Кристиан (осторожно, говорящее имя!), сорокалетний и благовидный во всех отношениях куратор музея современного искусства в Стокгольме, озабочен сразу несколькими проблемами. Во-первых, деньгами, которые нужны музею для жизни и новых закупок — с его интервью на эту тему начинается фильм. Во-вторых, промокампанией новой инсталляции «Квадрат», посвященной кризису доверия в современном мире. И наконец, в-третьих — кражей телефона и бумажника, совершенной злоумышленниками с особым цинизмом.
Режиссер Рубен Эстлунд говорит, что отправной точкой для сценария «Квадрата» стал эксперимент по социальной психологии 1973 года — в нем студенты семинарии, прослушав лекцию о притче «Добрый самаритянин», должны были перейти в другой корпус, где им предстояло выступить с докладом. Организаторы эксперимента заранее просили их поторопиться, а по дороге они сталкивались с актером, который изображал человека, которому плохо, — как можно догадаться, только 10% участников эксперимента не проходили мимо.
В начале фильма Эстлунд совершает нравственный кульбит: его герой буквально вынужден остановиться и помочь незнакомой девушке, в результате чего оказывается не героем, а жертвой мошенников. С помощью GPS отследив местонахождение своего мобильного, Кристиан решает вернуть свои вещи сомнительным с этической точки зрения способом. При этом, продумывая хитроумный план мести, он отвлекается от работы, в результате чего промокампания «Квадрата», построенная по принципу вирусного маркетинга, вызывает чуть ли не национальный скандал. Что, в свою очередь, может отпугнуть спонсоров от музея и фактически ставит под удар его будущее.
«Квадрат» — социальная сатира, чем-то напоминающая «Черное зеркало», особенно в части критики современных медиа и в сценах, снятых в публичных пространствах, где показаны толпы разобщенных людей, каждый из которых отграничен от мира квадратом собственного смартфона. Как и полагается сатире, зритель должен узнавать в ней себя, отчего ему попеременно становится то смешно, то неловко. В первой половине фильма этот эффект работает на 100%. И тем сильнее, чем больше Эстлунд вложил личных качеств в самого героя — он сам, как и Кристиан, разведенный отец двух дочерей, а инсталляция «Квадрат» на самом деле его собственный арт-проект, с которым он объездил множество шведских городов. Поэтому те места, где фильм почти скатывается в пародию, объектом которой становится мир совриска, оправдывает личная история режиссера, этому миру отнюдь не чуждого.
Но чем меньше самоуверенности и власти остается у Кристиана, тем больше фильм становится похож на полноценную социальную драму, и «Ave Maria», которая в начале звучит за кадром абсолютно издевательски, ближе к финалу кажется чуть ли не естественным музыкальным сопровождением (если допустить, что это вообще можно использовать в кино в XXI веке). Фильм здесь как будто выходит за собственные границы — как и другой его герой, перформансист Олег (в нем без труда узнается гротескный портрет Олега Кулика), который во время представления настолько входит в роль животного, что буквально перевоплощается в самца гориллы к ужасу участников светского раута в музее. Этот эпизод зеркально повторяет эпизод кражи мобильного — многочисленные свидетели насилия не спешат вмешаться в ситуацию, пока она не становится отчетливо криминальной.
Рубен Эстлунд любит социальные эксперименты не меньше, чем современное искусство. Например, свой фильм «Добровольно-принудительно» он снял, вдохновляясь знаменитым экспериментом Милгрэма 1963 года, участники которого, подчиняясь авторитету проводящего эксперимент ученого, были готовы с помощью электрошока убить своих партнеров. Жестокости социальных экспериментов XX века Эстлунд противопоставляет свой «Квадрат» — проект, находящийся как раз на границе совриска и социальной психологии. В реальности инсталляция Рубена Эстлунда наделала много шума в Швеции, но сам «Квадрат», установленный на центральной площади города Вернаму, стал использоваться не по назначению. Вместо пространства доверия и взаимопомощи незнакомых друг другу людей в нем стали назначать встречи влюбленные, а также проходить акции протеста. «Квадрат» не изменил мир — но мир изменил «Квадрат», приспособив его для своих нужд (так вскрытие в очередной раз показало, что пациент мертв). И в фильме «Квадрат», выпущенном спустя три года после премьеры инсталляции, конечно, сквозит определенное разочарование Эстлунда в мире современного искусства: в музее Кристиана проблема холокоста представлена горстками пепла на полу, границу между человеком и животным исследует русский перформансист, щекоча нервы богачей, а за человечность отвечает загадочный квадрат на центральной площади, который невозможно продать в СМИ в силу его неконкурентоспособности на фоне войн, катастроф и акций ультраправых.
И все-таки разочарование и критика Эстлунда оборачиваются нервными смешками, и вместо ожидаемой ярости он вдруг исполняется сочувствия к герою, чей приступ человечности в финале кажется малоубедительным (так самокритика нередко приводит к жалости к себе). Что же касается современного искусства, то здесь критика носит, похоже, избирательный характер — не случайно воображаемый музей Эстлунд размещает в фильме на месте Королевского дворца в Стокгольме, символически отдавая искусству место власти над обществом. Да и сам Эстлунд вовсе не спешит отказываться от властной позиции — критикуя современный мир с его фальшивыми ценностями, которые позволяют бедным беднеть, а богатым — богатеть, критикуя саму возможность достучаться до богатых с помощью финансируемых ими же критических институций (как тот же музей в его фильме), он спокойно приезжает на Каннский фестиваль за призами.
Правда, по его словам Эстлунда, он вместе с актером Терри Нотари, блестяще сыгравшим перформансиста Олега, хотел повторить эксперимент из «Квадрата» на красной дорожке Канн, испугав зрителей фестиваля, пришедших в вечерних нарядах за критикой современности. Но по легенде, костыли, которые использует артист для перевоплощения в гориллу, застряли в аэропорту вместе с багажом, и перфоманс не состоялся. Так что можно только гадать, как он повлиял бы на присуждение фильму «Золотой пальмовой ветви». И все же автору такого калибра, как Эстлунд, чтобы быть по-настоящему услышанным, стоило бы не бичевать пороки общества, повторяя сколь угодно изобретательно всем известные максимы и получая за это призы в Каннах, а как минимум висеть на занавесе собственного фильма.
