После того как власть в японском мегаполисе захватили кошатники, когда-то райский собачий остров превратился в свалку, где униженные и оскорбленные хвостатые отрывают друг другу уши за гнилую рыбу с личинками. Вокруг них — спресованный металлолом, будто бы собранный в ровные кубы роботом ВАЛЛ*И, и правила выживания в банде. Собак поразили бессонница, депрессия и малокровие, все они выглядят тощими и полуживыми, как новогодние елки на февральской помойке.
Династия людей-кошатников так и осталась у кормушки: высокий громогласный Кобаяси заправляет огромным городом и готовится переизбраться мэром. В его планах — полное истребление собак, замена их беспощадными металлическими роботами (как в последнем сезоне «Черного зеркала»), законодательно закрепленное превосходство кошек и упразднение научной программы по лечению и профилактике бездомных животных. Заключительная часть — концлагерь и анонимный могильник всех Рексов, Пушистиков и Шариков без лишних сантиментов при всенародной поддержке.
В богатой резиденции Кобаяси при этом живет пока еще небезнадежный племянник Атари с посттравматическим расстройством: только что при столкновении поездов погибли его родители — и дядя забрал его в дом, приставив для охраны собаку-слугу Спотса. Спотс — голубоглазый терьеристый пес с розовым носом — вскоре оказывается на острове собак, куда за ним на самолетике собственного изготовления прилетает 12-летний Атари. Ходят слухи, что Спотс не пережил обезвоживания и голода (он был привезен в герметичной клетке), и за Атари решают присмотреть пятеро бравых кобелей: каждый с историей болезненного человеческого предательства, но при этом помнящий тепло человеческих рук и рецепт любимого собачьего корма. Еще сотня хвостов, в том числе собачьи оракулы, умеющие трактовать телевидение, и самая красивая выставочная собачка на свете помогут Атари в поисках Спотса, пока японский метрополис накрывает предвыборная пропаганда.
Для начала скажем главное — да, это очень смешно. Уэс Андерсон не то чтобы придумывает что-то принципиально новое: забавные титры — на месте, диалоги, куда более возможные в бруклинском парке, чем на войне кошек против собак, держат ритм и не пропускают панчлайнов, а за кукол говорят лучшие силы Голливуда: Брайан Крэнстон, Эдвард Нортон, Билл Мюррей, Джефф Голдблум, Скарлетт Йоханссон, Фрэнсис МакДорманд, Тильда Суинтон и даже Йоко Оно. Все потенциально картонные ситуации спасены мохнатыми куклами, гэгами и канонической андерсоновской симметрией кадра, которая может напрягать постоянством в других его фильмах, но здесь приковывает к экрану продуманностью мизерных пространств. Очевидно, съеживание окружающего мира до вымышленной косточки маленькой сшитой собаки, чьи пластиковые глаза смотрят в душу зрителя, — триумф метода позднего Андерсона, для которого не существует мелочей и вообще бесполезны все сравнения крупностей. Нет иерархии важного — и рисовое зернышко имеет какую-никакую душу и тоже заслуживает свои 15 минут славы. Вернее не славы, а внимания. И это очень по-японски.
Японская эстетика, предметная и сильно привязанная к подробному миру полутонов и микроритуалов, работает на Андерсона и не выглядит в «Острове собак» просто декорацией. Если вы знакомы с японской культурой, то знаете о миниатюрных кукольных домиках для сборки, где рыбная лавка, пивной бар или школьный кабинет ужимаются до осязаемого пространства между ладоней. И цвет этикеток рисовой бумаги размером с ноготок новорожденного, и чашечки не больше глазного зрачка будут расставлены в таких домиках с аккуратностью, которая в мире покорения космоса и человеческих миллиардов выглядит смехотворно.
Андерсон, никогда не стыдившийся пастиша, запихивает испуганных собак в лодки канонического полотна Хокусая, ради сиюминутных сцен берет в оборот театр кабуки, сумоистов и драки из самурайских фильмов, подражает эстетике японских гравюр и акварелей. От типичного туриста, покупающего в аэропорту суши-палочки, мороженое из зеленого чая и котика с поднятой лапой, Уэс Андерсон отличается нежеланием произносить вердикты как своеобразию отдельной страны, так и глобализации. Японские острова, как яблочные деревья в «Бесподобном мистере Фоксе», или снежные горки в «Отеле «Гранд Будапешт» нужны ему, чтобы рассказать свою уже известную историю — о неистребимости террора и детском желании внутри каждого человека выступить за все хорошее и против всего плохого. И нашей общей неспособности собраться с силами и вместе выступить против тех, кто доконал.
По очевидности этой мысли Уэс Андерсон не сильно отличается от наделавшей шума на прошлогоднем Каннском фестивале «Окчи» (нетфликсовский фильм обвиняли в полном несоответствии эстетике и статусу Канн) или суперуспешной дилогии про «Паддингтона». Это детское супергеройское кино без «Марвела» и DC, спецэффектов и битвы трансформеров. Зло контейнируется в понятных пародийных образах, добро говорит голосами любимых детских писателей — вера Андерсона в возможность сказать: «Тень, знай свое место!» — реализуется в нехитрых сюжетах про теплые рукопожатия.
Без особенных стараний можно найти политические аналогии Андерсона с современным кризисом беженцев (острова, лагеря, тонущие лодки посреди бурного моря, сегрегационные инициативы государств) и даже, если захочется, холокостом и колониализмом. Безусловно имея это в виду, Андерсон вместо проговоренного манифеста выбирает шутки, флирт и пустячки. Выставочная сучка по кличке Мускатный орешек произносит профеминистский монолог о том, что ее растили выступать на соревнованиях, особенно не спросив ее мнения. Серьезный бобик вспоминает, как от него отказались после многих лет съемок в успешной рекламной компании собачьего корма. Девочка из Цинциннати с голосом Греты Гервиг возглавляет «собачий марш» и берет защиту животных в свои руки. Все решения в мире бродяжнической анархо-демократии принимаются посредством референдума, в то время как люди ходят равнодушным строем.
Взрослые последовательно проигрывают детям (чему посвящена почти вся фильмография Андерсона), а люди — животным. Андерсоновское кино про то, что чувство справедливости — важнейший инстинкт, который у нас отнимают по мере взросления, снято без живых людей, потому что люди почти утратили здравый смысл и потеряли доверие. Идея, что 12-летние дети, которые любят своих собак, могут быть лучшими президентами, чем условный Дональд Трамп, в 2018 году уже не кажется такой бредовой. Нам нужен плюшевый мишка, обожающий мармелад, чтобы снова поверить в доброту людей, или корейская девочка, обожающая свинку, чтобы подумать о природе в опасности. Современное гуманистическое кино спокойно уходит в анимацию, комиксы и кукольный театр, потому что разговоры с серьезным тоном утомили всех.
Пока на Берлинале побеждает документальное кино об острове в центре кризиса беженцев («Море в огне» Джанфранко Рози, победитель фестиваля двухлетней давности), Андерсон выводит хвостатый несерьезный батальон, чтобы атаковать беду с другой стороны. Пластиковые домики, уши из искусственного меха, нарисованные слезы и сгенерированные домашние животные, вызывающие иррациональную любовь до разрыва сердца, — кукольное, но оружие: пластиковый меч и волшебная палочка со стразами в мире неправильных ответов и отвратительных ролевых моделей. Инклюзивность входит в наш мир через рыбку Дори, защита животных — через Окчу, глобализация — через Паддингтона, а принятие другого — через собачий остров. Пушистые миниатюры в руках кукольника, помешанного на ретромании, кажется, единственный универсальный язык для XXI века, чтобы мы не поубивали друг друга.
