глазами. Во-вторых, «Любовники» сняты на каноничной окраине Юты (стоит ли уточнять, что и лента начала свой путь с «Сандэнса»): среди гор, припорошенных снегом крыш и необъятных полей действие приобретает какую‑то нарочитую иносказательность и многозначительность чуть ли не вестерна. И, наконец, в фильме Мачояна можно найти много от других таких же камерных драм с местечковых американских смотров, разворачивающихся с чеховским размахом. Например, общий рефрен при должной внимательности просматривается у «Жизни» с Джослин Донахью и «Для Эллен» с Полом Дано: все работы объединяет какой‑то деструктивный взгляд на токсичную маскулинность. Дэвид, очевидно, не самый стержневой человек на свете, но очень старается: водит детей запускать игрушечные ракеты в парке, стучится в три часа ночи в окно их спальни, чтобы рассказать про новые шутки любимого стендапера. Пытается не потерять и жену, затягивая той в пикапе горестную песню о том, какой же он дурак.

Пикап здесь — вполне себе действующий персонаж, он станет свидетелем многих бед, как в каком‑нибудь «Локе», в нем же развернется душещипательный и немного скомканный финал. Убивать, как известно, стоит по любви или из‑за больших денег, но Мачоян, намеренно подчеркивая некоторую слабохарактерность своего героя, напоминает, что существует путь милосердия.

Теркуойс Джонс в юности выиграла локальный конкурс красоты «Мисс Свобода», но судьба девушки сложилась не так, как подобает у благочестивых мисс: в ее жизни были и танцы у пилона, и не самое порядочное поведение. Теперь она бегает со смены на смену в неприглядном кабаке, на стене которого красуется крайне унизительная фотография с подписью «Сегодня вас обслуживает „Мисс Свобода“». Помимо этого, Теркуойс практически в одиночку растит дочь-подростка: отец, подрабатывающий в автомастерской, то исчезнет, вновь во что‑то вляпавшись, то появится, выпрашивая очередной шанс у супруги.

Дочурке Кай хочется танцевать, болтаться с парнем и в целом ни о чем не заботиться, но у матери на нее особые планы: Теркуойс готова буквально лечь костьми ради победы дочери на новом розыгрыше титула «Мисс Свободы». Под красивым лозунгом насчет счастливого завтра скрывается в первую очередь ее собственная нереализованность и несостоятельность.

«Мисс Свобода» — симптоматичная картина лайпапа, скажем, фестиваля BlackStar Film Festival или того периода Netflix, когда монополист старательно разбавлял свою сетку социальным и гуманистическим кино типа «Imperial Dreams», то есть сделанным преимущественно темнокожими кинематографистами.

«Свобода» — все же довольно-таки лобовая драма в плане разнообразия кинематографических приоритетов. Да и вся ее заявленная эмансипация направлена скорее на разрешение вопроса родительской сепарации. Но, несмотря на некоторую токсичную динамику в поведении матери, вымещающей, по сути, личные комплексы, и формат конкурса красоты, есть в этом твердо стоящем на ногах дебюте эпизоды настоящего женского эмпауэрмента. Главная героиня, одномоментно получившая внимание раскаявшегося мужа и успешного ухажера, влюбленного в нее с детства, выбирает самоличный контроль над жизнью — выкупает бар, продав дорогущее обручальное кольцо. И с чемоданом, заполненным разными юридическими бумагами, впервые смотрит в будущее с гордо поднятой головой.