Что первым делом поражает в «Бруталисте», так это, конечно, его размах, созданный небольшими, если не сказать скудными, средствами. Фильм Брейди Корбета стоил столько же, сколько и камерный сайфай-хоррор «Компаньон» Дрю Хэнкока, — 10 млн долларов, да и в прокате собрал как «Компаньон» — больше 30 млн. При этом «Бруталист» визуально производит монументальное, если не сказать ошеломительное, впечатление. И это еще Корбет, в отличие от своего лирического героя — архитектора Ласло Тота (Эдриен Броди), который не идет на компромиссы и пытается придать совершенство несовершенному миру, — пожертвовал многими эффектными сценами и, страшно экономя, уложился в смету: изначально продюсеры оценили бюджет фильма в 26 млн долларов.
Иначе говоря, Корбет превосходно работает с пространством, а также с актерами: чего только стоит Эдриен Броди и его сломанный нос, в котором сосредоточена боль всех колен Израилевых. Одна беда: идейно «Бруталист» ничем не превосходит простенького «Компаньона», который длится всего полтора часа, в то время как фильм Корбета — три с половиной (с издевательским минутным антрактом)! Словом, как и другие кинематографические экспириенсы прошлого года — «Дюна: Часть вторая» или «Субстанция», — «Бруталист» дарит прежде всего визуальное, а не содержательное и интеллектуальное удовольствие. Так что, если вам не хватает настоящей полифонии в кино и вы хотите размять мозг, лучше включите сериал «Аутсорс», в котором с горкой насыпано всего того, чего не хватает современным голливудским и фестивальным фильмам.
Несколько лет назад кинокритик Мария Кувшинова, размышляя по поводу «Отряда самоубийц» Джеймса Ганна, написала
: «Не понимаю, как мы дожили до того момента истории, когда голливудским блокбастером стало нечто, настолько сложное визуально и настолько примитивное драматургически — и при этом в качестве единственной идеи содержащее критику американского империализма». Тот же самый вопрос (с поправкой на бюджет и темы) можно адресовать и «Бруталисту», который выступает с последовательной критикой капитализма, но весь грубый символизм которого сводится к тому, что любой бизнесмен может жестоко поиметь творца.
Понятно, что искусство — это всегда автопортрет, а Корбет «на фильме заработал 0 долларов», но зачем же подавать эту мысль настолько в лоб? Неужели для столь внушительного, по сути сериального, хронометража нельзя было придумать более изящную метафору и более глубокую историю?
Впрочем, больше отсутствия каких‑то свежих и подрывных идей в «Бруталисте» раздражает сектантский культ, сформировавшийся вокруг фильма еще осенью прошлого года на Венецианском фестивале, где он был провозглашен (в том числе и российскими коллегами) «большим кино».
Но что такое вообще «большое кино»? Почему вызывающей профессиональное уважение, но не трогающий «Бруталист» им является, а, скажем, выворачивающие душу наизнанку скромные полнометражные дебюты «Каникулы» Анны Кузнецовой и «Чистый лист» Полины Кондратьевой — нет?
Возможно, дело в каком‑то наборе внешних характеристик, будь то 70-миллиметровая пленка, трех с половиной часовой хронометраж и эпичный масштаб, которыми с ходу козыряет «Бруталист»? Но тогда фильм Корбета не большое, а старомодное кино. Откуда‑то родом из Нового Голливуда 1970-х или даже из золотого века Голливуда 1940-х, когда такие неспешные, многословные, обстоятельные и немного скучноватые картины были в чести.
В «Бруталисте» невозможно не уловить вайбы «Гражданина Кейна» (1941) Орсона Уэллса (в злом бизнесмене ван Бюрене, сыгранном Гаем Пирсом, конечно же, угадывается медиамагнат Чарльз Фостер Кейн) и «Крестного отца» (1972) Фрэнсиса Форда Копполы (фильм Корбета тоже ведь темная семейная сага, хоть и не криминальная). Только вот какое дело: и «Кейн», и «The Godfather» для своего времени были картинами новаторскими и даже, можно сказать, прорывными.
Коппола превратил гангстерскую драму в духе Роджера Кормана в высокую трагедию, привлек для съемок в массовке непрофессионаловНапример, Луку Брази сыграл бывший борец Ленни Монтана по прозвищу Малыш Зебра, который только что вышел из нью-йоркской тюрьмы, что для студийного кино того времени было дикостью. и вместе с оператором Гордоном Уиллисом принял нестандартное решение снимать картину в темных приглушенных тонах — благодаря натуральному желтому и коричневому хлебному фону Уиллис и вошел в историю кино. А в «Кейне» сразу несколько творцов — Орсон Уэллс, Грегг Толанд, Линвуд Данн, Роберт Уайз и Герман Манкевич — совершили революцию в режиссерском, операторском, спецэффектном, монтажном и сценарном искусстве.
Есть ли что‑то по-настоящему новаторское в «Бруталисте»? Не то чтобы много всего. В первую очередь это, конечно, задумка развернуть центральную и вещественную метафору фильма через архитектуру боли и идеи Баухауса: Ласло Тот строит для бизнесмена ван Бюрена общественный центр, который становится монументом жертвам холокоста.
В остальном «Бруталист» — фильм, сделанный по проверенным временем лекалам, которые когда‑то назывались большим стилем, а сейчас превратились практически в ретро. То есть это архаичная картина, обращенная в прямом и переносном смысле в прошлое, а не смотрящая в будущее. Честно говоря, даже в кринжовом, но футуристичном и джазовоимпровизационном «Мегалополисе» Копполы (чей главный герой, кстати, тоже архитектор) больше экспериментальности, чем в попытках Корбета произвести впечатление на зрителей с помощью пленки VistaVision.
Спору нет, пленка производит впечатление, но при этом не покидает ощущение, что «Бруталист» — макет «большого кино» в натуральную величину из тех времен, когда понятия «хороший» и «плохой вкус» еще имели значение (хотя сейчас уже очевидно, что они не более чем социальный конструкт), у власти стояли снобы (такие, например, как кинокритикесса Полин Кейл), а элитарную культуру не сменила эгалитарная или, как ее называет экс-журналист «Нью-Йоркера» и автор книги «Nobrow» Джон Сибрук, «культура супермаркета».
Сейчас, когда мы вступили в эпоху страшнейшего переизбытка контента, а значит, тотального обесценивания всего на свете, в том числе фильмов и сериалов, понятен соблазн со стороны критиков, смотрящих фильмы из фестивального пузыря, объявить «Бруталиста» фильмом-событием. Встроить его в некую иерархию, потому что мозг людей устроен так, что нам удобно мыслить иерархически. Однако, как пишет доктор биологических наук Виктор Дольник в книге «Непослушное дитя биосферы»
, «признать неизбежность для человека иерархического построения — еще не значит оправдать любые его формы, а тем более утверждать, что чем мощнее организованная нами иерархия, тем лучше».
Продолжая по инерции называть «Бруталиста» «большим кино», «фильмом, который останется в истории кинематографа», мы как будто расписываемся в том, что за 50 лет его критерии никак не изменились и не расширились. Как будто не было респектабилизации маргинальных жанров (от хорроров до боевиков), супергеройской революции и эпохи ноубрау, которая уравняла в правах «высокую» и «низкую культуру».
Лично для меня «большое кино» не «Бруталист», а «Джон Уик», который с каждой новой частью экспоненциально делает экшн круче, чем в предыдущей. Который в каждой свежей серии старается превзойти себя. Быть может, потому что Чад Стахелски пытается переизобрести жанр, а Брейди Корбет — возвести римскую копию греческого оригинала. Интересно, как часто он думает о Римской империи?
