Новый фильм Барри Левинсона — автора не раз упомянутого в этом году «Плутовства» и «Человека дождя» — основан на реальных событиях. Но экранный Гарри Хафт не равен исходному, и неизвестно, кто из них дольше бы продержался на ринге. Настоящий Хафт не был боксером, пока не попал в трудовой лагерь в 1943 году. Нацистский офицер научил крепкого 18-летнего узника боксировать, после чего Хафт провел как минимум 76 поединков — по три-четыре каждое воскресенье. Мало похожие на бокс гладиаторские бои (у участников не было перчаток, а схватки продолжались, пока один из них не падал, после чего проигравшего обычно казнили) продолжались до тех пор, пока к лагерю не подошли советские войска. Тогда Гарри вместе с другими узниками отправили на марш смертиМарши смерти в период холокоста — перемещение заключенных концентрационных лагерей нацистской Германии на оккупированных территориях по мере приближения к ним войск союзников в лагеря внутри Германии. Самые крупные марши смерти прошли зимой 1944–1945 годов, когда Красная армия начала освобождение Польши. — в пеший переход из одной тюрьмы в другую. По пути ему удалось сбежать, убив немецкого солдата и завладев его формой. Но были и еще две смерти, объяснить которые сложнее. В самом конце войны Хафт убил двух стариков, которые укрыли его, приняв за немца. Это не было местью: беглец опасался, что его раскроют.
После войны Хафт перебрался в Америку и еще несколько лет занимался боксом — и его последним поединком действительно стал бой против легендарного Рокки Марчиано. Проиграв в нем, он вместе с супругой открыл бакалейную лавку. У них родилось трое детей, старшему из которых отец и рассказал всю правду о войне — а тот написал о ней книгу.
Экранный Хафт отличается от настоящего. Фильм начинается со страшной сцены: еврейская девушка, с которой дружит юный Гарри, бросает камень в немецкий грузовик — и фашисты забирают ее с собой. Именно желание воссоединиться с возлюбленной и становится для Гарри главной целью, ради которой он выживает в Освенциме и продолжает драться в Америке. Хафт рассказывает свою историю журналисту, надеясь, что его подруга все еще жива и прочитает газету. Он выходит на бой против Рокки, чтобы получить все те удары, которые когда‑то нанес сам.
В рассказе Джека Лондона «Мексиканец» молодой боксер раз за разом дерется с профессионалами без шанса на победу, но его устраивает и поражение. Ведь деньги, которые он получает за каждый бой, идут на благо мексиканской революции. Описывая реальную историю, Лондон придумывает запоминающийся образ: перед глазами у боксера не противник, а патроны, которые он купит для своих братьев по оружию. Сами глаза тоже описаны так, что запоминаешь их навсегда: «Что‑то ядовитое, змеиное таилось в его черных глазах. В них горел холодный огонь, громадная, сосредоточенная злоба».
Именно такой взгляд в «Гарри Хафте» пытается сыграть актер Бен Фостер, которому уже доводилось изображать тихих парней, ставших свирепыми бойцами в результате психологической травмы. Так было и в «Альфа Доге», и в «Любой ценой», и в «Не оставляй следов». В «Гарри Хафте» к этому прибавляется впечатляющая физическая трансформация.
В последнее время основным вкладом Барри Левинсона в массовую культуру принято считать его сына Сэма — автора «Эйфории», — но «Гарри Хафт» напоминает, чем на самом деле хорош человек, который снял «Спящих» и «Доброе утро, Вьетнам». Дар Левинсона — выбирать актеров, которые умеют заземлять невообразимое. Заставлять зрителя верить в трагедии слишком высокие, чтобы до них дотянуться.
Сценарий нагромождает вокруг Бена Фостера, Дэнни ДеВито (блистательного), Вики Крипс (актрисы из «Острова Бергмана» и «Призрачной нити») и Билли Магнуссена (в который раз убедительно играющего холеную тварь) конструкции, в которых легко заблудиться не то что зрителю, но и артисту. Три временных пласта постоянно налазят друг на друга. Черно-белые флешбэки контузят глаза. Параллельный монтаж военных и мирных эпизодов не стесняется примитивных рифм: к примеру, Хафт падает на ринг во время праздничного фейерверка, потому что помнит бомбардировки. Диалоги собраны из фраз, которые звучали в кино так часто, что уже перестали быть не то что вакциной от зла, а даже и бустером. «Где был Бог, когда ребенка бросали в кузов грузовика?» — восклицает Хафт в синагоге. «Убиваю не я, а система!» — разводит руками нацист.
И даже музыка Ханса Циммера, при всем ее совершенстве, кажется лишь эхом чего‑то подлинного. Есть легенда, что его коллега Джон Уилльямс долго отказывался становиться композитором «Списка Шиндлера», говоря, что он этого попросту не достоин. На что Спилберг ответил: «Я знаю, но все, кто достоин, давно мертвы». В «Гарри Хафте» это несоответствие усилий живых и трагедии мертвых чувствуется повсеместно, но фильм работает благодаря Бену Фостеру и его глазам.
И благодаря тем вопросам, которые он неизбежно задает своему зрителю сегодня. Когда картину показали в сентябре в Торонто, рецензии оказались прохладными, как канадский воздух, — и оставили «Гарри Хафта» без шансов на награды. Но весной 2022-го фильм смотрится уже совершенно иначе. Еще два года назад, когда на Берлинале показывали «Уроки фарси», а на Международном кинофестивале в Майами — «Сопротивление» с Джесси Айзенбергом, неспособность лент о холокосте потрясти зрителей преподносилась критиками исключительно как режиссерская неудача.
Казалось, что красное пальто из «Списка Шиндлера» окончательно истрепалось. Отмечалось, что венгр Ласло Немеш, сужая границы кадра в «Сыне Саула», сужал и аудиторию фильма — а надо бы наоборот. Посвященный миму Марселю Марсо байопик «Сопротивление» ругали за то, что он не находил в трагической истории места для комического. «Уроки фарси», напротив, хвалили за неожиданно плутовской сюжет: еврейский узник там водил немецкого палача за нос, как лис из сказок. Сериал «Охотники», где в концлагере играли в шахматы живыми людьми, ругали за распространение, как сейчас бы сказали, фейков о войне. А нежные ужасы «Кролика Джоджо», где воображаемый Гитлер с лицом Тайки Вайтити ел мясо единорога, наоборот, хвалили за изобретательный гуманизм.
Но сегодня невосприимчивость зрителя к сильным образам из военного фильма уже не кажется проблемой режиссера — теперь дело в нас. Фильм 1989 года «Триумф духа», в котором Уиллем Дефо играл греческого еврея Саламо Аруха (тоже боксера-смертника из Освенцима — чудо, что он и Хафт не встретились на ринге), был снят ровно теми же методами, что и картина Левинсона, но выбивал из публики дух с куда большим триумфом. Прошли десятилетия — и кино, которое должно было воспитывать наши чувства, обнаружило, что они притупились. А может быть, оно само в нас их и притупило, ведь человек ко всему привыкает. На «Гарри Хафта» стоит сходить хотя бы ради того, чтобы понять, произошло это с вами или нет.
Кроме того, это еще и кино о раскаянии выжившего (в оригинале оно так и называется — «Survivor») — и о том, кто из выживших что делал во время катастрофы и как это повлияло на оставшуюся им жизнь. Тоже небезынтересная нынче тема.
