— В одном из прошлых интервью вы рассказывали, что пишете сценарии. Какие истории вы пишете и о чем хочется высказаться?
— Мне кажется, что вообще артистам надо писать, что каждому артисту необходимо снять свою маленькую короткометражку. Не для того чтобы стать режиссерами, совсем не обязательно, наоборот. Это, в общем, большая мука: денег меньше, работы втрое больше, ответственность огромная, поэтому никому особенно не советую. Но снять свою короткометражку очень было бы правильно, потому что тогда ты понимаешь, как устроен процесс. Ты понимаешь, что да, у тебя берут интервью, тебя печатают на плакате и зовут к Урганту, но при этом ты лишь одна из составляющих сложнейшей мозаики. Ты не меньше, чем эта составляющая, но и не больше. Поэтому надо стараться быть частью этой общей игры.
— Когда вы стали режиссером, ваша роль в проекте, очевидно, увеличилась. Вам нравится большее влияние на процесс создания произведения?
— Наверное, главное, почему я этим занимаюсь, — невероятная привычкообразующая магия, как наркотик, которая заключается в том, что ты сидишь дома и фантазируешь, дальше это складывается в какие‑то слова, дальше прекрасные суперпрофессионалы организовывают пространство, и в нем другие профессионалы создают уже готовый результат. Потом ты видишь на экране плод своего воображения.
— Вам бы хотелось снять что‑то по собственному сценарию?
— Да, я бы считал, что это следующий уровень игры.
— Пока нужно набить руку на сценариях?
— Нет, дело не в этом. Просто очень смелые люди делают собственные произведения. Это твое собственное полноценное высказывание. А когда ты наемный режиссер, то ты тоже просто часть системы. Более влиятельная, более всеобъемлющая, нежели артист, но тем не менее тоже просто часть системы. Когда ты сам изначально придумал и проблему, и героев, и что с ними происходит, и довел это от первой искры до конечного результата, то это большая ответственность.
— Каких героев придумываете вы? Что за истории у вас? Какие жанры?
— Знаете, это очень-очень-очень разные вещи. У меня есть написанный с товарищем исторический детектив на тему революции. Есть какие‑то, наоборот, психологические, более тяжелые вещи. Это почти никогда не комедия, как ни странно. Я очень мало работаю в этом жанре.
— Вам не нравится жанр комедии?
— Не могу сказать, что он мне не нравится, просто мне кажется, что мое чувство юмора очень часто отличается от массового, и мне почти всегда не нравится то, над чем смеется большинство.
— Актер Павел Майков жаловался, что ему приходит очень много плохих сценариев. Когда вы пишете сценарий, стараетесь отталкиваться от опыта прочитанных текстов, чтобы убрать все минусы и сделать лучше?
— Конечно, сейчас очень много не совсем качественной сценарной продукции. Это происходит оттого, что сегодня рынок стал очень большой, появилось огромное количество платформ. Нужно очень много написать, а людей, которые делают это блистательно, не так много. При этом сегодня востребованный сценарист получает большие деньги, а это всегда довольно серьезное искушение.
— При этом если говорить о сериале «Контакт», то там сценарий как раз хвалят за точные диалоги и реальность истории. Как вы стали режиссером этого сериала?
— Что касается сценария «Контакта» и других решений внутри проекта, нужно сказать, что у нас был очень крутой шоураннер Максим Паршин из Good Story Media, который частично написал сериал и очень много туда привнес. Меня в проект пригласила [кинопродюсер] Саша Ремизова, дала мне почитать сценарий, а уже когда я сказал, что мне сценарий нравится, сказала, что предлагает мне не главную роль, а режиссировать.
— Вы удивились? И как принимали решение?
— Конечно, удивился. А решение принимал… вы знаете, я очень подолгу выбираю блюда в ресторане, вообще не могу выбрать вещь, которую себе купить: майку, джинсы, костюм. А какие‑то более серьезные вещи я выбираю очень быстро, вообще не мучаясь. Я сразу понял, что хочу это сделать, и никаких переживаний с этим связано не было.
— Насколько глубоко вы погружались в сборку проекта — лично проводили кастинг? Звали оператора?
— Изначально я лично пригласил на пилот оператора Николая Богачева («Пищеблок», «Псих»). Богачев был занят, и мы делали сезон с Юрой Кокошкиным («Магомаев») — прекрасным оператором, я очень доволен. У нас вообще получилась невероятная операторская команда — так совпадает редко. Даже ребята, которые работали камераменами, были операторами-постановщиками, поэтому это давало возможность эклектично иногда рассказывать историю.
— Если говорить об актерской команде, то в касте много молодых актеров. Как их искали?
— У меня был очень крутой кастинг-директор Алла Петелина — она из Петербурга, но очень долго работает в Москве и, я так понимаю, долго была главным кастинг-директором «Среды». Частично она подобрала людей, но некоторых я нашел в интернете.
Я иногда описывал, кто мне нужен, ребятам, которые приходят на пробы, — а они советовали кого‑то из своих студенческих друзей, коллег. Обычно, конечно, парни присылали своих девчонок, но это же очень легко проверить: ты заходишь в инстаграм и обязательно видишь у девочки того мальчика, который тебе ее посоветовал. А в какой‑то момент мне посоветовали Иру Паутову.
— Как вы в итоге с ней связались?
— В итоге она все-таки ответила. Мальчик, который ее предлагал, сказал ей, что посоветовал ее в кино, а она говорит: «Блин, а я уже несколько дней не отвечаю, думала, это так, просто шутка». И дальше она мне отписалась, записала самопробы, и это было очень хорошо.
— Сможете назвать черты сегодняшнего поколения, которые разительно отличают его от предшественников?
— Тут важно понимать, о каком именно возрасте мы говорим. Потому что если мы говорим о моем поколении отцов, то оно, конечно, гораздо более потерянное. Мы родились, когда разваливался мир, в котором жили наши родители, полностью изменилась страна, флаги, название, партия, понятия о том, что хорошо и что плохо. Современное поколение смелее, но у них есть и свои опасности, конечно, и их много. В том числе в том, что они воспринимают эту некую свободу выбора всего, включая пол, как некую обязательную свободу, понимаете? Раз мне свобода дана, значит, я обязан ею воспользоваться во всех возможных направлениях. Но это же тоже некая обязаловка, своего рода тюрьма под названием «обязательная свобода».
— Вы — многодетный отец, ваши дети учатся за границей, играют на скрипке, выступают с оркестром, и, опираясь только на эти факты, можно сделать вывод, что они далеки от мира, показанного в сериале «Контакт». Тем не менее бывало ли между вами некое недопонимание?
— У меня детей много, они разных возрастов, и в какие‑то моменты у нас бывает… Это трудно назвать прямо конфликтом, потому что каким‑то чудесным, невероятным образом нам удалось построить в семье такую конструкцию, которая позволяет нам конфликты не обходить, но разрешать довольно быстро и почти безболезненно. Но это не значит, что их нет, это не значит, что мы про все думаем одной головой.
— Раз вам удалось построить эту конструкцию, то какой бы совет дали главному герою сериала «Контакт»? В чем его основная проблема, ошибка в воспитании?
— Не врать, не манипулировать, разговаривать с ребенком с первого шага как со взрослым, делать только то, что ты хотел, чтобы делали по отношению к тебе. А разговор с ребенком, вообще работа с ребенком, его воспитание, ничем не отличается от работы со взрослым, с той только разницей, что это гораздо более хрупкий механизм.
— Ваши слова из другого интервью: «Главное — не путать жесткость с грубостью». Главный герой сериала «Контакт» путает или все-таки жесткий, а не грубый?
— Он грубый, конечно. Но зритель сам должен должен составить впечатление о том, какой Барнашов (главный герой в исполнении Павла Майкова. — Прим. ред.) и почему он таким стал. А я-то его люблю, конечно, он человек незаурядный. Для него, скажем так, справедливость выше правды, потому что правда и справедливость — это разные вещи. Для него справедливость превыше всего, а должно быть каждому по заслугам.
— Вы говорили: «У нас всегда хотят, чтобы кино было модным и красивым, а я хочу снять так, чтобы получилось просто и достоверно». На ваш взгляд, «Контакт» получился простым и достоверным?
— Не знаю, надеюсь, что да. Мне кажется, что простота крайне важна. Мне кажется, что простота кинематографического повествования очень современна, отсутствие пафоса — это очень современно и в музыке, и в кино. И мне повезло, что то, что мне нравится, сегодня вполне уместно.
— Сериал «Вне себя» Александра Дулерайна сделан просто и достоверно или модно и красиво?
— «Вне себя», конечно, богаче, изобразительно богаче, плюс это же нереальная история, поэтому эти проекты трудно сравнивать. С другой стороны, во «Вне себя» история вполне жесткая. Да, это черная комедия, уж не знаю, как создатели все-таки определяют жанр, но, на мой взгляд, это черная комедия. И, как любая хорошая комедия, она имеет в основе своей очень серьезную драматическую составляющую.
— Я был на съемках сериала «Вне себя» и видел, как снимаются диалоги с участием фантомов. Был ли для вас этот процесс выматывающим или даже мучительным?
— Совсем нет. На самом деле современный кинематограф для артиста очень комфортный: ты играешь главную роль, о тебе все заботятся, у тебя стоит огромный прохладный трейлер. Да вообще актерская профессия, как я теперь понимаю, не то чтобы прямо легкая, бывают очень тяжелые съемки, в том числе эмоционально, но в сравнении с режиссурой это просто отдых на лужайке. Ты избавлен от всяческих инспекций касательно того, как работают остальные цеха, какая погода: вышло солнце — хорошо, пошел дождь — замечательно. Ты приехал, отработал, поехал домой. А когда ты режиссер — это ад. Потому что пришли тучи — у тебя немонтажно получается, успеешь ли снять? Играет артист блестяще, но каждый раз по-разному, не может повторить, как монтировать — непонятно. Или наоборот, что‑то сделали, но вовсе не так, как собирались, а эта штука не работает, а у машины спустило колесо или стукнула коробка, а другой такой машины нет.
— В сериале «Вне себя» основной актерский состав играет коллективное сознание, живущее в голове вашего персонажа. По сути, вы ведущая личность в этом коллективном сознании, а Евгению Цыганову и Елене Лядовой приходилось подстраиваться. Как думаете, вам в этой связи было легче, чем им?
— Я думаю, что ребятам было тяжелее, чем мне, потому что то, что происходит со мной, происходит из кадра в кадр. Это история, которая происходит частично у меня в голове, зритель видит то, что видит Дмитрий. А ребятам приходилось все время вскакивать в сложившуюся ситуацию, а это иногда, конечно, очень трудно. Но они сделали это блестяще.
— Про невышедшие проекты. Какие эмоции вы испытываете в связи с тем фактом, что сериал «Алиби» для Первого канала до сих пор лежит на полке? Может устареть форма, киноязык, сама история. При это вы говорили, что это одна из самых сложных ролей в вашей карьере, и сейчас такой труд никак не показывают.
— Вы знаете, в плане киноязыка или истории я думаю, что он не устареет. Хотя меня, конечно, раздражает, что у моего персонажа будет старый iPhone в руках, но, может быть, с этим можно справиться. Я, честно говоря, не представляю, почему сериал до сих пор не вышел. Не могу сказать, что он как‑то особенно, слишком откровенный. Да, там много откровенных сцен, но сегодня, когда уже вышло много фильмов, в которых откровенных и эротических сцен даже больше, те же «Содержанки», почему не выходит «Алиби», я не представляю. Но, к счастью, права Первого канала на сериал заканчиваются в сентябре, и его, конечно, купит какой‑нибудь умный стриминг.
— Александр Дулерайн после кейсов с сериалами «Озабоченные» и «Бедные люди», скажем так, с опаской относится к проектам, в которых главные герои — сценаристы или писатели, потому что они не близки зрителю. В случае с «Алиби», на ваш взгляд, есть риск, что аудитория не подключится к герою-сценаристу?
— Если бы он вышел и его не стали бы смотреть, тогда мы могли бы это обсудить. В данном случае это решение, которое принимает руководство канала. Да и потом то, что в «Алиби» Решетников — сценарист, это пять процентов его личности, а остальные 95 — это остальное, чем он является. Поэтому мне не кажется, что это проблема.
— Над чем сейчас работаете: что пишете, какую историю следующей хотели бы снять как режиссер, к каким ролям сейчас готовитесь?
— «Нулевой пациент» (сериал об эпидемии ВИЧ в СССР. — Прим. ред.) готовится к съемкам, и в этот раз я хочу двинуться в сторону Чарли Чаплина и Дани Козловского — совместить роли режиссера и артиста. Я там буду играть роль, то есть побываю одновременно по обе стороны баррикад, посмотрим, что из этого получится.
«Контакт»
на Premier