«Вне себя» — новый сериал стахановцев развлекательного контента Александра Дулерайна и продюсеров-неразлучников Никишова с Федоровичем — сделан самоуверенно и лихо, как будто авторы ни секунды не сомневаются, что зритель действительно будет с первых кадров вне себя от восторга. Как сказал бы редактор газеты «Советская Эстония» своему подчиненному Сергею Довлатову: нас обрекают этим продуктом на потребительское счастье. От встречи с Евгением Цыгановым якобы в невиданном доселе амплуа вирильного мента в мерзких усиках, кожанке, сыплющего прибаутками типа «отскочим, побормочем». От, напротив, виданных-перевиданных и таких уютных шуток про большой и маленький член. От бодрых зарисовок на тему корпоративного сюрреализма. От саспенса, наконец, поскольку «Вне себя» вообще-то относится к жанру комедийного детектива.
Однако на площадке у продюсера ТНТ Дулерайна по-прежнему видна постсоветская сериальная Россия — и канал, и страна, — национальной чертой которой, как мы помним из классики, провозглашено постоянное превышение скорости. Какой русский сериал не любит быстрой езды — по смыслам и художественным нюансам.
Собственно, единственной действительно отрефлексированной деталью «Вне себя» выступает музыка Игоря Вдовина, хоть как‑то организующая этот набор неприхотливых гэгов в связный нарратив. К сожалению, известный своими утонченными европейскими вкусами Александр Дулерайн мешает Вдовину довести задуманное до конца — на титрах «Вне себя» звучит группа La Femme из французского курортного местечка Биарриц. В Биаррице океан и еще Стравинский с Наполеоном Третьим, а на платформе Premier — Евгений Стычкин, старательно изображающий неуклюжий секс с Анной Котовой-Дерябиной. Культурный человек Александр Дулерайн, только вот работает в России.
Главный герой «Вне себя» Дмитрий Николаевич Озерецкий (Стычкин) тоже работает в России, значит, чем именно он занят, кроме сидения в офисе, мы так и не узнаем. Офисы у нас снимать научились блестяще. Они почти не похожи на стенды ИКЕА, в отличие от жилых помещений на экране. Отсутствие кинематографической материи во «Вне себя» вопиюще, все же это не совсем ситком и какая-никакая реальность в кадре предполагается. Увы, и Стычкин, и Лядова, играющая его покойную супругу ровно с той же интонацией, что и в «Психе» мятущуюся разведенку, помещены в декорации, напоминающие легендарный сериал «Элен и ребята». Оттуда же и темпоритм и все остальное. «Ну, давайте поиграем», — говорили в финале каждой сцены Николя и Джоанна. «В современную городскую жизнь», — про себя добавляют Евгений и Елена.
Эта современная городская жизнь страшна своей экзистенциальной пустотой и проросшими на пустыре травмами и драмами. Бытие как непрекращающийся сеанс гештальт-терапии — тема не новая, но впервые взятая на абордаж российской сериальной индустрией в прошлом году в «Психе». Тот сериал Федора Бондарчука осознанно пугал, не стесняясь саморазоблачающего пафоса, лучшего попутчика в путешествии на край ночи. «Вне себя» копипастит «Психа» в довольно неряшливой манере, не заботясь о пробелах или подчеркиваниях, — ну как и бывает обычно при переносе текста из сети в вордовский документ.
Здесь тоже есть сеансы на кушетке в качестве рефрена, только вместо убедительного Меньшикова терапевтирует карикатурная Морозова. Здесь тоже есть мертвая жена и привидевшийся отпрыск, страх потерять их еще раз — уже в закоулках своей памяти. Но все это впроброс, походя, потому что шоураннеру прежде всего хочется развлекать, — ни минуты без анекдота, поручик Дулерайн боится, что эфирный век отечественного сериала недолог и зритель, как ветреная дама, без аккомпанемента на баяне непременно нажмет на стоп.
Другой важный референс вселенной «Вне себя» — разумеется, кинематограф Григория Константинопольского. Григорий Михайлович тут не только ночевал, но и комфортно обустроился. Это пошив его фирмы. Но опять же — при создании «Вне себя» явно опьяненные собственным величием авторы повторить фокус не смогли. Ни артист Макаревич в роли биржевого шулера, пародирующего отчасти волка с Уолл-стрит, ни артист Цыганов, лениво аукающийся с собой драгоценным образца «Мертвых душ», не приближают фильм к золотому стандарту, допустим, «Русского беса». «Вне себя» даже не уступает, а просто вне игры.
Таким образом, относительно оригинальная сценарная задумка — о фантомах в голове клерка, символизирующих чувство вины, основное чувство сегодняшнего человека, зачем‑то выжившего, оборачивается надоевшей зарисовкой родины. Она состоит из ментов, совиньон-блан и условной сексуальной свободы. Другой нет, в том числе и творческой, да и эту скоро прикроют. В связи с чем название «Вне себя» кажется не совсем уместным. С одной стороны, эта родина может действительно вывести из себя, с другой — сегодня лучше вообще не высовываться.
Смотреть
