Корея, начало XX века. Круглолицая безграмотная дочь деревенского калеки (Ким Мин Ха) влюбляется в начальника рыбного рынка в светлом пиджаке с иголочки (суперзвезда корейских сериалов Ли Мин Хо). Конечно же, это он сам первым положил глаз на беззащитную девушку и без задней мысли соблазнил, так что ничем хорошим роман не кончится.
Япония, конец XX века. Наглый риэлтор из американской девелоперской конторы (Джин Ха) прибывает в Токио, чтобы вынудить одну корейскую бабушку продать ценный клочок земли. Сам в это время гостит у собственной корейской бабушки (оскаровская лауреатка Юн Е Чон) — той самой постаревшей дочери калеки; именно его этническая принадлежность и спровоцировала командировку.
Несмотря на десятки лет разницы в возрасте, у внука и бабушки симметричные жизненные проблемы: обретение экономической свободы (в переговорных на вершине небоскребов и на уличном рынке соответственно); зализывание душевных ран от трагической любви (внук получает от сводной сестры, которую когда‑то любил, лишь тревожные телефонные звонки); наконец, смирение с собственной эмигрантской идентичностью. Повествование представляет из себя впечатляющий параллельный монтаж, игнорирующий временные и пространственные рамки. Но это не значит, что родственники переживают свои жизни в начале и конце несчастного века порознь: в начальной заставке под психоделический поп 60-х танцуют вообще все.
Экранизацию романа о нескольких поколениях корейских эмигрантов стриминг Apple TV+ выпустил под тем же названием, под каким книга была издана в России, — «Дорога в тысячу ли». Наверное, они хотели таким образом привлечь читателей, знакомых с первоисточником, — неизвестно, насколько многочисленных в России, но в мире их достаточно (300 тысяч оценок на Goodreads). В итоге локализаторы привнесли лишь путаницу, ведь сериальные зрители, заметившие у сериала под названием «Патинко» невероятный рейтинг среди американских кинокритиков (98% и средний балл 9,2 на Rotten Tomatoes), могут и не смекнуть, что это та же самая вещь.
Иронично, что конфликт между двумя альтернативными переводами названия, по сути, тождественен тому экзистенциальному конфликту, который переживают его герои. «Дорога в тысячу ли» — фраза из китайской пословицы, сообщающей что даже самый длинный путь начинается с первого шага. Другими словами, целеустремленный человек — сам кузнец своего счастья. Заголовок «Патинко» намекает на прямо противоположную мысль: ведь это название азартной игры, где результат зависит лишь от шанса; более того, в патинко-салоне, которым владеет отец главного героя (он же сын главной героини), автоматы подкручены так, чтобы не давать игрокам возможности победить вовсе. Так чему же на самом деле подчиняется человеческая судьба? Индивидуальной силе воли или всеобщему детерминизму?
Драматургия сериала не спешит давать окончательные ответы на эти вопросы. В зачине, состоящем из нескольких первых серий, герои предстают хрупкими соломинками на фоне бескрайних земель и стремительно пролетающих эпох. Режиссер-синефил Когонада («После Янга») снимает общие планы с фирменным аккуратизмом, так что люди теряются на фоне природных и рукотворных красот. Выдающимся мелодраматургом Когонаду делает способность трогать струны души легкими касаниями, исподтишка: смерти, предательства, политические аресты происходят в его исполнении стремительно и бесповоротно и оттого ранят лишь сильнее.
Стиль Когонады дополняет и оттеняет почерк Джастина Чона, который снимает сезон, начиная с четвертой серии (Когонада возвращается на одну предпоследнюю серию — изящный фильм-катастрофу в миниатюре, где подлость любовника объясняется посттравматическим синдромом). Чон, как и в последнем своем фильме («Голубой байу»), не знает меры в мелодраме. Несколько кульминационных воссоединений и расставаний сняты бесконечно тягучими крупными планами, где эмоции актеров выражаются настолько прямо и монотонно, что вообще не передаются зрителям. Впрочем, иногда его максималистский подход срабатывает: досрочной кульминацией сезона становится параллельный монтаж в конце четвертой серии.
Внук отчаянно сбегает из переговорной комнаты и танцует под дождем под The Cure; бабушка исступленно смеется во время воссоединения с родной землей. В этот момент становится понятно, что отдельный человек — больше, чем история человечества. Личность своим масштабом соразмерна скорее целому веку, чем отдельно взятому преходящему катаклизму (войне, землетрясению, ксенофобии). Кажется, этой простой мысли нам всем и не хватало услышать.
К сожалению, финал сериала предает эту идею. После нескольких депрессивных эпизодов с бесконечными прощаниями без внятных приветствий и холостыми катарсисами без психологической достоверности становится понятно, что это вовсе не дотошно сконструированный роман, а пыльный фотоальбом с чужими разрозненными воспоминаниями о горестях и счастье. Да, с визуальной точки зрения сериал бесспорно впечатляет, но с полноценным телероманом в лице «Моей гениальной подруги» конкурировать не в силах.
На последних минутах зритель и вовсе вместо полноценной развязки получает документальный эпилог со свидетельствами женщин-очевидцев эпохи. Этот эпилог превращает трагедию героев сериала всего лишь в статистику. Сама по себе документалистика, конечно, никому не вредила, но в контексте игровой мелодрамы заставляет вымышленных персонажей выглядеть абсолютно незначительными в сравнении с масштабом истории реального народа. Первоклассные романы и мелодрамы вопреки здравому смыслу всегда заставляли поверить в противоположное. Самые памятные художественные герои способны затмить масштабом своих невымышленных прототипов, но подтасованное «Патинко» — увы, не тот случай.
Никиты Лаврецкого
Смотреть на
