— Вы не боялись критики, которая, собственно, и прозвучала, по крайней мере, в нашем русскоязычном сегменте, что «Событие» — «это очередной фильм про аборты»?
— Нет. Причем совсем. Хотя я вообще-то не самый смелый человек на свете. Но тут была уверенность. Кроме того, мой фильм не только про аборт. Он еще и про сексуальное наслаждение, которое женщина обычно познает вместе с чувством сильного страха. А также про эпоху, которая отчасти и сегодня на дворе. Не надо думать, что если аборты легализованы с семидесятых — во Франции, — то тема эта полностью дестигматизирована и не считается больше табу.
Вот так навскидку, когда вы последний раз участвовали в разговоре об абортах, с примерами из личного опыта? Женщины обсуждают аборты в своем узком кругу — тут да, эволюция налицо по сравнению с перипетиями моего фильма. Главная героиня — Анн — с зарождением новой жизни лишается прежней, своей. Теперь ее удел — одиночество.
— Как вы работали с текстом Анни Эрно? Неофита, не знакомого с ее творчеством, стиль повествования может даже шокировать — настолько он сухой и отстраненный.
— Я много думала об этом, долго работала над сценарием. Анни Эрно пытается, опираясь на память, восстановить справедливость по отношению к самой себе или, давайте перефразирую, установить правду. Память — самый ненадежный и вместе с тем ценный инструмент. Стиль сухой, потому что эмоции — главное препятствие к честности.
Ключом к пониманию, как следует поступить, стала такая фраза: «Мое тело превратилось в секундомер». Перечитав ее несколько раз, я осознала, что весь этот опыт — нежелательной беременности и нелегального аборта — относится к жанру боди-хоррора. Как и «Титан», кстати. Определившись с жанром, я пришла к методу.
— Этим утром я слушала подкаст «Le Monde» с вашим участием. Вы пригласили журналистов в гости, показали им свою коллекцию DVD, у вас полное собрание фильмов Кена Лоуча и Хирокадзу Корээды. Вы объяснили любовь к этим режиссерам следующим образом: вам важны авторы, которые все время фиксируют температуру общества. Какова температура французского общества прямо сейчас?
— К сожалению, субфебрильная с тенденцией к росту. Вы же знаете, что мы вошли в предвыборный период. Ситуация сложная. Я люблю противоположные мнения, люблю спорить. Но сейчас на противоположных позициях стоят люди…
— Эрик ЗеммурЭрик ЗеммурУльтраправый публицист и кандидат в президенты, который много критикует миграционную политику Европы и французский ислам.?
— И не он один, как водится. В общем, традиционные ценности медленно, но верно превращаются в фундаменталистские. И я могу понять почему. Но не принять. Разумеется, с ковидом, с обязательной вакцинацией свободы все меньше, а проблем все больше. Поэтому у Франции сильный жар. И вот по этой причине говорить об абортах и о том, как было совсем недавно, скажем так, небесполезно. Чтобы помнили. Хотя женщины и так помнят.
— Справедливо ли будет утверждать в таком случае, что ваш фильм политический?
— И да, и нет. Безусловно политическим было решение жюри его наградить [на Венецианском кинофестивале]. Конечно, политическим является и слоган, применимый к «Событию»: «Мое тело — мое дело». Но я всегда считала, что там, где личное вступает в конфликт с общественным, там и начинается политика.
Частная жизнь или интимное существование тела — в некотором роде утопия. Сегодня, в разгар пандемии, мы в этом еще раз убедились. Любой человек стал заложником собственного тела. А для женщины этот опыт не новый. Нанося вред своему телу, Анн обеспечивает будущее своей душе. Парадокс. Даже пугающий парадокс. И проблема не только в войне полов или прощальной атаке патриархата, это объективная реальность.
— Ваша мать наполовину румынка, ваша главная актриса — Анамария Вартоломеи — тоже из Румынии. Знаменитый фильм Кристиана Мунджиу «4 месяца, 3 недели и 2 дня», получивший «Золотую пальмовую ветвь», наверняка был одним из важнейших референсов. Что вы хотели принципиально сделать по-своему?
— Я обожаю фильм Мунджиу. Это великий фильм. Но вопрос «что делать по-своему» у меня не стоял. У Мунджиу рассказана частная история, одна из тысячи — опыт нелегального аборта во времена Чаушеску. А у меня провинциальная Франция шестидесятых. Уже в этом важная разница.
Но с Румынией и правда меня многое связывает. Хотя еще одна важнейшая часть моей идентичности помимо Франции — Ливан.
— Я читала, что за свой первый роман вы получили приз, заключавшийся в уникальной возможности — провести ночь с Клодом Шабролем. В разговорах, разумеется. Это верно?
— Да, все верно. Мне было 23, я тогда еще даже не помышляла о кинематографе, занималась журналистикой, работала в журнале Glamour и вот написала роман. Но эту ночь я запомнила навсегда, как пишут как раз в Glamour, ибо Шаброль влюбил меня в кинематограф. Он сказал, что нет на свете профессии лучше режиссерской. Что кино — это абсолютная свобода. Но и честность тоже, без которой свободы не видать.
И вот я бы хотела сказать, что сейчас в кино во всем мире все больше женщин. 2021 год был невероятно удачным в этом смысле. Награды Джулии Дюкорно, Джейн Кэмпион, Хлое Чжао, вашей покорной слуге. Гендерный паритет не за горами. Однако важно помнить, что недостаточно просто снимать — иметь доступ к профессии. Важно снимать то, что ты хочешь.
