— Для меня ничего неожиданного здесь не было. У меня есть научный бэкграунд — еще до кино я планировал посвятить себя науке. Биологии, если точнее. Я был застенчивым подростком, не знал, как общаться со сверстниками, особенно девочками. Поэтому постоянно сидел, уткнувши нос в очередной фантастический роман или заумный комикс из Европы. Любовь к науке — та часть меня, которую я давно мечтал выразить в кино, и вот наконец это сделал. Мне кажется, что преувеличенная реальность, в которой воображению отводится главная роль, — именно то, что дает человеку научная фантастика. Так что я давно готовился снять фильм, похожий на «Прибытие». Мои ближайшие друзья недоумевали, чего я так долго ждал? А я и сам не знаю ответа. Наверное, дело в том, как это сложно — сделать хороший научно-фантастический фильм. И дорого к тому же. Сегодня репутация и опыт позволили мне это осуществить.
— И как вам?
— Думал, будет весело и легко. По факту — кошмар, ничего труднее не было в моей жизни. Сколько решений приходилось принимать ежесекундно! И постоянно оглядываться по сторонам: все ли поняли, в каком направлении мы двигаемся, или кто-то сбился с пути? Ведь во всем должна быть единая эстетика, единый вкус, идет ли речь о костюмах, гриме или декорациях.
— Вы сразу представили себе «Прибытие» таким, когда прочитали первоисточник — повесть Теда Чана «История твоей жизни»?
— Когда я прочитал этот прекрасный текст, который мне очень понравился, то сразу передал его сценаристу Эрику Хайссереру. Мы говорили с продюсером, и я признался, что повесть удивительно хороша, но сам я не представляю себе, как превратить ее в фильм. К тому же тогда я снимал предыдущую свою картину и был слишком погружен в нее. После того как Эрик показал мне готовый сценарий, я представил себе фильм… и бросился переписывать его, чтобы присвоить себе и понять до конца, что буду снимать. Тогда все начало принимать форму. Буквально: я изобрел форму космического корабля для фильма. В изначальном сценарии это была сфера, но я хотел вытянутую форму, неправильный овал, что-то вроде вертикального камня. Пришельцев тоже придумывал я вместе со специалистами по визуальным эффектам: ведь гептаподы семиногие, это нестандартная форма. Я знал заранее, что «Прибытие» содержит массу повторов, и чтобы зрителю не было скучно, хотел позволить ему открывать для себя внешний вид пришельцев постепенно, шаг за шагом. В этом мне помог туман — идея родилась у одного моего друга, которому я до сих пор за это безумно признателен.
— Прообразы пришельцев — все-таки пауки? Или слоны?
— Лишь отчасти. Для меня была важна значительность их присутствия на экране, чтобы публика тоже это почувствовала. Чтобы она ощутила ум, угрозу, тайну. Сложный баланс… Для меня «Прибытие» — фильм о смерти, и все формы, которые вы здесь видите, так или иначе связаны с тем, как я отношусь к смерти, как ее чувствую и вижу.
— И как вы создавали чувство этой значительности?
— Очень просто: я на самом деле построил корабль! То есть наружная сторона создана на компьютере, но внутренний гигантский коридор существовал в реальности. На это ушли практически все деньги, надо вам сказать. Это было решающим фактором для актеров, которые вдруг оказывались то ли в гигантской утробе, то ли в древнем соборе, месте очевидно необъяснимом и священном. Я ненавижу «зеленые экраны», терпеть не могу эти съемки понарошку. Некоторые режиссеры способны так работать, я — нет. Мне необходима связь с реальностью, и я верю в то, что именно эта связь дает силу актерской игре. У нас действительно был гигантский экран, за которым двигались и жили своей жизнью необъяснимые тени, приводимые в действие кукольниками. Актеры реагировали на это!
— Расскажите об актерах. Кастинг зависел только от вас или от продюсеров?
— Это был долгий и сложный процесс. Но я с самого начала знал, что мне необходима Эми Адамс. Я искал по-настоящему сильную актрису, способную играть выразительно даже без слов. Эми потрясающая, я очень впечатлен. Я ее выбрал, и продюсеры сразу сказали да. Остальные были, честно говоря, менее важны.
— Наука и язык: они противоречат друг другу или дополняют друг друга? Вы видите себя в персонаже лингвиста или физика?
— Для меня наука и язык — два мира, которые сталкиваются друг с другом, и некоторые вещи можно выразить только словами, а другие — исключительно математическими уравнениями. Хотя ведь и лингвистика тоже наука. Так или иначе, в обоих случаях важна не только точность, но и интуиция…
— Какая интуиция заставила вас включить в сценарий китайского генерала? Не боялись ли вы как-то обидеть китайцев этим образом непримиримого милитариста?
— Разочарую вас: сегодня Китай такой важный рынок, что в продюсерской компании, я уверен, перепроверили трижды каждую реплику и каждый кадр, чтобы ненароком не оскорбить китайцев. Здесь доля случайности минимальна. Однако наша картина — об универсальном видении мира, и здесь нет разделения на «плохих» и «хороших», китайцы здесь ничем принципиально не отличаются от американцев. У каждой нации своя культура и язык, и мы попробовали сделать так, чтобы все они были представлены в картине, хотя бы на уровне одного или двух кадров. Пришельцы в моем фильме пролетели десять миллиардов световых лет, чтобы приземлиться здесь, — и им абсолютно все равно, где именно, в Штатах или Пакистане. Им нужно понять что-то важное обо всех людях сразу, а где они живут — неважно. Именно так мы выбирали точки приземления: как бы случайно, без привязки к крупнейшим городам мира или стратегическим пунктам. Только одно место мы выбрали небеспричинно…
— Какое?
— Вы правда хотите знать? Ладно. Я припарковал космический корабль прямо над домом оператора Роджера Дикинса. Он не смог снимать для меня этот фильм, и я решил подшутить над ним в ответ. Понимаете, у всего хочется найти глубинный смысл, но иногда смысл — в такой вот ненавязчивой шутке.
— Мы можем гордиться — России досталось сразу два корабля!
— Да! Но никакого политического смысла в этом нет. Они могли приземлиться на заднем дворе у каждого из вас. Идея фильма в том, что никто не способен уловить логику визита инопланетян, и именно поэтому все сходят с ума от ужаса. Они молчат, а это молчание всех интригует и тревожит.
— Молчание, интересный аспект: каждая пауза и каждый звук, включая необъяснимый язык пришельцев и закадровую музыку, становятся в «Прибытии» особенно важными.
— Композитор Йоханн Йоханнссон начал работать над саундтреком, до того как я приступил к съемкам фильма. Он прочитал сценарий и приступил — присылал мне одну мелодию за другой. Я всегда работаю с ним именно так. Одна тема меня глубоко поразила: я использовал ее для той сцены, где героиня впервые видит космический корабль с вертолета. Собственно, эта тема и вдохновила меня на съемки некоторых сцен, а не наоборот. Уже после этого мы приступили к работе над монтажом и выясняли по ходу дела, где можно вовсе обойтись без музыки, а где она необходима; параллельно с этим продолжал работать и композитор. Именно при монтаже решались все тонкие вопросы со звуковым дизайном — ведь за него также отвечает мой монтажер Джо Уокер. Хотя звучание языка пришельцев разрабатывал специалист из Новой Зеландии Дейв Уайтхэд, который еще делал с Ниллом Бломкампом «Район № 9».
— У вас по-настоящему интернациональная команда, что, конечно, идеально отвечает замыслу «Прибытия».
— Концепт-арт из Мексики, музыка из Исландии, звуки из Новой Зеландии — в самом деле, в производстве фильма был задействован весь мир. Это был фильм мечты, для которого все элементы должны были собраться в единое целое. Последним принципиально важным компонентом была выставка Джеймса Таррелла, на которую я попал в нью-йоркском Гуггенхайме; это был ключ к визуальному решению корабля пришельцев. Таррелл — первый из двух людей, чье влияние я признаю. Второй — Стивен Спилберг и его «Челюсти»: меня всегда впечатляло, как постепенно он показывал зрителю акулу. Я сразу себе сказал: чем меньше я буду показывать с самого начала, тем больше будет заинтригована публика. Мой фильм — почти медленный стриптиз.
— Что скажете о втором «Бегущем по лезвию», который выйдет на экраны меньше чем через год? Работая над ним, вы поняли, за что на роль режиссера выбрали именно вас?
— Понятия не имею. И рассказывать мне о нем по контракту нельзя ничего… Уверен, многие могли бы оказаться на моем месте. Ну да, «Бегущий по лезвию» Ридли Скотта изменил мою жизнь, но ведь не только мою, мало ли тех режиссеров, чью судьбу этот фильм предопределил! Да, увидев его, я начал мечтать о карьере в кинематографе. Но, опять же, не я один. Иногда мы с Райаном Гослингом, который играет у меня там главную роль, садимся друг напротив друга и спрашиваем: «Блин, это нам правда не снится?» Главное — соблюсти баланс между верностью традиции, ностальгией и нашими собственными творческими амбициями. К счастью, Ридли Скотт всегда рядом, когда он мне нужен, но не вмешивается во все остальное.
