«Медведь» и «Будет больно»: сериалы, которые заставляют нервничать из‑за работы на экране

Щуплый, неулыбчивый молодой шеф (Джереми Аллен Уайт из «Бесстыжих») с неподходящим прозвищем Медведь (из‑за фамилии Берцатто) получает в наследство от покойного брата закусочную с говяжьими сэндвичами, погрязшую в долгах, но обладающую локальной клиентской базой. На новом рабочем месте герой решает внедрить иерархическую французскую систему совместного труда, подсмотренную в мишленовском ресторане, где он работал до этого. Подчиненные, в том числе вспыльчивый кузен (Эбон Мосс-Бахрах), переменам, разумеется, не рады. Кухонные будни оказываются под завязку наполнены недопониманиями, агрессией (пассивной и вполне себе активной), факапами и срывами. И когда кажется, что все наконец уравновесилось, рабочий процесс наладился, земля резко уходит из‑под ног и все предприятие рассекается черными трещинами.

Сериал «Медведь» с первых минут смотреть почти невозможно — происходящее на экране вызывает нездоровое количество тревоги, заставляет прокручивать в голове вьетнамские флешбэки с собственной работы (профессия неважна). Все дело в особом виде реализма, концентрированного до степени сюра. Персонажи перекрикивают друг друга на арго и ломаном английском (одна работница, например, все время вместо «шеф» говорит «Джефф») — подобный словесный хоррор устраивали братья Сафди в «Неограненных алмазах».

Пожалуй, в жизни километровые очереди из любителей аркадных автоматов (дополнительный источник заработка ресторана) и передозировки ксанаксом на детском утреннике (не спрашивайте) случаются нечасто, но в сериале эти антигэги работают на общее ощущение неконтролируемого хаоса вселенной, перед которым все мы бессильны. Даже в самых кринжовых и приземленных кулинарных реалити-шоу (ранние британские сезоны «Кошмаров на кухне») непримечательные обыватели умудрялись аккуратно вписываться в голливудские арки самосовершенствования и профессионального роста. В «Медведе» же герои во всех критических ситуациях проявляются с худших сторон: мужчины — звери без самоконтроля; женщины стервозны и мелочны. Тот случай, когда в вычурном художественном кино больше сырой правды (рабочей) жизни, чем в любом синема-верите.

Авторы (Кристофер Сторер, Джоанна Кало — эти новые имена мы запомним) виртуозно засасывают зрителя в рабочий ад (пик клаустрофобии — кризисная серия без монтажных склеек, фактически миниатюрный ремейк «Точки кипения»), травят героев бедствиями только для того, чтобы в решающий момент включить бога из машины и всех освободить самым сюрреалистическим образом — не будем спойлерить, но томатные консервы брат (камео Джона Бернтала, очень интенсивного актера) не просто так складировал до потолка. Такой финал возможен только в кино, точнее, в сериалах, ради этого мы их и смотрим.

Болезненно худой врач (Бен Уишоу с глубокими синяками под глазами) буквально живет на работе в родильном отделении: ночует в машине на парковке, прямо здесь же начинает спасать пациентов, не вылезая из домашнего свитера, из‑за работы прогуливает львиную долю личной жизни. Служба акушером-гинекологом в государственной английской больнице, к слову, не сахар: палаты переполнены, ресурсы ограничены, пациенты недовольны — так и напрашиваются параллели с постсоветсткой реальностью, особенно если до этого в основном видели в сериалах американскую систему здравоохранения. Вишенка на торте — показанные без купюр телесные ужасы, сопровождающие роды и беременность (английские повитухи повально запрещают роженицам смотреть этот сериал).

Адам (имя главного героя совпадает с именем сценариста, по мемуарам которого снят сериал), впрочем, не оставляет попыток контролировать хаос: будь то саркастичные комментарии сквозь четвертую стену, отделяющую его от зрителя, или благая ложь в объяснительной записке в ответ на жалобу пациента. Разумеется, подобные попытки контроля обречены на провал, и Адам лишь сильнее себя закапывает.

Сериал «Будет больно» забрасывает зрителя в самую гущу рабочей нервотрепки, почти не оставляя шанса на самостоятельное ориентирование, но постепенно, урывками и на бегу объясняет логику происходящего, делится красотой доказательной медицины. Хорошо чувствуется, что автор сериала все это пережил изнутри и излагает от первого лица; для сравнения, в «Медведе» реальный шеф Мэтти Мэтисон снимается на втором плане и наблюдает за происходящим со стороны. Наверное, странно сравнивать приготовление бутербродов с принятием родов, но для Адама, успевшего достигнуть в своем деле определенной сноровки, эта работа — такая же рутина, как и любая другая профессиональная деятельность. Другое дело, какую цену за сноровку пришлось заплатить: даже больше, чем непосредственный экстрим на экране, переживать за героя заставляет все то, что остается за кадром. Пропущенные мальчишники (лучшего друга и свой собственный), убитые бездействием романтические отношения, наконец, потеря талантливой молодой коллеги, чье страдание на периферии экрана проворонили не только герои, но и зрители.

К концу сезона «Будет больно» трансформируется из рабочего триллера в мелодраму и проговаривает вслух все те вещи, которые проницательные зрители и так понимали из драматических пропусков. Это немного лишнее, но общего впечатления не портит. Основная мысль сериала не предана — человек привыкает ко всему и в конце концов покоряет любой хаос. Даже самая адская работа может стать комфортной повседневностью, стоит лишь режиссерам включить на фоне The National и Джарвиса Кокера (в «Медведе» эту же роль играют другие инди-звезды рубежа веков — Radiohead и Суфьян Стивенс). Для освобождения не всегда нужен бог из машины, порой хватает смирения, стойкости и хорошего саундтрека.