«Здесь живут московские отшельники»: каково снимать дом на колесах в парке «Сокольники»

В воздухе стоял острый запах хвои и догоревшей бумаги. Мы познакомились с Робертом в «Сокольниках», когда делали шашлыки с друзьями, а он взялся не пойми откуда. Парень был прост как буддийский монах и разговаривал в той же манере, без реверансов: «Ну что, ребята, можно погреться? Мне еще минут десять до дома». На часах девять вечера, холодает. «Как это минут десять… Мы ведь посреди леса». — «Лес — это и есть мой дом». На Роберте — брюки со стрелками и выглаженная рубашка, он не похож на бомжа. Парень присаживается на скамейку, закуривает сигарету и говорит, что живет в доме на колесах, но его сложно описать — нужно один раз увидеть. «Можешь остаться на ночь, у меня есть лишняя кровать» — добавляет он, как будто залез мне в голову. Кажется, этот парень знает что‑то о душевном покое, да и друзья собираются уезжать. Я соглашаюсь на приглашение.

Когда идешь по лесу ночью, от тебя уже ничего не зависит: есть одна большая дорога и несколько тропинок, куда вряд ли стоит сворачивать, поэтому идешь наобум вперед. Роберт светит под ноги фонариком телефона, но я все равно ничего не вижу. Там вдали точно что‑то будет? Десять минут кажутся слишком долгими.

Шлагбаум. Еле различаю вывеску: «Кемпинг». Роберт просит подождать, а сам идет до будки охранника, возвращаясь с комплектом белья — такие выдают в поездах. Думаю о том, что не помешал бы и дорожный чай в граненом стаканчике. Мы шагаем дальше, справа стоят белоснежные двухъярусные фургоны. Роберт уводит немного в сторону, и я понимаю, что жить мы будем не здесь. Прошагав через поле, доходим до маленьких домов будто из картона площадью примерно шесть квадратных метров. «Вот здесь я и живу!» — говорит мой новый друг, открывая ключом одну из дверей. Похоже на домик Дядюшки Тыквы, который в мультике про Чиполлино строил убежище, куда еле влезал: передо мной две койки-кровати по бокам, подобно плацкартному вагону, небольшой шкаф на входе, обогреватель и мини-стол с лампочкой. Роберт говорит, что недавно переехал из другого дома и пока не обжился. Впрочем, здесь тепло, и я плюхаюсь на кровать без сил. Роберт выдает мне футболку и просит располагаться, а сам меня покидает — хочет сходить за самогоном до Губернатора. Я засыпаю еще до его возвращения.

Кемпинг-культура — довольно развитое явление за рубежом и совсем заброшенное в России. Еще в Советском Союзе, если семья имела старенький запорожец и любовь к свежему воздуху, не было сомнений, как пройдет летний отпуск, — конечно, в путешествии с палаткой по Карелии или Крыму. С появлением стерильных «Сапсанов» и свободного проезда за границу радости путешествия дикарем отошли на второй план.

В Европе и Америке все начиналось с палаточных лагерей, например, на фестивалях, где платят только за место и душ. Потом стали появляться места, куда туристы приезжали на машине с прицепом, оплачивая электричество и бензин. Еще позже в кемпингах начали появляться трейлеры. Сегодня дошло до того, что на специальных сайтах можно выбрать кемпинг с дополнительными услугами в виде саун, телевидения или ресторанного дворика внутри базы.

В 2014 году в парке «Сокольники» решились на эксперимент и соорудили кемпинг по современным международным стандартам: на территории около двухсот квадратных метров есть общая кухня, современные душевые кабины с туалетом, спортплощадка, пара гамаков и игровая зона для детей, отопление круглый год и местные мини-трейлеры.

Но формат лишь частично прижился: люди так и не полюбили подобный вид отдыха, хотя в России комфортный дом на колесах можно купить за миллион рублей, а самый подержанный — за двести тысяч. Основной аудиторией кемпинга стали иностранцы, которые редко приезжают в Москву неподготовленными и поэтому почти всегда имеют личный трейлер. Большая же часть местных домиков на колесах пустует почти круглый год.

Туманное и сырое утро. Тишина такая, что о стены ударяется звон моей ложки, которой я размешиваю сахар в стакане с чаем. Выхожу на улицу, иду босиком по мокрой траве и вижу стоящие полукругом другие трейлеры, их около двадцати штук — на некоторых мини-верандах развешено белье. Заметны и другие признаки утренней жизни: полотенца, посуда. Наконец появляется Роберт. «Пойдем за свежими яйцами, нам пора готовить завтрак», — говорит он.

Пока мы идем по лесу, новый друг рассказывает мне о соседях, всего из русскоговорящих их восемь. В домике рядом с нами — Коля и Даня, студенты. Они делят жилье на двоих ради экономии — учатся в «Гуманитарном институте», полчаса через парк пешком. Следующее место занимает Костя-спортсмен: он снимает сразу два мини-трейлера. Его мать недавно перенесла инфаркт, поэтому он перевез ее в домик рядом со своим, чтобы той было поуютней. «На природе всяко лучше», — поясняет Роберт. Еще один трейлер бесхозный, в нем живет Сережа Бахон — «цыганин, бывший афганец, бродяга». Когда‑то он помогал строить этот парк, поэтому, по словам Роберта, местные управляющие пустили его жить бесплатно в сломанном, непригодном для сдачи трейлере. Самый большой четырехместный дом занимает Никита и его девушка. В собственном трейлере живет Сергей Губернатор — прозвали его так, потому что в кемпинге он живет почти с самого основания, а еще варит собственный самогон. Его принимают за старшего. Большинство трейлеров пустует.

Тем временем мы на месте, у конюшни. На карте ее не найти, да и вывески никакой нет, но за забором стоит пара белых лошадей. У конюха Леши есть и свои куры. Роберт просит охранника позвать Лешу, к нам подходит мужчина сорока лет в камуфляже и дает четыре яйца, жестом показывая, что больше у него нет. Роберт протягивает Леше сто рублей, получая резкий отказ: еще пару минут они будут решать, кто на кого обиделся.

Мы сидим в большом, примерно в 15 квадратных метров, домике у Никиты. Он делит жилье с соседом, иногда с ним ночует его девушка. Вообще, в кемпинге есть отдельная кухня, но мы с Робертом решаем поделиться добычей. Кухня здесь размером с двуспальную кровать, но в ней умещаются шкафчики, раковина, плита и диван со столиком. Роберт готовит яичницу, и пока Никита варит кофе в турке, я спрашиваю его, как он здесь оказался. «Я терпеть не могу людей, — отвечает он. — В этом мире, где так полно суеты, иногда хочется побыть наедине с собой. Это место располагает подумать и помечтать».

После завтрака Роберт ведет меня к Губернатору, рекомендуя попробовать его самогон: «На свежем воздухе пьется как чай, прям бодрит». «Губернаторский трейлер» не похож на все остальные: его вход соединен с большой палаткой, которая увеличивает пространство в два раза. Мы стучимся, но никого нет. «Опоздали, — говорит Роберт. — Видимо, уехал на заработки. Его может пару дней не быть». На вопрос, что за заработки, Роберт говорит, что и сам не знает: «Здесь живут московские отшельники. Это большая удача, что за пару месяцев я смог с ними хотя бы заговорить».

Сам Роберт значится врачом-аспирантом, пишет диссертацию в университете. «Это рай для писателей, Лана, — рассказывает он, показывая, где душ. — Я нашел это место еще зимой, здесь было как в берлоге. Какое‑то время со мной жила моя девушка, у нее было двое детей — они просто бегали и играли на улице весь день. А когда их забирали обратно в город, плакали и не хотели уезжать». Мы подходим к кузову с тремя душевыми, ничем не отличимыми от тех, что стоят в квартирах. Роберт отдает мне ключ от жилья, вернется он только вечером. До трамвайных путей и автобусов отсюда десять минут пешком, за полчаса или минут сорок можно дойти до метро «Сокольники» через парк.

В среднем проживание на колесах в Европе оценивается в 400–600$. Единственная проблема, о которой приходится думать при таком образе жизни, — какая машина довезет до нового выбранного кемпинга. Можно вообще никуда не ехать и стоять на одной базе целый год. Вариант с длительной стоянкой больше подходит для тех, кто не имеет своего дома совсем, — при аренде фургона в кемпинге цена увеличивается на 30–50%.

Место для автодома в московском кемпинге обходится в 600 рублей в сутки за одного человека, электричество стоит еще 300 рублей в день. Аренда места на месяц — 4800 рублей. Если своего жилья нет, существует два вида местных трейлеров: проживание в мини-доме обойдется в 1950 рублей в сутки или 13 500 рублей в месяц. Такие дома рассчитаны на три человека, но по факту в них помещается один, максимум два человека. Второй вид трейлеров — двухкомнатные. В них есть кухня и две спальни с кроватями. Суточная аренда обойдется в 8000 рублей, на месяц — в 27 500 рублей.

Для Европы и Америки такое проживание считается максимально бюджетным, хотя даже дешевизна аренды не убеждает русского человека сюда приехать — намного привычнее дача.

Я качаюсь в гамаке на детской площадке. Мобильный интернет ловит плохо — на ресепшен есть вайфай, но я туда не иду. Жизнь в кемпинге течет медленно. Москва может как угодно вращать глазами, изображая негодование по поводу перенаселенности, но за день я почти не встречаю людей — поначалу это пугает.

Единственная дверь нараспашку — жилище бродяги Бахона. На веревке-сушилке советский костюм, женское платье, клетчатые рубашки разных размеров — повсюду вещи, как будто их принесли с помойки. На кровати кладбище старой техники, разобранной на детали. На полу другое старье: ботинки, колесо от велосипеда, коробки, цепи. Во всем этом я замечаю маленькую бутафорскую диадему. «Хочешь взять? — говорят из‑за спины. — Думаю, он не будет против, но лучше тебе все-таки отсюда уйти».

Это говорит мускулистый, немного резкий мужчина. «Бахона нет уже неделю. Опять он куда‑то пропал», — добавляет он. Передо мной Костя-спортсмен. Он спрашивает, кто я такая, — оправдываюсь, что приехала погостить. Костя хмурится. Мужчина работает тренером по боевым искусствам и часто занимается с учениками прямо здесь, на площадке. Его пожилая мама живет в соседнем домике, она выходит к нам и предлагает чай. Кажется, Константину эта идея не нравится, и я ухожу.

В тумане — только лучи фонарей, описывающие круги в воздухе. Вдоль тропинки под деревьями стоят трейлеры, и только в некоторых из них неяркий свет, люди сидят внутри, ужинают и болтают. Пара бородатых мужчин курит около машин. День дауншифтера подходит к концу — Роберт вернулся с работы с бутылкой вина и теперь ведет меня к ресепшену. «Пойдем на праздник», — говорит он.

Сегодня день рождения дяди Миши — главного администратора кемпинга. Я представляю статного человека в костюме, но передо мной мужчина сорока лет с щетиной и в одежде типичного представителя русского курорта: шорты, футболка и шлепки, ко лбу прикреплен фонарик. На летней веранде стол с жареной курицей и салатом. Гостей всего семеро — все они жители городка или работники мест неподалеку. Дяде Мише дарят коллективный подарок: виниловый проигрыватель и пару пластинок в придачу. «Люблю свою работу, спокойно здесь», — говорит дядя Миша, смотря на звезды под музыку Луи Армстронга из нового проигрывателя.

Перед тем, как я поползу до трамвайных путей, нас ждет еще одна остановка. Роберт ведет меня по тропинке вглубь леса: среди деревьев непроглядная тьма, но чуть позже я замечаю воду — это Моржовый пруд. Роберт рассказывает, что по весне любил сюда приходить, чтобы закаляться. Вода прозрачная и ледяная. Я смотрю на свое отражение, а когда проснусь утром в московской квартире, то мне покажется, что все это просто приснилось.

Мое приключение случилось в конце июля. Когда я приехала сюда во второй раз в конце сентября, место оказалось не таким уж радушным: из героев текста в кемпинге остались жить только четыре человека, и даже те отказались от фотографий. Не считая осенней хандры, у этого есть причина.

Еще летом администрация кемпинга предупредила, что собирается освобождать территорию от трейлеров, — спросом они не пользуются, и их выгоднее продать. Больше чем на месяц вперед оплату со съемщиков не берут, а о переезде могут сообщить в любой момент. Из‑за этого каждые пару месяцев те дома, которые заселены, меняют своих хозяев, да и люди кажутся чужими, не очень настроенными на сближение.

Но пока не поздно я бы все равно посоветовала приехать сюда: город не так часто дает нам возможность быть наедине с собой, на природе, но все-таки с долей комфорта, — и кто знает, как мы распорядимся этой компанией.