Политолог из Польши — о бюрократии в России и любви к московской культурной среде

Мы с моим мужем Генри переехали в Москву в 2016 году. Он родился на маленьком острове Мэн в Великобритании, я — в Польше. Сейчас Генри руководит московским бюро Financial Times, а я работаю в фонде V-A-C, который строит уникальное пространство ГЭС-2, нацеленное объединить в себе различные культурные формы.

У нас с Генри удивительная история знакомства. Так вышло, что в старшей школе мы оба учились в UWC Atlantic College в Уэльсе, но не вместе: Генри старше меня почти на три года. В итоге для нас этот двухлетний опыт обучения в международной школе стал отправной точкой, благодаря которой наш профессиональный путь сложился именно так. После учебы в Англии я поехала получать высшее образование в США, где начала учить русский язык. Генри тогда работал журналистом в Индии. В какой‑то момент я решила вернуться домой в Польшу и начала работать арт-менеджером в центре Кшиштофа Пендерецкого. В то же время Генри отправили по работе в Варшаву. Так вышло, что познакомились мы через онлайн-платформу для выпускников колледжа UWC, что‑то вроде внутреннего LinkedIn. Алгоритм определил, что мы оба тогда находились в Варшаве, мы списались и договорись увидеться.

В какой‑то момент, после того, как я организовала тур для балетной труппы из Польши в Санкт-Петербург, я поняла, что хочу продолжить учить русский язык и решила на некоторое время поехать в Москву, чтобы поступить на курсы в ГИТИС. В это же время Генри узнал, что его тоже по работе отправляют в Россию на четыре года. Случайно совпали даже даты переезда — 1 февраля. Было слишком много совпадений, Генри даже шутил, что я шпион. Но все же решение о переезде мы приняли независимо друг от друга. Все это время мы общались, периодически встречались, а в феврале переехали в Москву. В 2018 году мы поженились в московском загсе, поэтому у нас российское свидетельство о браке. А совсем недавно мы завели собаку: взяли ее из приюта и назвали Инкой. Ее нашли где‑то в Подмосковье, поэтому когда нас спрашивают, какая порода у Инки, мы в шутку отвечаем — Подмосковье.

До переезда в Москву я успела пожить в Польше, Великобритании и США, но все же решила остановиться на России. Кроме того, я уже была знакома с Москвой и знала чего ожидать: в 2012 году, во время учебы в университете в США, я приезжала в Россию по обмену и жила в столице полгода. Когда мы переехали, у меня уже были друзья со студенческих лет — это помогло освоиться.

В Москве меня всегда привлекало качество культурной среды, я осознано приехала сюда за этим. Здесь можно найти все, особенно с культурной точки зрения: много хороших театров, музеев и музыкальных сцен. А местная публика очень разнообразна, я такую даже в Нью-Йорке не встречала. Для меня это важно, как для профессионала, потому что можно работать с разными людьми, что создает огромное пространство для экспериментов с формами и площадками.

Есть места, где мне хорошо, и этому не всегда есть рациональное объяснение. Москва как раз из таких. Она огромная, больше всех городов, где я жила. И, конечно, здесь бывает непросто из‑за зимы, которая длится шесть месяцев. Но мы с Генри не устали от этого, нам здесь очень интересно. И я рада тому, что могу быть частью этого города и общества. Например, в том же Нью-Йорке я сильнее чувствовала себя иностранкой.

Доверие русского нелегко заслужить, но когда получается — человек сразу становится твоей семьей. Стоит немного постараться, и человек откроется тебе: пригласит в свой дом, будет делиться с тобой чем угодно — это прекрасная национальная черта. Не все это понимают, но усилия, которые ты прикладываешь, чтобы завоевать доверие, определенно того стоят. В этом есть какая‑то универсальность, которая не всегда понятна людям других культур. Но это именно то, чего нет у многих других национальностей, по крайней мере, по моему опыту общения.

Поначалу многим иностранцам кажется, что русские никогда не улыбаются. Но это не так. А еще в каждом русском человеке подсознательно заложена способность к выживанию, так исторически сложилось, в этом плане Россия и Польша очень похожи.

Наши друзья из Англии и США часто спрашивают, опасно ли на улицах. Мы смеемся и пытаемся объяснить, что жизнь в Москве абсолютно безопасна. Я могу вспомнить только один случай, который произошел со мной в 2012 году. Пьяный мужчина начал угрожать мне и моим друзьям из‑за того, что мы говорили на английском. Но сразу подошел другой мужчина, который послал его не менее колоритно, и я поблагодарила его на русском. Даже во время моего студенчества, когда я преподавала английский по разным уголкам Москвы в спальных районах, я чувствовала себя в безопасности.

Единственный раз, когда у меня случился культурный шок, — день, когда закончилась моя рабочая виза и мне пришлось оформлять новую. В миграционном центре я столкнулась с жестокой реальностью бюрократии и чиновников. Мне было сложно что‑то понять, и я еле-еле нашла отделение по вопросам миграции, хотя хорошо говорю по-русски. Там пришлось простоять в огромной очереди (больше ста человек), при этом время приема составляло всего три часа. После этого сложилось ощущение, что чиновники вообще не настроены на то, чтобы тебе помочь.

Москва — огромный город, в котором постоянно что‑то происходит и меняется. Я работаю в культурной сфере и люблю посещать московские театры, выставки и концерты. Конечно, все это есть в том же Нью-Йорке, но здесь я чувствую себя как дома. Мне нравится Центр имени Мейерхольда, Новая Третьяковка, «Гоголь-центр», МАММ, Пушкинский музей, ММОМА и другие места, которых в Москве очень много. Ну и, конечно, очень жду открытия ГЭС-2. Мы с мужем часто бываем в баре «Вода», в ресторане «Чито-Ра», Центральном универмаге — он рядом с нашим домом, на рынке «Шук», который на «Новослободской», и в «Доме культур».

Несмотря на то, что нам с Генри хорошо в Москве, мы, конечно, чувствуем себя иностранцами в России. Русские не дадут забыть, что ты не отсюда. Россия — гордая страна. Но мне всегда очень приятно, когда местные говорят «Вы либо давно живете за границей и забываете язык, либо у вас русские корни» — и когда я отвечаю, что приехала из Польши, и они говорят: «А! Почти как наша». Я очень горжусь тем, что мне делают комплименты по поводу знания языка. И несмотря на то, что я выросла совершенно в другом контексте, я хочу стать частью местного сообщества.