Байопики

«Гений» Майкла Грэндейджа: отредактируй это

6 июля 2016 в 14:08
Посмотрев обстоятельный кинороман о писателе Томасе Вулфе и его редакторе Максе Перкинсе, Антон Долин не нашел в нем примет гениальности.

Лучшее, что есть в «Гении», кинодебюте 54-летнего британского театрального режиссера Майкла Грэндейджа, — сама рассказанная там история. В немалой своей части она совершенно правдива и во всяком случае основана на респектабельной биографии Макса Перкинса, написанной в 1978-м Скоттом Бергом и получившей тогда престижную National Book Award. Сценарист Джон Логан («Гладиатор», «Авиатор» и др.) взял оттуда только один эпизод, историю отношений легендарного редактора Перкинса с одним из его подопечных и друзей — Томасом Вулфом. Вообще-то, Перкинсу были обязаны своим успехом величайшие американские писатели 1920–1940-х, Фрэнсис Скотт Фицджеральд и Эрнест Хемингуэй; последний, в частности, посвятил памяти Перкинса «Старика и море». Однако сюжет с Вулфом и правда самый выигрышный.

Известно, что молодой литератор мотался со своим дебютным фолиантом по издательствам и никто не соглашался даже прочитать рукопись. Дотошный Перкинс сделал это — и предложил сотрудничество. В результате появился на свет первый бестселлер Вулфа «Взгляни на дом свой, ангел». Над вторым, еще более увесистым романом — «О времени и о реке» — Вулф и Перкинс работали два года, бесконечно его сокращая и переписывая, и успех удалось повторить. Отношения между ними меж тем ухудшались день ото дня и вскоре прекратились вовсе. Вулф умер молодым, в 37 лет, от милиарного туберкулеза мозга; после смерти Фолкнер назвал его самым талантливым писателем своего поколения.

Для Америки и читающих по-английски «Гений» будет, конечно, биографией Перкинса, который всю жизнь оставался в тени культовых литераторов: талант этих капризных и деспотичных личностей ему неизменно удавалось направлять в верное русло, чтобы добиться идеальной коммуникации с читателем. Для России и ряда европейских зрителей фильм станет знакомством с удивительным даром Томаса Вулфа, ныне почти забытого широкой публикой. Вопрос, конечно, еще и в том, кто вам лично симпатичнее, педант Колин Ферт (Перкинс) или пассионарий Джуд Лоу (Вулф). Логан и Грэндейдж нарочно спутали карты двусмысленным заголовком — в фильме гениями называют и Вулфа, и Перкинса, но в названии значится все-таки единственное число. Придется выбирать себе гения по вкусу.

Это же слово на букву Г — базисная проблема картины. Нет ничего более удручающего, чем человек средних способностей, рассуждающий на темы гениальности. Грэндейдж собрал воедино практически все клише, позволяющие обывателю идентифицировать персонажа на экране как гения. Даже жалко смотреть на Лоу, который старательно бормочет себе под нос, кричит, дерется, размахивает руками, ударяется то в смех, то в плач и вообще разыгрывает бесконечный актерский этюд на тему «неадекватность». Еще больше сбивает с толку персонаж Ферта, которого вывести из себя невозможно ничем. Решительно неясно, зачем кричит писатель, если редактор остается бесстрастным при любой погоде. К тому же Перкинс, оставаясь воплощением здравомыслия, никогда не снимает галстука и шляпы. Даже дома за обеденным столом. Обидно, что в фильм не включены сцены, в которых он ложился бы спать или посещал уборную, — неужели тоже в шляпе? В какой-то момент эти двое превращаются в комически контрастную пару из немого кино, да только автор при этом смертельно серьезен.

Из всех атрибутов эпохи — тщательно до зевоты подобранные костюмы и воссозданные интерьеры Нью-Йорка 1930-х — самым колоритным выглядит Николь Кидман. Она здесь играет слегка истеричную возлюбленную и покровительницу инфантила Вулфа — Алину Бернстайн, обеспеченную жену не показанного на экране толстосума, находящую отдушину в работе театрального художника. Смотреть на Кидман всегда удовольствие, особенно если не вслушиваться в глупые и прямолинейные реплики ее героини (например, показывая на афишу «Питера Пэна», она разжевывает для самых тупых зрителей: мол, и Томас такой же, никак не повзрослеет). Но в целом ни она, ни эпизодический Гай Пирс — на удивление внятный образ впавшего в депрессию Фицджеральда — не в состоянии спасти картину — иллюстративную, театральную, прямую и плоскую, как доска.

Это не отменяет факта: перед нами первая по-настоящему масштабная и заметная кинолента о незаметной, но благородной профессии редактора. Впрочем, и Логану с Грэндейджем хороший редактор не помешал бы. Ведь его задачи вне зависимости от того, что сообщается в фильме, сводятся не только к сокращению текста (хронометраж у «Гения» как раз вменяемый) или выбору яркого названия, но и к тому, чтобы не выпустить на прилавки ерунду.

Расскажите друзьям