«Красава» — одна из самых интересных вещей, которые происходят с русским ютьюбом прямо сейчас. Евгений Савин, бывший футболистВ разные годы Савин играл за «Томь», «Амкар», «Крылья Советов», «Луч-Энергию», «Химки», «Ротор», тульский «Арсенал», «Анжи» и «Тюмень». Привлекался в сборную России, а также играл за молодежную и олимпийскую команды страны. , друг и коллега Юрия Дудя по шоу «Культ тура», еженедельно выкладывает очередной могучий репортаж, где показывает изнанку российского футбола, откровенно говорит с его ключевыми героями и подсвечивает проблемы спорта номер один.
Вы точно подпишетесь на «Красаву» и нажмете колокольчик, если вас хоть чуть-чуть интересует ситуация с футбиком в нашей стране. И, возможно, придете к невеселому вопросу — не нужно ли закрыть и разогнать телеканал «Матч ТВ», который столько лет тратит миллионы, но не смог выпустить вот такой вот экономный, убедительный и максимально современный продукт о футболе?
Два месяца мы пытались найти окно для интервью в графике создателя «Красавы». Но Савин набрал такой темп, что единственная возможность поговорить с Жекой — это рано утром в субботу приехать в аэропорт «Внуково», чтобы выпить по чашке кофе перед его отлетом во Владикавказ.
— Случайно не к Алану АгузаровуСпортивный юрист, которого начали обсуждать после скандала с участием футболиста «Краснодара» Ивана Игнатьева. Агузаров якобы подарил молодому нападающему машину и 10 млн рублей, чтобы подписать контракт и вести дела Игнатьева. Журналист Василий Уткин в одном из выпусков своего «Футбольного клуба» на ютьюбе предположил, что главный тренер сборной России Станислав Черчесов занимается агентской деятельностью через Агузарова. Подтверждения этому до сих пор нет, хотя несколько футболистов, которым помогал юрист, оказывались в команде Черчесова. летите?
— Нет, хотя с удовольствием бы снял с ним выпуск. Но боюсь, что ни один футбольный агент на это не согласится. Потому что я слишком хорошо понимаю, как устроен российский футбол. И если буду разговаривать с агентом, то точно не про то, как он мотивирует молодого игрока не зазнаться после трех голов в ворота «Мордовии». Понятно, что это будет более глубокая тема. Так что для него это будет просто самоубийственно — а может, и для меня.
— Когда вы шли в ютьюб, понимали, что вас ждет?
— Я понимал одно: меня не устраивали рамки и цензура телека. Что никто не показывал футбол так, как я хочу, как я вижу, как я его знаю. У меня была одна мечта — менять футбол. И уже после нескольких пристрелочных выпусков, после поездки на автобусе с «Анжи», я увидел, что на мой блог обращают внимание. Что я действительно показываю правдивые истории российского футбола.
Еще я понимал, что сходу не соберу много просмотров. И это порой вгоняло в уныние — когда несколько дней ездишь по стране, а потом смотришь, как чей‑то блог про шмотки смотрят в миллион раз лучше.
Вообще, наш футбол очень сложный и закрытый. Но у меня получается приоткрывать его людям, показывать его проблемы, судьбы, плохое и хорошее. Раньше этого никто не делал.
— Какие у ютьюба ключевые отличия от телека? И что значит прозвучавшее слово «цензура»?
— Условно, ты делаешь программу на «Матч ТВ». Ты должен ее согласовать с руководством, убедить, что это будет круто. При этом никогда телек не даст тебе взять экшен-камеру и пойти в толпу. Телек не разговаривает на человеческом языке: там все через какие‑то подводки, через правильные формулировки. Камон, да в жопу их! [У себя на канале] я прихожу и спрашиваю: «Чувак, ты был талантливым футболистом, как ты все просрал?»
Плюс у меня довольно сложный формат. Это не интервью в студии, где через три часа ты свободен и у тебя готов материал. Для выпуска с [Александром] Головиным я летал из Монако в Калтан — потратил четыре дня. Потом этот материал надо отсмотреть, собрать. Мне было бы тяжело выходить по жесткому телевизионному графику. А на ютьюбе ты сам себе хозяин.
— Если бы я был менеджером спортивного канала, то, глядя на «Красаву», спросил бы себя: «А почему мы до сих пор живем по нафталиновым правилам? Почему не работаем так, как хотят зрители?»
— Зрители, а какие? Моим родителям 70 лет, они смотрят «Матч ТВ». Старшее поколение не смотрит ютьюб, не готово к прилизанному ведущему в солнечных очках. По-моему, на федеральном телеке в очках можно быть только Нагиеву. А я всегда в очках. Если я, как сегодня, поспал три часа, то я не хочу, чтобы мои мешки или красные глаза были в кадре.
— Брать интервью и самому его снимать камерой с руки должно быть очень неудобно. Почему так?
— Если вокруг меня встанут оператор, звукорежиссер, установят камеры, поставят свет, то это превратится в формальное интервью. И ответы будут как в газете — формальные, никому не интересные. А когда мы пришли попить кофе, а у меня в руке камера — это посиделки друзей и это просто диалог. Мы сидим и базарим: за жизнь, за правду, за футбол, за любовь, за добро.
— А бывает неловко самого себя снимать на трибуне стадиона, давая эмоции в камеру?
— В Европе не то что неловко, а вообще сложно что‑то снимать во время матча — это просто запрещено. Там, в отличие от России, трансляции очень дорого продаются. И как только я включаю камеру, все стюарды стадиона начинают меня гонять.
Когда я снимал Лео СлуцкогоГлавный тренер голландского «Витесса». В прошлом — наставник российской сборной и московского ЦСКА. В бытность тренером «Крыльев Советов» гонял Жеку по полю. , меня целый тайм гонял такой дедулька. В перерыве я пошел бахнул бокал пива. И когда забили очень важный гол, я понял, что этот дядька опять ко мне побежит, чтобы я выключил камеру. Решил первым к нему побежать — начал обниматься и орать: «Гол! Победа!» Сыграл на опережение.
Я, видимо, их так замучил, что они у меня переписали паспортные данные. Я перепугался, что это делают, чтобы потом блокирнуть видос. Но Слуцкий сказал, что для 6-миллионной Голландии лям просмотров — это просто дикий кайф. И они прекрасно понимали, что к ним приехал серьезный медиабоец, который хочет пропиарить «Витесс», Слуцкого и голландский футбол.
— Вы находите для «Красавы» очень крутые истории. Как вы это делаете?
— Во-первых, история должна возбуждать меня самого — это самое главное. Ни за какое лаве невозможно заказать, чтобы я приехал. Это даже не обсуждается. Обычно я лечу в самолете и прописываю темы в телефоне: проблемные клубы, интересные герои, президенты, футболисты, которые выстреливают и уезжают в Европу, проблемные чемпионаты. Допустим, такой, как чемпионат Крыма.
Ты знал, что они как бы нигде? Были Украиной — стали Россией, но ни там, ни там им играть нельзя. Представь, человек любит футбол — какая разница, где он находится? Он должен иметь шанс играть. А эти люди играют за 15 тыс. рублей, завариваются и ломают себе футбольную судьбу. Вот такие вещи нужно показывать.
Или выпуск о том, как мальчик платил за себя компенсацию клубу. И таких мальчиков — десятки тысяч. Слава богу, эту компенсацию после выпуска отменили. Я повлиял или не я — не знаю. По крайней мере, я показал эту проблему. Родители не должны продавать имущество, чтобы ребенок мог играть. О каком развитии футбола мы говорим, если за футболиста до 23 лет нужно заплатить компенсацию 300 тыс. рублей, чтобы он мог попасть хотя бы во Вторую лигу? У моих родителей, допустим, столько не было. И что, я бы вернулся в Сибирь, сел бухать пивас возле телека? А зачем тогда все эти стадионы, газпромы и лозунги?
— Среди уже отснятых программ есть любимый сюжет?
— Один я точно не выберу. Во-первых, это выпуск про академию «Краснодара». То, что делает Сергей ГалицкийПрезидент и владелец футбольного клуба «Краснодар». , я не знаю, как и объяснить. Родители мечтают отвезти туда ребенка, потому что понимают, что таких условий нет нигде [в стране]. Может, и в Европе нет. Это сделал один человек на свои деньги, он дал десяткам тысяч детей этот жизненный шанс, он построил стадион — это просто фантастика.
Затем — история Андрея Чайки, который строит за миллионы рублей академию в Ростовской области.
И все топовые футболисты, которые у меня были, — Зинченко, Черышев, Головин. Я им всем хочу сказать огромное спасибо. Просто потому, что мне было легче уговорить их, чем среднего футболиста из российского чемпионата. Зачастую наши комплексы и переоценка себя заставляют меня просто взять бутылку вина и напиться. Потому что я не понимаю, откуда у российских футболистов эта закрытость.
На самом деле они не дураки. У большинства есть своя интересная история, зачастую они выбирались с низов. Просто надо открыться. Иногда посмеяться над собой. Показать себя человеком.
— Как рождается идея сесть в автобус к «Анжи» и поехать в адский тур?
— Не такой уж адский — я сам это проходил. Не на 2000 км, конечно, но на автобусах на игры ездил.
Как рождается — ты читаешь новости, что у клуба «Анжи» кончились деньги, что команда едет на выезд на автобусе. У меня хватает футбольных мозгов, чтобы понять, что это мини-реалити. Я знаю, как это устроено, и понимаю, что они в поездке делают и как им тяжело. Представь, после двух суток в автобусе пацанам нужно выйти на поле. Я запаковываюсь, звоню начальнику команды — а я играл за «Анжи», — беру билет, сплю в приаэропортном отеле и утром раньше всех приезжаю к автобусу: «Парни, здорово! Я еду с вами».
— То есть футбольный бэкграунд тут очень важен?
— Пф-ф! Конечно! Они понимают, что в автобусе будет свой человек. Ребята меня знают и помнят, я говорю с ними на одном языке и знаю, когда их можно дергать вопросами, а когда нет. Журналисту этого вообще не понять. И его так [близко] не примут.
— Есть сюжеты, которые воплотить пока нереально?
— Хочу чаще ездить в европейские команды — показывать, что и как там устроено. А ведь на европейские базы просто так не пускают, там запрещено снимать. То, что мне удалось, — это дикий эксклюзив. Хотя зрителям это непонятно.
Хочу больше прокачивать российские топ-клубы, чего у меня пока почти нет. Кроме ЦСКА, потому что это очень открытый клуб. Давно хочу снять что‑то про «Спартак», но пока меня не пускают. «Зенит» тоже хочу чуть больше, чем выпуск про президента [Александра Медведева], который не ответил ни на один финансовый вопрос.
— Кто еще работает в команде «Красавы»?
— Есть человек, который отвечает за монтаж. Он же мой главный идейный коллега. Мы всегда вместе обсуждаем сценарий. Он понимает в футболе, что очень помогает. Если взять какой‑то серьезный выпуск «Красавы», то там всегда есть драматургия и развязка. Были выпуски, где я в конце плакал. Я клянусь!
Например, выпуск про Андрея Чайку — миллионера, у которого умер отец, и тот в честь него сделал команду в селе. Она рвется вперед, он вкладывает огромные бабки. Я реально ехал из Питера, смотрел за бутылкой вина предварительную версию и плакал! Момент, где он стоит у памятника отцу и рассказывает, что все благодаря ему, — это очень круто.
И есть человек, который помогает сделать ресерч по герою. Потому что я не могу перечитать десять интервью [Александра] Головина. Вот такая команда из двух людей.
— Кто в команде продает рекламу?
— Наш друг и партнер, который занимается коммерческой составляющей не только меня, но и того же Дудя.
Когда блог только запустился, я долго не пускал туда рекламу. И первые интеграции вызывали у меня дискомфорт. Хотя я понимал, что, наверное, уже этого заслуживаю. Что это перелеты и переезды, зарплата команды.
Средняя себестоимость выпуска, наверное, тысяч 50–80. Иногда, когда для одного выпуска я гоняю и в Европу, и по России, может быть ближе к 100 тысячам. По меркам ТВ это совсем недорого — это командировка двух сотрудников.
— Представим ситуацию — вам звонит «Матч ТВ» и говорит: «Мы хотим показывать «Красаву».
— А они хотели покупать выпуски и показывать на [платном телеканале] «Матч Премьер». Я разговаривал с ГавромГавриил Гордеев, генеральный продюсер канала. . Глобально я не против: после выпуска на ютьюбе — пожалуйста, забирайте.
С «Матч ТВ» у меня хорошие отношения: я благодарен за все, что у нас было. И с Юрой, и со Шнуром, и вообще.
— Про Юру. Мне кажется, у вас с ним даже общая манера речи — интонации, расстановка акцентов. Вас в одном месте учили?
— Я же вообще нигде не учился. Я не знаю, учился ли Юра — думаю, что учился. Поэтому он журналист, а я просто футбольный блогер. Просто мы два года вместе разговаривали в кадре. Я перед камерой никогда в жизни не стоял и не думал, но попал в медиа — благодаря Юре в том числе. Наверное, даже правильно, что какие‑то вещи я непроизвольно у него перенял.
— Вы учились задавать вопросы?
— Я не интервьюер. Моя фишка не в подаче вопроса, как у Юры. Она, скорее, в обаянии, харизме и в том, что мы с собеседником на одной волне, потому что я футбольный человек. Но, естественно, я задаю вопросы конкретно, просто потому что не люблю воду в разговоре. Юра мне в свое время тоже что‑то подсказывал. Условно говоря, что вопрос должен быть четким и коротким. Я просто понимаю, какой ответ хочу получить.
— Когда вы заходите в раздевалку казахстанского «Кайрата» и спрашиваете: «Пацаны, у кого самый большой … [член] в команде?» — какой ответ вы хотите получить?
— Мне интересно! Я и в хоккейной команде [«Ак Барс»] спрашивал, но это попросили удалить — парень просто иностранец.
Не знаю, в тот момент мне как‑то стало интересно, у кого самый большой член в команде. Ну чего там! Самое прикольное, что мне потом подтвердила одна поп-певица, что да, все правда, у этого футболиста и правда большой хер. Поэтому, девчонки, найдите его в инстухе и подпишитесь, кому это интересно!
— Были съемки, на которых все пошло не так?
— Прилетаю я из Монако в Калтан. Уже звучит интересно! И встречаюсь с лучшим другом Головина — они вместе начинали играть в футбол, а сейчас он шахтер. А из‑за этих перелетов я вообще не спал. Включаю камеру и вижу, что плыву, ни один вопрос не помню. И через три минуты я говорю: «Давай разойдемся буквально на три часа». Я бегу в ближайший отель, сплю три часа — и быстро записываю его, потом родителей Саши, потом тренера. И все получается.
— Про изменить футбол: какие три главные проблемы в российском футбике?
— Отвратительный менеджмент. Люди, которые управляют клубами, думают не о развитии, а об освоении бюджетов. И часто зарабатывают очень много денег на сомнительных трансферах, потому что тратят не свои, а бюджетные деньги.
Второе — детский и юношеский футбол, вопрос попадания во взрослый футбол. В 17 лет футболист сталкивается с тем, что он нафиг никому не нужен. Не может попасть ни в какой клуб, в том числе из‑за каких‑нибудь компенсаций. В Испании из сборной, выигравшей юношеский чемпионат в 17 лет, до Высшей лиги дорастает 20 игроков, у нас — три. Где остальные? Я снимал выпуск про наших чемпионов Европы и не мог найти этих людей. В 21 половина из них уже закончили играть. Как так, … [слово из пяти букв, отражающее полное негодование]?
— А правда, как так?
— А так. Из дубля его не взяли в основу, он поехал в аренду, сломался, закончил, стал судьей, детским тренером. Они где угодно, только не в футболе. Они чемпионы, мать его, Европы! Почему через четыре года половина из них нигде?
— Это они забухали и бросили тренироваться?
— Нет, это системная проблема. Молодой игрок не понимает, будет ли у него шанс, какое у него будущее.
— А как же российский паспорт, который должен быть их преимуществом в условиях лимита на иностранных футболистов?
— Паспорт становится преимуществом, когда ты уже состоявшийся игрок основы. А начинающего футболиста еще нужно раскрыть, довести до основной команды. Система перехода от детей до взрослых у нас вообще не работает. Лимит, кстати, я бы тоже убрал — должна быть конкурентная среда. Если ты понимаешь, что можно выходить на поле просто благодаря паспорту, то ты быстро завариваешься.
А третья проблема — это безумные бабки, которые развращают: возвращаемся к истории про «Кофеманию». Игрок чуть-чуть заиграл, на него начинают сыпать бабки, переманивать в «Спартак», «Зенит», подключаются агенты, которые сами хотят заработать. И эта катавасия выбивает молодых пацанов из реальности.
— Футбол это не бизнес, но государство на него тратит огромные деньги. Есть ответ — нафига?
— Нет, есть люди, которые готовы вкладывать свои огромные деньги. Тот же Галицкий. Но ликвиден ли наш футбол? Можно ли на нем зарабатывать? Пока бизнесу вкладываться в футбол невыгодно. А почему тратит государство — ну, должен же быть футбол. Должен кто‑то играть на этих новых стадионах. Вот пример — в Сочи построили стадион «Фишт», перевезли команду аж из Петербурга, потому что кто‑то же должен там играть.
— Это же бредово немного.
— Это не бредово. Это российский футбол. Просто нагрузили братьям Ротенбергам — или кому там, — что на этом «Фиште» кто‑то должен играть. Болельщики, история — … [плевать]. Просто привезите команду, чтобы стадион не стоял.
— После истории с Кокориным и Мамаевым есть ощущение, что народ ненавидит футболистов?
— Ну нет. Если копнуть, то они адекватные ребята. Но, наверное, предпосылки к этой истории были.
После провального чемпионата Европы в 2016 году — частный самолет и тусовки в Монако, на все наплевать. К трибуне с болельщиками после провального матча один Акинфеев подошел. Посмотрите на исландцев, которые со своими болельщиками — одно целое.
У нас в менталитете есть такая черта — мы любим возвышать до небес, а потом дико убивать. И к футболистам есть такое отношение: «Какого хера они такие обособленные, за что получают такие бабки?!»
Не секрет же: 5 млн евро (на самом деле 4 млн евро. — Прим. ред.) было у Кокорина в «Анжи». Вы вообще представляете, сколько это денег? Это 400 тыс. евро в месяц! Это, грубо говоря, 30 млн рублей, … [слово из пяти букв, отражающее полное негодование], в месяц! И ты сидишь где‑нибудь в Калуге и понимаешь, что какой‑то чувак получает ваш городской бюджет. Конечно, этот чувак сойдет с ума! Потому и существует представление о футболистах как об инфантильных и избалованных ребятах. Но я все равно считаю, что это тень на всех игроков. Это мы такие, это общая проблема — все футбольные люди должны задуматься. И чуть-чуть прийти в себя, немного отрезвиться и стать чуть попроще.
— В разговорах с молодыми пацанами вы нередко шутите: «Не будьте, как мы, не пейте пивко, не курите кальян». Многие футболисты это делают?
— Слушайте, ну пьют вообще все, ну чего говорить. Футболисты — обычные люди. Они могут выпить, и в этом ничего страшного нет. Просто об этом никто не рассказывает, потому что это все будут осуждать. А я на «Матч ТВ» говорил: «Иногда после матчей я накидывался в хлам, когда на следующий день был выходной». Что такого? Я же не на игру пьяный еду.
— Почему осуждают?
— Потому что вот так вот. Болельщики хотят, чтобы все было открытым. Но если говоришь, что выпил после игры, они начинают махать шашкой: «Я хожу на стадион, а вы там полубухие!»
Я спрашивал у Иржи Ярошика, который в «Челси» выигрывал чемпионат Англии, как люди там отдыхают. Он говорит, что многие игроки бухают и лечатся от алкоголизма. Но главное, чтобы ты на поле был в порядке.
— Ваша цитата: «Спортивная журналистика без яиц». Что с ней не так?
— А назовите прямо крутого футбольного журналиста последних десяти лет.
— По-прежнему Уткин.
— Хороший ответ. Мы говорим, что российский футбол не развивается, что нет конкуренции. А в футбольной журналистике что? Вот я попал в мир комментаторства. Он весь состоит примерно из 20 человек. Новых людей нет вообще. Попасть туда невозможно. Конкуренции никакой. Черданцев, Розанов, Генич будут комментировать и через 10 лет. Берем спортивную журналистику — Уткин. Он делал «Футбольный клуб» и 10, и 20 лет назад.
— Уткин раскачивает агентскую тему и подсвечивает скандал вокруг молодых звезд «Краснодара» — он самоубийца?
— Я слышал другую версию, что он заинтересован. Повторюсь: я слышал, но не
утверждаю.
— Но это же все равно опасно.
— Смотря кто его заинтересовал.
— Ваш неслучившийся переход в ЦСКА — вы говорили, что ему помешали «футбольные бандиты».
— Да. Я не буду называть, из какой они сферы, из какой организации, но да, я готов об этом говорить. Многих российских агентов — «крышуют» плохое слово — сопровождают и поддерживают криминальные структуры. И когда футболист переходит [в другой клуб], эти структуры получают определенный процент. Они контролируют эти сделки.
— Я всегда считал, что владелец ЦСКА Гинер — достаточно авторитетный бизнесмен, чтобы футбольные бандиты могли помешать переходу нужного ему игрока в его клуб.
— А ему это зачем? Я же не Криштиану Роналдо. Просто вдумайтесь, [в 2007 году] моя трансферная стоимость была 4 млн евро — это даже сейчас много. И вдруг приезжают какие‑то чуваки, с которыми не хочется ни ругаться, ни вообще контактировать, и просят лишний лям. Зачем такой геморройный багаж?
— Вы могли такой менеджмент послать: «Плевать, будь что будет, я перехожу»?
— Нет. Клуб отказался от этого трансфера.
— Насколько это типичная история?
— Типичная. Могу сказать, что хороший молодой российский игрок, который уже в сборной, связанный агентским контрактом — даже если у него он закончится, — не сможет послать агента. За агентом по-любому стоят люди, которые в определенный момент могут надавить — например, на родителей. Стандартная история в России.
— Я не знаю ни одного футболиста последних лет 20, который бы реализовался в репортажном и развлекательном жанрах. В чем ваша уникальность?
— Я не знаю, мне просто нравится поджигать. Все, что происходит в кадре, происходит и в обычной жизни. Нет ничего, что я вымучиваю через «надо».
— Быть блогером разве не зашкварнее, чем журналистом?
— Не знаю. Для меня журналист — это когда ты несешь какую‑то правду в народ. А я этого особо не вижу. Блогерство честнее, потому что люди делают то, что хотят.
— Есть вопросы как раз к этой честности: популярному блогеру нужно манипулировать эмоциями аудитории, притворяться, что он такой же, как и его подписчики.
— Человек всегда почувствует, если ты не настоящий. Я сам отвечаю на сообщения в директ, сам хожу на почту отправлять майки победителям конкурса. Мне пишет девочка, которая выиграла футболку: «Я буду завтра в Москве». Я понимаю, что есть свободное время, и еду на вокзал — дарю ей футболку (через 10 минут после окончания интервью мы встретили ее у стойки регистрации; она болельщица «Крыльев Советов» и летит на игру с «Краснодаром». — Прим. ред.) Нет проблем! Это не наигранно. Люди присматриваются и со временем все понимают.
— Вы зарабатываете больше, чем на «Матч ТВ»?
— Именно на блоге?
— На том, что вы стали работать самим собой, Евгением Савиным.
— Конечно, больше. Во-первых, на «Матч ТВ» я не попал в тот поток людей, которых наподписывали в штат при запуске канала, и они сидели, курили бамбук. Многие до сих пор сидят. Я никогда не был в штате «Матча». За передачу «Культ тура» мне платили 40 тыс. рублей. Юре больше, тысяч 50 — сейчас это для него смешно. Вот мой доход был 160 тыс. рублей в месяц. Плюс я что‑то комментировал, но получал не очень много для Москвы. Сейчас я не зарабатываю прямо миллионы. Но в последнее время у меня пошли имиджевые контракты — и, конечно, за это платят деньги. Но я не суперблогер-миллионер — все-таки футбол это узкая аудитория, а у моих роликов нет 5–10 миллионов просмотров. Но каждому человеку, который смотрит меня, я очень благодарен. Потому что мы вместе меняем футбол.
