«Экспресс» Руслана Братова — один из лучших российских фильмов года. Пацанская элегия, действие которой происходит в Карачаево-Черкесии. По сюжету живет парень по имени Саша Сосланов и прозвищу Сос (Лев Зулькарнаев), который развлекается тем, что делает ставки в букмекерской конторе. И вот однажды его ставка «Экспресс» неожиданно начинает выигрывать. Однако есть загвоздка: Сос потерял карточку для получения выигрыша, и теперь у него есть всего три дня, чтобы ее найти.
Несмотря на то что завязка фильма Братова (также автора чудесной короткометражки «Лалай-Балалай») напоминает советскую комедию «Спортлото-82», по вайбу она ближе к «Хорошему времени» братьев Сафди. Главный герой такой же неудачник, как и герой Роберта Паттинсона. Весь фильм он гоняется за счастливым билетом — разумеется, в лучшую жизнь. Однако судьба (та еще злодейка) каждый раз обламывает Соса.
В фильме много фактурных лиц, ярких типажей и чудесной северокавказской натуры, подчеркивающей тщетность бытия. Скажем, картина начинается с вида, снятого со дна канализационного люка. Таким образом авторы с ходу показывают нам, в какой безнадежности живут главные герои и как труден путь наверх, особенно если ты полагаешься на удачу и веришь во всякую чушь, например в то, что египетские пирамиды построили инопланетяне. Поэтому, учитывая то, как Сос мерно плывет по течению (в финале — уже в прямом смысле), есть стойкое ощущение, что даже если он найдет тот счастливый билет, в его жизни мало что изменится.
«Моя страсть к спортивному болению никогда не требовала дополнительных стимуляций в виде ставок»
— Отличное у вас фото на аватарке в ватсапе. С этой кепкой вы похожи на какого‑то пламенного революционера времен Маяковского.
— Правда? А я думал, что так ближе к уголовщине.
— Нет, у меня другая ассоциация.
— Спасибо, что поверили в меня!
— Это, по-моему, очевидно. В вас надо верить. Я посмотрела «Экспресс» еще на кинофестивале «Окно в Европу» в Выборге, и мне он очень понравился. А после сеанса сразу познакомилась с Русланом [Братовым, режиссером фильма]. Поэтому успех «Экспресса» воспринимаю уже как что‑то личное. И вас я, конечно, поздравляю с фильмом.
— Спасибо большое! Только фильм я еще не видел. Помню, меня приглашали на просмотр рабочий версии, но я плавно с этого слился, потому что хотел увидеть готовое произведение. А в день премьеры в Выборге у меня был спектакль. На старт проката фильма в четверг я тоже не попадаю, потому что буду на съемках на Байкале. Так что впервые смогу посмотреть его только на кинофестивале «Новый сезон» в Сочи.
— Это ведь ваш дебютный фильм?
— Да, для меня это дебют в полнометражном кино. Равно как и для режиссера Руслана Братова, оператора Александра Худоконя и продакшена Stereotactic. Поэтому атмосфера была особенная. Все хотели сделать что‑то большое, настоящее, хорошее. Во всем этом было что‑то радостное.
— А как вы попали в «Экспресс»?
— Сценарий писался не один год. Года три, если не ошибаюсь. И когда я только поступил в ГИТИС, в мастерскую Олега Кудряшова, мне пришло приглашение пройти пробы на этом проекте. Это была еще первая версия сценария. Но я не успел дойти до проб.
— Какой вы неторопливый!
— Нет-нет, вы не подумайте, что я и это откладывал. Я не курица-несушка, я ничего не откладываю. Была назначена дата, но потом пробы заморозились. Не из‑за меня! Не потому что я не дошел (смеется). Руслан их заморозил. Если не ошибаюсь, он переписывал сценарий. Впрочем, дело было не только в сценарии, но и в поиске финансирования. Руслан этого не скрывает. И потом, уже на третьем курсе мне снова пришло приглашение на пробы.
К своему стыду, я не успел прочитать весь сценарий — по-моему, мне его даже не скидывали целиком, только две сцены. Но и по этим сценам чувствовалось, что это что‑то очень драйвовое. Что‑то про меня. Мне было легко на пробах. Мы много смеялись. А потом, как заведено в кино, шаг за шагом были другие пробы. И затем меня утвердили на роль.
— В каком смысле это было «про вас»? Весь фильм?
— Нет, те две сцены, которые мне скинули для проб. Мой персонаж Сос — мне показалось, что он про меня. Он как‑то срезонировал со мной. Я соотнес себя с ним. С его, быть может, беспечностью, импульсивностью, болтливостью. На каком‑то первичном уровне я «встроился» в самого персонажа, его тему, сюжетную арку и так далее.
— Тема спортивных ставок вам знакома?
— Я футбольный болельщик в третьем поколении. Болею за московский «Спартак». Но моя страсть к болению никогда не требовала дополнительных стимуляций в виде ставок (ставки же только добавляют азарта, когда смотришь матч!). Мне хватало простой любви к спорту, поэтому я это не практиковал. Но Руслан посоветовал мне перед съемками сходить в букмекерские конторы и сделать несколько ставок. И я ходил, ставил. Не столько чтобы заработать, сколько посмотреть на людей, которые туда приходят.
— И что это за люди? Какая атмосфера там царит? Насколько ее удалось передать в фильме?
— Я общался со своими друзьями, которые занимаются ставками. И они, посмотрев фильм, говорили: «Да, вот именно такие люди там сидят. Именно так все и происходит». Но я ходил делать ставки в Москве, а снимали мы в Карачаево-Черкесии. Добавился особый региональный колорит букмекерских контор. Хотя в Москве, в принципе, туда ходят такие же люди, как и в регионах. Вообще, мне не хочется выносить оценочные суждения. Скажу, что туда ходят преимущественно мужчины за сорок, иногда — молодые ребята. Грустные, молчаливые. Однако это тонкий момент. У меня свое видение, внутренняя оценка. Я не хотел бы ее целиком озвучивать. Не хочу никого обидеть. Порой это болезнь. Порой это страсть, за которой ты уже и человека не видишь, а только его пристрастие, к сожалению.
— Вам удалось что‑то выиграть на ставках?
— Все, что я выиграл, я тут же вложил и проиграл, поэтому нет.
— Кстати, это интересный момент в фильме. Кажется, что если бы ваш герой Сос выиграл вожделенный миллион, он не знал бы, что с ним делать. Сам Руслан говорил, что, скорее всего, он его бы тут же просадил.
— Мы говорили об этом с Русланом так много, что я ему с этим вопросом надоел. Поскольку для меня это был дебют, я не отлипал от него 24/7. Мне было важно его расспросить про своего героя, чтобы самому дойти до сути. И да, мы пришли к тому же выводу, что и вы. Что такое для Соса этот миллион? Двести тысяч сюда, триста пятьдесят туда… Это что‑то абстрактное. Абстрактный иероглиф богатства, прорыва, взлета. И, конечно, Руслан прав… О, извините, у меня тут полицейская машина под окнами. Это не за мной! (Смеется.) Хотя, может, нас уже прослушивают.
— Мы пока ничего криминального не сказали.
— Руслан прав, когда говорит, что Сос достаточно лихо и беспорядочно раздает еще невыигранный миллион, обещая другим людям деньги за помощь. Я думаю, у него не было плана, на что его потратить.
«Приходилось учиться во время съемок, на ходу буквально»
— Как актер-дебютант, что вы испытывали на съемочной площадке?
— Смешанные чувства. Тут хочется (неспроста, конечно) вспомнить великого французского режиссера Жан-Люка Годара, который недавно ушел от нас. Вспомнить не только потому, что он папа всего современного кино. Я начал смотреть его фильмы еще в институте. Не только его картины, но и других режиссеров французской новой волны, мы их даже изучали на занятиях по сценической речи. У нас был семестр, посвященный новой волне. Мы смотрели эти фильмы, вдохновлялись. В какой‑то момент понимаешь, что кино можно делать на совершенно другом уровне. Такое озарение… А это уже открыли в шестидесятые! И я своим темным невежественным сознанием для себя открыл, как можно на самом деле заниматься кино.
Руслан очень хороший режиссер, потрясающий, необычный… Сама атмосфера на съемочной площадке (может быть, только для меня одного) была немного в стиле «Кайе дю синема»Киножурнал, который делали режиссеры новой волны, в частности Жан-Люк Годар, Франсуа Трюффо, Эрик Ромер, Клод Шаброль и другие.. Молодых пятидесятников-шестидесятников. Я верю, что наш энтузиазм был похож на то, что было во времена «новой волны». У меня был такой детский энтузиазм, трепет, кураж. А с другой стороны — волнение. Я же не знаю, как правильно сниматься в кино! До сих пор не знаю. Как существовать в кадре. Кино — это же совсем иное, чем театр, искусство. Совсем другие принципы и законы, которые были мне неведомы. Приходилось учиться во время съемок, на ходу буквально. Благо Руслан был рядом, его советы, сам его метод помогал.
В фильме же играют преимущественно непрофессионалы, вообще не актеры. А тут я со своим гитисовским образованием. Это был тревожный момент! Когда вокруг тебя люди, местные жители, которые абсолютно органично существуют в своей среде, и ты не видишь с их стороны никакой игры. Только органику и естество. Я сам перед собой такую задачу поставил: слиться с ними, раствориться среди них, лишиться всех знаний и умений, которые я успел накопить. И разучиться играть. Чтобы мы были в едином ансамбле. Не выделяться на их фоне за счет игры. Я должен был ее для себя ликвидировать. Не знаю, как я справился. Надо посмотреть.
— То есть вам пришлось забыть про театр для кино?
— Да. Вы это емче сформулировали. Пусть даже это звучит радикально, но это правда.
— Что вы успели как театральный актер?
— У выпускников нашего курса в ГИТИСе уже не первый год выходят спектакли, Сейчас — в театре «Практика». Появится спектакль в Театре Наций — и там же будут новые постановки. Вот эти две площадки.
— Какие спектакли? Какие роли?
— Самые разные. В «Практике» большой диапазон ролей. Вернее, не большой, а достаточно странный. От Владимира Познера до берлинского кроссдресера, от «скандинавского среднестатистического мужчины» до еврейского сапожника. У нас много спектаклей, правда. «Вот и все, что вам нужно знать о дирижировании». «Дождь в Нойкельне». «Приоткрытый микрофон».. «Вон там». В Театре Наций сейчас будет «Толстая тетрадь». Преимущественно это спектакли нашего курса. Мы не распались, продолжаем работать в одном коллективе, что для меня очень ценно.
— Какое театральное будущее вы для себя видите?
— Я смотрю на него, но я его не вижу. Будущего не существует. Я так, по-буддистки, конечно, говорю. Но я об этом будущем, конечно, фантазирую.
— А будущее в кино?
— Будущее в кино вижу в большей степени. Это такой внутренний выбор всегда получается: театр или кино, да? В «Практике» и Театре Наций мне не надо заводить трудовую книжку. Я работаю на договоре, связанном с конкретным спектаклем, а не с театром как с местом работы. И это освобождает много времени и пространства для кино. Сейчас не приходится выбирать. Удается совместить театр и кино. Мы об этом говорили, что это диаметрально разные вещи — для меня, по крайней мере. В одном случае я это воспринимаю как абсолютную игру. В другом — абсолютную неигру, отсутствие игры.
— Абсолютная игра — это театр, абсолютная неигра — кино?
— Да. Я не хочу говорить, как Иннокентий Михайлович Смоктуновский: «Быть!»Название автобиографии Смоктуновского. Кино это сложнее. Все время это поиск внутренней настройки существования. Многое зависит от режиссера, от жанра, но ты пытаешься себя каждый раз настроить и каждый раз начинаешь заново. Алгоритма нет.
«Сейчас пошла волна невероятная. Стихи пишутся с огромной скоростью»
— Съемки на Байкале, которые вы упомянули. Что это будет?
— Это полный метр. Но я подписывал договор о неразглашении.
— Я сначала подумала, что может быть речь про сериал «Шаляпин». Но те съемки уже закончились?
— Да, закончились. Там я исполнил роль Рахманинова. Всегда хотел его сыграть.
— Почему Рахманинова?
— Его биография впечатляет, вдохновляет. Хочется об этом самому подумать, пережить. Не прожить, а пережить эту биографию. Плюс это мой самый любимый композитор. Выше нет, чем Рахманинов.
— Вы играете на фортепиано. В сериале приходилось это делать?
— Обговаривался такой момент, но чисто технически это оказалось ненужным. В плане записи звука, ракурсов и мизансцен.
— У вас музыкальное образование?
— Трудно так это назвать. Я даже скажу, что нет. Был фортепианный класс при нашей школе в Тюмени. Я помню от силы два произведения. Но если нужно будет выучить что‑то, это не проблема.
— Вы поклонник классической музыки?
— Да, но не только. Вообще, у меня любимая группа — это ABBA. На том уровне, что я начинаю с ней день и заканчиваю его. Для меня это эталон и вершина хорошей попсы.
— Я посмотрела две видеовизитки на сайте вашего актерского агентства. В первой вы представляетесь и произносите фразу: «Активно работаю над спасением русского искусства от забвения…»
(Лев долго смеется).
— …и мне показалось, что вы это произносите без какой‑либо иронии, а очень искренне и страстно.
— Ой, смешно. Главное, с таким запалом не навредить русскому искусству. Мне не хочется его забвения, а моя миссионерская роль, озвученная в ролике, — это ирония, даже самоирония. Хотя если это войдет в интервью и об этом прочитают мои друзья, думаю, они согласятся с вами. Это шутка, правда! Но я знаю, что теперь мне никто не поверит.
— Что даже больше меня заинтересовало, так это ваша вторая визитка в стихах. Вы их давно пишете?
— Да, лет с пяти. Я не рискну назвать себя литератором, но меня поэзия интересует не в меньшей степени, чем актерская стезя. Даже в равной степени. Во время учебы все внимание уходило в другую сторону, написание стихов было редким для меня явлением. А сейчас, когда институт закончился, я стал возвращаться к этому занятию. В последнее время стараюсь заводить контакты с поэтическими сообществами. Нахожусь в поисках наставников и родственных душ, с которыми мог бы развиваться. Думаю, еще немного их подкопить, и можно будет миру показать. Сейчас пошла волна невероятная. Они пишутся с огромной скоростью. Мне это ужасно нравится.
— Вы собираетесь сборник опубликовать?
— Да. Кажется, Дмитрий Быков сказал: «Книгу надо выпускать, когда у тебя три написанных». Хочется использовать и актерские возможности. Выходить со стихами на сцену, устраивать концерты в формате Live. Если они будут действительно хорошими и найдут отклик. Но вроде как находят.
— Как давно были написаны стихи из видеовизитки?
— Примерно два года назад в период депрессивного настроения.
— Там есть строчки: «Я обитатель великой страны, в которой не стало толку…» Что вы под этим подразумеваете?
— Это стихотворение — отпечаток определенного момента моей жизни. Сейчас я так не считаю и так бы не написал. Это не очень поэтическая даже фраза. Она достаточно инерционная. Тогда я чувствовал себя очень отделенно от мира. Очень многие вещи потеряли смысл для меня самого. Тяжеловатый был период. Но я достаточно жизнеспособный, и мне удалось это преодолеть. А стихи — терапия. Я думаю, это стихотворение и помогло, в конце концов.
— Значит, сейчас все хорошо? Вы счастливы?
— Есть многое из того, что меня беспокоит. Но онтологически я в гармонии.
Стихи Льва
О бремени вечности
«Я был в Риме. Был залит светом. Так, как только может мечтать обломок!»
— И. Бродский
Здесь в любом переулке, куда ни сверни,
Христианский Отец побеждает Юпитера,
Оставив от Бога обломок ступни,
Как от «ИМПЕРИЯ» — малую литеру,
Малую литеру «я».
Здравствуйте, Рома! Это ведь я —
Грустное непостоянство.
Прав был Иосиф, меня
Не принимает пространство.
И я принимаю вино
В темном пустом переулке,
Укрывши себя от Него
В его драгоценной шкатулке.
Тем дальше уходит дорога,
Чем дольше идет пилигрим.
Мальчик смеется над Статуей Бога
Похлеще, чем Бог над ним.
Звезды по небу раскинуты,
Как легионы империи.
Город ночной (пока шторы задвинуты)
В минуты уединения
Смотрит на звезды. И снова
Бесценнее дара любого
К нему возвращается память,
Как Ромул к волчице-няне.