— Что снималось вперед — «Кислота» или «Лето»?
— Сначала снималась «Кислота», а потом «Лето». Собственно, так Кирилл Серебренников украл у меня артистов. Шутка.
— Кроме артистов фильмы как-то еще пересекались? Может, была одна и та же техническая команда или одни и те же люди сводили фильм?
— Нет, у Кирилла Семеновича была своя команда, у меня своя. Никаких пересечений. Разве что только Кирилл Семенович работал когда-то с Сабиной (Еремеевой, продюсером «Кислоты» и «Измены» Серебренникова. — Прим. ред.). Ну и еще на одной смене пришел парень-звукач, который делал его «Ученика». Я вообще узнал, что буду сниматься в «Лете», когда уже был на середине своего съемочного процесса. Только тогда они начали делать кастинг. А! Кастинг-директор у нас был общий — замечательный наш Владимир Голов, который открывает молодых звезд российского кинематографа.
— «Лето» как-то повлияло на монтажный период «Кислоты»?
— А я уже был в монтаже, причем не первый месяц, когда мы начали снимать «Лето». У меня немножко мозг отдохнул, пока я снимался. Вернулся свеженьким и вдохновленным работой с Кириллом Семеновичем. После того как я уже порежиссировал сам, мне было интересно наблюдать, как он снимает. На «Ученике» я этих нюансов не замечал, а здесь я уже с режиссерской стороны на него смотрел. Он все так очень легко делает. Причем я понимаю, что ему, скорей всего, внутренне тяжело и все такое, но он очень красиво делает вид, что все легко.
— Сам Сереберенников «Кислоту» не видел, конечно?
— В готовом варианте — нет.
— Как тебе вообще снимать в Москве? Говорят, это сложно.
— Ну, мерзко. Просто еще погода была такая, мы же начали снимать в начале марта, поэтому были дожди, снег, холод и прочее. Плюс съемки в Москве — это, конечно, не такой пионерлагерь как выезд с «Учеником» и с «Летом».
— В твоем фильме показан такой образ Москвы, что город не похож сам на себя.
— А так и задумывалось. Задача такая стояла, чтобы не было типичных мест.
— А как локации выбирали?
— Долго, мучительно выбирали. Кто-то что-то вспоминал. Мы ездили по всяким клубам, которые уже закрыли в силу разногласий с полицией.
— И где в итоге сцену в клубе сняли?
— Мы снимали в «Агломерате», а ездили и смотрели «Рабицу» и еще на одном заводе помещение. Все было либо большое, либо слишком хипстерское и узнаваемое. А в «Агломерате» просто черная коробка: я понял, что нам нужна темнота. Мы с Ксюшей (Ксения Середа, оператор фильма. — Прим. ред.) решили, что сделаем световую инсталляцию, позвали ребят, которые делают всякие световые штуки для вечеринок. Они нам сделали простенькую заготовку из ламп, которые могли мигать как-то по-разному. Ну здорово. Жалко, что в «Рабице» не получилось.
— Она тогда уже закрылась?
— Она еще не была закрыта к тому моменту. Просто «Рабица» не суровое пространство, а у нас же не сентиментальное кино.
— Вообще, музыки мало в фильме.
— Да, это тоже целенаправленная история. Потому что надо было работать на тему персонажа, который у нас … [фиг] пойми какой музыкант. Просто музыка очень мощный помощник, она помогает зрителю очень сильно. А здесь мы немножко все себе усложнили для самих себя, потому что кто не рискует, тот как бы идет на … [три буквы]. Как выяснилось в итоге, ни одна музыка не ложилась на фильм в монтаже. Мы начали пробовать, когда начались панические моменты: «Ой, что-то не монтируется то и то». Начали включать музыку, но это все только портило. Да и изначально музыка там не планировалась. Только внутрикадровая.
— Ты для себя понял, какой период в создании фильма больше всего нравится? Съемки или монтаж?
— Я так не могу сказать, потому что я понимаю, что если это будет еще раз, то это будет уже совсем по-другому.
— Ну на «Кислоте» ты кайфовал в какой период больше всего?
— Во время съемок. И кайфовал, и уставал очень сильно. Вообще, спать невозможно, потому что мозг кипит. Это как, знаешь, когда в детстве в компьютер играешь до двенадцати ночи, а потом ложишься, но у тебя в голове продолжается игра. Не отключается мозг вообще. Так что и за этим надо следить, и с актерами поговорить — этого похвалить, этого поругать, здесь объяснить. И при этом ты сам еще не хрена не знаешь.
— Продюсер Сабина Еремеева говорит, что ты очень изменился после съемок дебюта. Ты для себя это как-то осознал?
— На тот момент я, конечно, изменился, потому что на всякую ерунду перестало времени хватать. Ответственность же чуть-чуть преображает людей. При этом заигрываться в какого-то совсем уж другого человека я себе не позволял.
— Ты сам сколько раз «Лето» смотрел?
— В Каннах посмотрел и не полностью еще посмотрел в «Гоголь-центре».
— И как ты для себя определяешь свою роль в этом фильме?
— Такие вещи я оставляю для зрителей, для критиков.
— То есть режиссер тебе никак не объяснял твоего персонажа?
— Ты знаешь, поскольку мы не первый год работаем с Кирилл Семеновичем, он все-таки мой учитель, не хочу сейчас высокопарно что-то говорить, но уже какой-то понимание друг друга у нас есть. Допустим, на фильме «Лето» мне интуитивно было понятно, почему он хочет, чтобы я играл эту роль, а я понимал, что я могу привнести. У нас не было больших разговоров в стиле «какой ты персонаж». Были какие-то простые моменты, но в них было все. «Вот это про свободу», — и все, мне больше ничего не нужно было знать.
— Мне показался лишним эпизод в электричке с твоим персонажем. Если бы его не было, то ничего бы не изменилось в фильме. А может, даже наоборот — отсекло лишние смыслы. Тебе так не кажется?
— Я не оцениваю. Тебе кажется так, кому-то кажется по-другому. Это целостное высказывание Кирилла Семеновича. То есть тебе не нравится эпизод в электричке?
— Мне кажется, он избыточным.
— А другие эпизоды не кажутся?
— Другие раскрывают главных героев, а твой персонаж какой-то без сюжетной линии.
— Я играю тему, а не сюжетную линию.
— Поскольку у тебя в фильме есть тема отцов и детей…
— Есть и такая тема, да.
— Понятно, как ты для себя определяешь ситуацию с Кириллом Серебренниковым, но мне было бы интересно спросить, как ты ее объясняешь для своих родителей или бабушки. Если они спрашивают, почему твой учитель и режиссер сейчас в таком положении. Как ты им объясняешь просто в бытовом общении?
— Ты знаешь, они уже наученные люди в этом смысле. Им такие вещи не приходится объяснять. Они все прекрасно понимают, где правда, а где неправда. Однажды мне пришлось объяснится, когда была травля Райкина, после того, как он выступил против Министерства культуры — с речью о цензуре в театре. Уже через несколько дней, началась травля Райкина по всем телеканалам. Я-то знаю из-за чего это происходит, что это месть за ту самую речь. Приезжаю домой, с мамой болтаю, и она рассказывает, что по телевизору показали, как Райкин ворует. Я вижу, что она прямо яро убеждена в этом. Я говорю: «Ты с ума сошла что ли? Ты почему до сих пор веришь в это? Неужели ты не видишь элементарных логических связей: человек выступил против власти и теперь его за это всячески пытаются наказать, сделать врагом». Пока я не поругался с мамой на эту тему окончательно, она была убеждена, а потом зашла в интернет, что-то прочитала, выдохнула, прислушалась к другим мнениям. Я еще тогда сказал: «Вот если что-то подобное случится со мной или около меня, тогда ты совсем другую позицию займешь». И вот когда произошло [с Серебренниковым], у нее вопросов не возникло. Понимаешь, пока с тобой рядом что-то не произойдет, ты будешь иначе видеть ситуацию. Так устроено человеческое сознание.
— Да, это настолько типично — это же про тот же разрыв поколений, который есть у тебя в фильме.
— Это так же, как если ты сейчас расскажешь своему другу, который не видел фильма «Лето», что там лишняя сцена в электричке. Он придет на фильм и будет изначально смотреть с позиции «где же там эта лишняя сцена». И потом скажет: «Ну да, действительно, она лишняя».
— Критики еще предъявляют героям твоего фильма претензию, что они слишком зациклены сами на себе, а социальная повестка вокруг них как будто бы вовсе не интересует. Учитывая, что сложно отделить молодых создателей фильма от его юных персонажей, то это как бы претензия и к тебе тоже, как автору.
— Эти герои не олицетворение меня. Я не ассоциирую себя с этими героями. Только разве в чем-то. Да, действительно, есть такие люди. Это мое наблюдение за этими людьми, которые зациклены только на себе. Как раз-таки из-за этой зацикленности они не находят себе применения вокруг. Я массу примеров таких знаю. Это мы в театрах сидим, на «Кинотавр» ездим, говорим «свободу тем, свободу этим». Мы вовлечены в культурный процесс.
Занимаясь другими вещами, мы бы ничего этого не знали. Просто так получилось, что социальная, политическая и культурная жизнь очень тесно связаны. А я снимал кино про молодых людей, которые этого не знают. Не то что они глупые, просто им сложно определиться. Я вот год ходил по всяким ночным клубам, общался с людьми из совсем другого круга. Там другим голова занята, там все по-другому устроено. Мне кажется, драма в этом и заключается — что они все такие хорошие, классные и даже умные, но применения себе не находят.
— Я для себя определил так, герои постоянно хотят зайти за грань, будь то в отношениях или в веществах, потому что они хотят найти то, что их сможет оставить. Что-то более мощное, чем они, может, даже отеческое. Так ведь?
— Да, проверка себя. Я говорю, что это такой «Бойцовский клуб» для бедных. Это я уже после съемок вспомнил. Ведь «Бойцовский клуб» тоже очень завязан на этой теме — как стать мужчиной без отца. В первую очередь, эти их поступки — компенсация своей внутренней неполноценности. Вот эти вещи я уже по себе лично знаю. Эти провокации самого себя или кого-то другого на поступки. Герой Пети в начале фильма ходит и всех провоцирует, а потом понимает, что себя-то он ни разу и не спровоцировал — и вот у него происходит попытка с этой кислотой. А дальше уже идут процессы осознания — кто и чего стоит.
— Сложно не сравнивать «Лето» и «Кислоту» — и актеры пересекаются, и оба фильма поколенческие. Чем эти поколения отличаются? Те молодые из 1980-х и сегодняшние молодые.
— В фильме есть ироничная фраза, которая специально так пафосно звучит: «Проблема в том, что у нас нет проблем». Это в подростковом возрасте ты не согласен с родителями, а когда чуть старше стал, то понял, что мы выросли в абсолютно разной среде. Если тогда, когда мама меня родила, все жили с тем, что полстраны сидят в тюрьмах, воруют, убивают, каждый думает о том, что же завтра жрать, а еще полстраны бухает. У людей была насущная проблема — выжить. Это сейчас родителей беспокоит, сколько лайков соберет их годовалый ребенок на отдельно отведенной странице в инстаграме. Уровень ставок другой. У тех людей, про которых мы снимали фильм «Лето», были совсем другие ставки. Про это написано куча статей, я не могу их прочувствовать, могу только понять, прочитав что-то про ситуацию в стране или про то, как это зарождалось впервые. То, что случилось с героями фильма «Лето» — это происходило впервые. Сейчас уже впервые ничего не происходит. Мы живем в другую эпоху. Вот что с нами может произойти впервые? Уже все есть. Вот только Монеточка и мета-мета.
— Думаешь, следующее поколение будет смотреть твою «Кислоту» так же, как мы сейчас на «Лето»?
— Возможно, кстати, да. На самом деле, все уже давно цинично устроено. Мне кажется, что скоро обесценится вообще все. Не знаю, у нового поколения или у следующего, но это и не хорошо, и не плохо. Но вот будет какое-то такое ощущение, что все обесценится, но как раз-таки поэтому все вновь станет ценным.
