Тельма (Эйли Харбе) приехала из провинции в Осло учиться в университете на биолога. Родители (Хенрик Рафаэльсен и Эллен Доррит Петерсен) звонят ей по пять раз на дню, чтобы выяснить, чем она завтракала, какие лекции послушала и что собирается делать. Тельма, которой в зависимости от освещения и макияжа можно дать то 15, то 30 (но скорее все же первое), послушно докладывает — к тому же больше никто ее жизнью особенно не интересуется.
Однажды в библиотеке рядом с ней садится студентка Аня (Кайя Уилкинс) и все начинает меняться: Тельма впервые пробует пиво, потом покурить, потом понимает, что влюблена. Параллельно у нее случается что-то вроде эпилептических припадков, которые не могут объяснить врачи.
Больше всего, если коротко, это похоже на фильм «Кэрри» — с поправкой (существенной) на скандинавские декорации и соответствующий темперамент норвежского режиссера Йоакима Триера. Автор трех замечательных картин, «Реприза», «Осло, 31 августа» и «Громче, чем бомбы», норвежский Триер живо интересуется темой взросления и на этот раз подошел к ней с неожиданной стороны. Можно было бы назвать это его первым опытом в жанре, но «Тельма», конечно, жанр очень условный: режиссер хоть и пользуется отдельными приемами и образами из хоррора, не ставит перед собой задачи напугать зрителя.
Первый час фильма за исключением пока непонятного и оттого особенно зловещего флешбэка в прологе — вообще почти реалистическая драма со знакомыми мотивами: религиозная семья со сводом запретов, подавленная сексуальность, девочка превращается в женщину и все такое прочее. Потом «Тельма» потихоньку сдвинется в сторону сверхъестественного — и там есть что-то вроде тайны, но по большому счету подробности не очень важны: как и в «Кэрри», сказочное измерение — лишь распространенная метафора. Некие способности, которые открываются у героини, не более чем художественный комментарий к изменениям в ее организме, характере и статусе.
Также не слишком важен лесбийский мотив. Харбе (вообще восхитительная) и Уилкинс (певица и музыкант, выступающая под псевдонимом Okay Kaya) очень красиво смотрятся в общих — относительно немногочисленных — сценах, но будь на месте Ани какой-нибудь Петя, это не сильно изменило бы историю, разве что некоторые кадры получились бы менее бергмановскими.
Что же тогда здесь важно, собственно? Может быть, ничего; многие фильмы прекрасно обходятся без этого, и в «Тельме» есть несколько сцен — пролог на охоте, поход в театр, обследование в больнице, два эпизода на озере, — которые, как говорят в таких случаях, стоят цены билета. Триер не Де Пальма и не Хичкок, которого он тоже усиленно цитирует, но он заметно прогрессирует именно как режиссер-постановщик. Заснеженные пейзажи, пустые бассейны, ледяной нордический эротизм — все это очень эффектно выглядит, хорошо продается, и, если так пойдет дальше, следующий роман про Харри Холе можно уже будет экранизировать без шведов.
Но, конечно, Триер едва ли стремится в резервацию «скандинавский триллер». Как сценаристу хуже всего ему удаются как раз самые вроде бы простые символы из хоррор-букваря (скажем, некоторые сцены с младенцем; или финал — но это отдельный разговор). Зато он по-прежнему прекрасно знает, что делать на экране с одиночеством, отчуждением, непониманием, как быть дальше. «Тельма» — старая как мир история, элегантно перенесенная в эпоху фейсбука и инстаграма, а также в норвежский контекст: религия и вообще все иррациональное вызывает скептические улыбки в отличие от влюбленных друг в друга девушек. Это интересное развитие темы — героини Стивена Кинга, например, живут в совсем другой среде. Но если с предрассудками можно справиться, то с природой уже сложнее. Камера разглядывает сверху толпу в студенческом кампусе, словно не зная, кого бы выбрать, и в итоге безошибочно выбирая самого уязвимого.
