В конце 1918 года, вскоре после перемирия в Первой мировой, 10-летний Прескотт (Том Свит) оказывается в огромном обветшалом особняке где-то неподалеку от Парижа. Он сын американского дипломата (Лиам Каннингем), который приехал сюда по работе: помогать госсекретарю Лансингу и президенту Вильсону готовить Версальский мирный договор, условия сдачи Германии. Мать Прескотта (Беренис Бежо) — дочь миссионера откуда-то из Европы, бегло говорящая на четырех языках, включая французский, — пока муж перекраивает континент, ходит в церковь и лежит с мигренями. Друзей у них здесь, естественно, нет: лишь однажды заезжает старый знакомый, журналист (Роберт Паттинсон), потерявший в Германии жену и веру в человечество. Таким образом, Прескотт в основном предоставлен самому себе и общается разве что с обслуживающим персоналом: милой девушкой (Стейси Мартин), которая приходит учить его языку, и добродушной пожилой горничной (Иоаланда Моро). Мать отводит его в церковь, чтобы он участвовал с другими детьми в рождественской пьесе; после репетиции Прескотт почему-то начинает бросаться в прихожан камнями.
Последнее, что заподозрит зритель этого поразительного фильма, — что его снял молодой американский актер, однако это именно так: Брейди Корбету на съемках было 26 (а задумал он его гораздо раньше), и если не по фамилии, то в лицо его многие знают — он играл у Ханеке, Триера, Ассайяса и ряда новомодных инди-режиссеров, преимущественно европейских. В Венеции-2015 «Детство» получило приз за лучший дебют, а Корбет был назван лучшим режиссером в программе «Горизонты». И горизонты действительно о-го-го; в этой картине можно найти определенные изъяны и при желании списать их на возраст, но вспомнить человека, который бы так ярко, бескомпромиссно и уверенно — даже самоуверенно — дебютировал за последние годы в режиссуре, будет затруднительно.
«Детство лидера» — англоязычное название новеллы Сартра, в каноническом русском переводе известной как «Детство хозяина» (каждый понял многозначное французское «шеф» сообразно своим национальным особенностям): это история нежного мальчика, сына владельца завода, который подрастает, переживает разнообразные сексуальные опыты и превращается в антисемита-погромщика. Буквально из книги Корбет не взял почти ничего, кроме — в самых общих чертах — героя и времени действия, но идеологически он пользуется той же, что и француз, гремучей смесью фрейдизма и марксизма и, по сути, говорит, разумеется, о том же — о зарождении фашизма. Причем Корбет, всю дорогу оперирующий очень конкретными историческими обстоятельствами, как выяснится, готов к более смелым допущениям и аллегориям, чем Сартр, заглядывая некоторым образом в альтернативную историю — чуть простодушно, но, несомненно, эффектно.
Тема, которая занимает Корбета — и тут можно вспомнить его сотрудничество с Ханеке, — природа зла, способы его бытования. Что это — влияние среды, врожденная патология, дурная наследственность (последнее тут комментируется не без иронии)? Списывать все на детские травмы сто лет как общее место, и фильм в этом смысле не говорит чего-то принципиально нового, но Корбет находит тонкие и достаточно оригинальные ходы. Малыш Прескотт — по правилам хоррора он похож на ангелочка, и его регулярно принимают за девочку, но он очень, очень зловещий — как будто впитывает в себя не только происходящее в непосредственной близости, но и то, чего он видеть и тем более понять не может, что-то разлитое в воздухе. И в семье, где принято соблюдать приличия, и на улице, где наконец кончилась война, все выглядит достаточно благолепно, однако это не более чем перезагрузка, заход на новый круг, и драма исторического момента накладывается на драму одиночества, разочарования и начинающегося полового созревания. Корбет микширует психоаналитические коды — ревность к отцу, нездоровая тяга к матери и так далее — с политическими: отец, например, в какой-то момент проводит дома сепаратное совещание и ясно, что он согласен со своим президентом далеко не по всем четырнадцати пунктам. Прескотт с учительницей читает Эзопа, хотя, конечно, лучше бы почитал про Эдипа.
«Детство» — тяжелый, играющий на нервах, но абсолютно захватывающий фильм; в самом его движении, в том, как он придавливает зрителя, есть что-то недвусмысленно тоталитарное. Сокуров или, например, Бертолуччи за такого ученика, думается, отдали бы руку. В качестве глав тут три нервных срыва (плюс увертюра и эпилог), три четверти действия происходит в едва освещенных помещениях, поскольку тьма натурально главный герой. Английский оператор Кроули (один из операторов «Дау» Хржановского), снимающий на 35 мм, творит чудеса с тем светом, что ему все-таки достается, крадется за героями по коридорам, подглядывает, нарушает все правила, добиваясь совершенно физического чувства тревоги и дискомфорта. Оркестр скрипит и гремит ошеломительным саундтреком Скотта Уокера, второй раз в жизни написавшего музыку к полнометражному фильму: когда-то для Леоса Каракса, сейчас вот для Корбета. Это картина, которую вы не забудете.
