Еду в Пятигорске, доеду до Оша: посмотрите на великое путешествие старой «копейки»

Идея путешествия родилась у нас с моей подругой Леной Лобановой после смены в «Камчатке», где мы ставили мюзикл про удивительную жизнь простых карачинцев. Где находится Карачи, мы представляли отдаленно, оказалось — в Пакистане. Наш друг и совожатый Соломон Шлосман решил отправиться из Праги в Улан-Удэ на «жигулях» в рамках Mongol RallyЕжегодный автопробег из Лондона и Праги в Монголию, участие в котором могут принять автомобили с объемом двигателя не больше литра. . Также каждый участник обязан пожертвовать не менее 1000 фунтов на благотворительность. В среднем пробег занимает 2 месяца, а наиболее популярный выбор автомобиля — Nissan Micra. Незадолго до старта мы с Соломоном отправились обкатывать его «фисташку» — тогда‑то я и понял, как выглядит идеальный транспорт для путешествия по Средней Азии и Ближнему Востоку.

Я не хотел ничего планировать, но все же прикинул маршрут и обнаружил, что по Пакистану сейчас можно путешествовать только с вооруженным конвоем, а больше трети пути в Карачи лежит через Иран, который я уже объездил вдоль и поперек прошлой осенью. Открыл карту и начал смотреть, что же еще в регионе есть любопытного. Страшно манил Памирский тракт, а также мало чем примечательная деревушка неподалеку от Ташкента — Бурчмулла (до середины 1970-х — Брич-Мулла́. — Прим. ред.). Место заочно дорогое моему сердцу из‑за одноименной песни Татьяны и Сергея Никитиных, которую родители ставили мне на виниле лет с трех. Так и решили: ехать нужно из Пятигорска через Памир в Брич-Муллу, через Грузию, Азербайджан, Казахстан, Узбекистан, Таджикистан и Киргизию.

«Жигули» — самая ремонтопригодная машина в регионе: в любой деревне знают, как ее чинить. А еще — это просто красиво. Свою литровую ярко-желтую «копейку» 1981 года я нашел в Петербурге, от решения ехать до покупки прошло полдня, цена вопроса — 130 тыс. рублей (столько же я отдам за ремонт). Пригнал «канарейку» (так я ее ласково назвал) в Москву, нашел механика Леху, который недели за две привел ее в боевую готовность: поменял кучу расходников, подарил мне ремни безопасности в цвет кузова, снабдил запчастями первой необходимости, обкатал, да так увлекся, что сам и пригнал машину в Пятигорск. Ленка в итоге поехать не смогла, так что я наклеил на борта гоночные номера и стартовал один.

Из Пятигорска в Тбилиси решил ехать по Военно-Грузинской дороге, чтобы непременно заехать в СтепанцминдуПоселок у подножья Казбека, популярное туристическое место., по которой за пару лет успел порядком соскучиться. Первый день путешествия прошел относительно гладко, вот только отказала часть тормозной системы. Пришлось возвращаться во Владикавказ, чтобы не испытывать судьбу на грузинских серпантинах. В Тбилиси остановился на денек у подруги, которая работает поваром в ресторане. Наутро один из официантов не пришел на работу. Я не растерялся и вышел на смену вместо него, а после зашел в пару любимых мест и прошелся по новым экспатским барам. Дорога до Баку была примечательна разве что допросом на границе, вызванным моими армянскими штампами в паспорте и складывающимися от ветра узлов в 35 (около 65 км/ч. — Прим. ред.) зеркалами заднего вида.

Из Баку паромы через Каспийское море ходят в Туркмению и Казахстан. Сейчас Туркмения — одна из самых закрытых стран в мире, поэтому выбора у меня не было. В порту наткнулся на дюжину машин Mongol Rally и гонщиков под флагами пяти-шести стран, томящихся в ожидании уже четвертый день. Все это время в паре километров от берега один из паромов ждал затишья шторма. Уже в пути меня настигло первое пищевое отравление — 30 часов плавания я провел в трюме в лихорадке. Тем не менее успел познакомиться с людьми, с которыми провел следующую неделю путешествия.

Немецкая пара отправилась из Кельна в Токио автостопом; их я взял к себе. Пара из Швейцарии переоборудовала для своего путешествия «крузак» 1983 года: распилили его пополам, удлинили на метр, сверху поставили «караван» 1960-х годов — получившееся покрасили в нежно-голубой цвет. Семья из Манчестера с двумя детьми ехала в Киргизию, потому что «почему бы и нет». В Актау мы разъехались в разные стороны, но спустя сутки приехали к границе с Узбекистаном с разницей в пять-семь минут.

Граница с Узбекистаном заняла по меньшей мере 30 часов, за которые мы успели сблизиться. Вместе с тринадцатилетним Джеком играли в героев «Очень странных дел»: я караулил на пограничном посту, пытаясь организовать нам проезд вне очереди — Джек руководил мною по рации, настаивая на том, чтобы я подкупил кого‑нибудь самокрутками из своих запасов. Почти удалось! На этой же границе я от нечего делать пытался помочь гражданину Узбекистана провезти через границу автомобиль, переоформив его на себя. Несмотря на встревоженный шепот моих новых друзей: «Не делай этого, он похож на наркодилера!» — это тоже почти удалось; в последний момент не хватило оригинала одного из документов.

Дальше началась невероятная красота: пустыня, верблюды, простор до горизонта во все стороны. Единственное серьезное неудобство для путешественника в северном Узбекистане — на первые 400 километров от границы с Казахстаном нет ни одной заправки, а 95-й бензин можно найти только в Хиве. Если «копейку» можно заправлять и 76-м пополам с ослиной мочой, то «ниссаны» участников ралли оказались к этому не готовы. Так англичане откололись от колонны, а мы с швейцарцами на дизеле отправились к ближайшей военной базе, где нашлась и солярка, и бензин, которые нам по братской цене слили прямо из цистерн. Заправленные и сытые мы свернули перпендикулярно дороге и отправились на Арал прямо через пустыню. Я так не водил машину с 10 лет, когда в последний раз играл в ралли на PlayStation. Машину швыряло из стороны в сторону, вверх и вниз. На поворотах через открытые окна в салон закидывало по паре килограмм песка, а шлейф за каждым автомобилем поднимался на десятки метров к небу. Из колонок, установленных вместо воздуховодов печки, орал турецкий ретророк Altın Gün и ливанский фольклор в переложении Acid Arab. Через два дня такой дороги у меня от вибрации отвалился почти весь хром, включая задний бампер.

Аральское море — в прошлом четвертое по величине озеро на планете. В 1930-е здесь стали строить оросительные каналы, забирая воду из Амударьи и Сырдарьи. К 1960-м Арал стал заметно мелеть. За один год вода уходила на метр, озеро разделилось на два, одно из которых высохло почти полностью, а в данный момент все, что уцелело, составляет около 10% от былого объема воды. Теперь на месте моря — 40 000 квадратных метров пустыни Аралкум, посреди которой торчат бывшие портовые города. Корабли, до сих пор стоящие в бывшей гавани Муйнака, сейчас находятся более чем в 100 километрах от ближайшей воды.

В день, когда мы добрались до Бухары, прошла ровно неделя, что мне приходилось заводить «канарейку» с толкача, потому что стартера я лишился еще в Казахстане. Там же мы с ребятами поняли, что у наших автомобилей разный темп и что пора расставаться, пока магия не начала рушиться сама. Я не в последний раз поменял стартер и поехал в одиночестве в Самарканд. Тут-то мне и написал Макс: «Жаль ты по Памиру галопом, так бы я упал на хвост до Мургаба». К этому моменту я уже отпустил концепцию времени, так что через полчаса Макс взял билет, а утром прилетел в Самарканд — в Таджикистан мы отправились уже вдвоем.

В Душанбе мы остановились у нашей подруги Анисы, которая снимает документальное кино про умирающие традиции и спиритические обряды народов Таджикистана. Там же мы отметили день рождения Макса, который в прошлый раз отмечали на Аландских островах в палатке на горе коровьих лепешек. Снова отремонтировали машину, получили официальное разрешение на посещение Горно-Бадахшанской автономной области и отправились на Памир. Но не успели мы доехать даже до Дарвоза, как в одной из деревень посреди дороги «канарейка» нырнула в метровую яму. Чтобы достать нас оттуда и хоть как‑то выправить помятый перед машины, потребовался трактор. Местные мужики помогли нам просушить залитые карбюратор и свечи. Из‑за деформации кузова двигатель поменял положение относительно всего остального, поэтому нам пришлось сделать распорку из найденной на обочине доски, чтобы ремень генератора не терся о корпус вентилятора. Сделали — поехали дальше!

Днем температура в регионе может достигать плюс 55 градусов, ночью — минус 10. Весь Таджикистан машина закипала на подъемах. Пока кто‑то не сказал нам, что антифриз — одна из наиболее токсичных жидкостей в автомобиле, мы выдували его из расширительного бачка в радиатор ртом. Потом соорудили из подручных средств что‑то вроде насоса. По ночам было чудовищно холодно, узбекский ватник и третий спальник оказались максимально кстати. Каждый день вставали и ложились с солнцем. Чем выше в горы мы поднимались, тем больше чувствовалась нехватка кислорода. Зачем наркотики, когда можно просто резко встать?! Дороги шириной в полтора корпуса над обрывом напоминали фильм «Плата за страх» Клузо.

Гостеприимство памирцев ни с чем не сравнимо. Стоит сделать остановку, как из кустов раздается: «Выпьем чаю?» или «Зарежем барашка?» — как минимум предложат сушеный тутовник, лепешки и яичницу. Горячие источники — отдельная любовь, не пропустили ни одного. Если ночевали не в палатках, то у местных — в традиционных старых домах на коврах. Макс в этих местах третий раз. Думал, его уже ничем после Сирии и Ирака не проймешь, но когда его видели люди, у которых он уже останавливался пару лет назад, они начинали плакать со словами: «Ты нас не забыл», — дальше плакал уже Макс.

Здравомыслящие люди проезжают Памир по северной дороге, но мы быстро сошлись на том, что из двух путей всегда выберем тот, что смыло, тот, которого нет на картах и от которого нас на коленях будут отговаривать даже местные. Сумасшедшая природа чередовалась с перевернутыми фурами, разрухой, юртами, а также стадами коров, овец и коз, стабильно блокировавшими дорогу. Подступала горная болезнь, от которой мы спасались коньяком: так даже за рулем я чувствовал себя безопаснее. На высоте в несколько тысяч метров из‑за нехватки кислорода кровь становится гуще, что приводит к определенным спецэффектам, с которыми можно справляться медикаментозно или народными средствами. Например, если на высоте 4000 метров тебя штормит, можно взобраться пешком еще на 200 метров, а потом спуститься обратно — отпустит на время. Можно искупаться в ледяном соляном озере или — по совету нашего доктора, которая только что вернулась из Гватемалы, где лечила всех от всего на свете, — воспользоваться виагрой. К сожалению, в горах ее мы не нашли, зато коньяка было в избытке.

Южная памирская дорога идет по реке Пяндж вдоль границы с Афганистаном. Никакой пограничной охраны там нет, иногда от соседней страны тебя отделяет десять метров воды. За всю жизнь я не испытывал таких эмоций от красоты, как здесь: они были бы сопоставимы с чувством, которое испытываешь, проснувшись рядом с любимым человеком. Там, в Ваханском ущелье, мы как‑то вышли из машины и плакали то ли от ветра, то ли от самой красоты и не понимали, в какую сторону смотреть: на бурную реку, на снег вершин, на закат, на афганские поселения по ту сторону, на песчаные заносы и почти что дюны, на скалы, на небо невыносимой глубины. Я бы хотел этим поделиться, но не могу выразить ни словами, ни чем‑то другим — здесь можно только очутиться самому и почувствовать ветер и запах, землю и камень, воду с известью и колоски у обрыва. Добраться сюда было совсем не просто. Тем вечером нас приняли в свой дом трогательные люди, которым посчастливилось здесь жить. Они напоили нас кефиром и разделили с нами свой хлеб.

За 30 дней путешествия дней 25 что‑то обязательно ломалось. Но устройство «копейки» настолько примитивно, что большинство неисправностей удавалось ликвидировать в течение часа с минимальным набором инструментов. Каждый день находился какой‑нибудь «бывший боевик войны с равнинными», который снимал запчасть с соседней машины, и мы ехали дальше. Думали сгонять из Хорога в Афганистан, поскольку Ваханский коридор не контролируется сейчас «Талибаном» (организация запрещена на территории РФ. — Прим. ред.), но не успели получить визу. План посмотреть своими глазами на концентрационные лагеря Синьцзян-Уйгурского района прилегающего к Таджикистану Китая тоже обернулся провалом, но может и слава богу. Въезд в Китай на чужих номерах и без местных водительских прав невозможен, а иностранцам, особенно с фотоаппаратами, там совсем не рады.

В Мургабе решили сделать разгрузочный день — налегке проехаться по пустыне в поисках дырки от метеорита по GPS-координатам. Искали ее до тех пор, пока случайно чуть в нее же не улетели. По координатам и одной фотографии пытались найти заброшенную советскую обсерваторию. Нашли — оказалась запаяна, но Авдеев решил забраться в нее через отверстие в крыше. План провалился: Макс благополучно упал и еще три дня подволакивал ногу. Слабоумие и отвага — это про нас. Разгрузочный день вылился в 180 километров по пустыне, подъем на гору во время вьюги в ноль градусов на закате и откапывание машины из песчаных дюн в полной темноте. Мы ехали как хотели и куда хотели — без карт, просто по компасу. В город вернулись уже по приборам: мало того, что здесь в принципе нет дороги, так еще во всем Мургабе той ночью отключили свет.

Вторая попытка устроить разгрузочный день, уже у пика Ленина (верхняя точка Памира — 7134 метра над уровнем моря), обернулась еще более мощным провалом. Встали с первыми лучами солнца и отправились пешком к базовому лагерю пика. Это нас не удовлетворило — пошли к леднику. По дороге пересекли небольшую речку. Взобрались в компании двух собак на ледник, поиграли в снежки, подремали на лугу с яками и двинули обратно. Мы не учли, что к полудню лед начинает активно таять, и ручеек, который рано утром можно было просто перешагнуть, превращается в пяти-, а кое-где и в десятиметровую реку с порогами. Мы оказались отрезаны.

Двухчасовая прогулка закончилась через десять часов борьбы в прямом смысле за жизнь. Оказалось, что выдержать поток можно, только пока вода ниже колена. Выше — и тебя уносит вниз по течению, что бы ты ни делал. Прыгали, карабкались по отвесным стенам, цепляясь за колючки, бегали по осыпающимся козьим тропкам, на которых нельзя останавливаться, — мы прокляли все на свете, но хорошо запомнили этот урок. Заботливая швейцарка пустила нас поспать на полу в своей комнате, там мы и упали почти что замертво. Перепад между последним перевалом в Таджикистане и первым поселением в Киргизии — больше 2500 метров, поэтому туристы, едущие в обратном направлении, первую неделю лежат пластом. На следующий день мы отправились в Ош, по которому нас водил легендарный фиксер Алмаз. Его специализация — возить фотожурналистов под пулями, но на этот раз вместо них был инжир, урюк и лучший шашлык в городе.

В Брич-Муллу решили не ехать. Во-первых, прошел ровно месяц с моего старта, и я уже страшно скучал по близким. Во-вторых, решил подарить машину своему механику, а для этого нужно было оставить ее внутри таможенного союза, то есть где‑нибудь в Киргизии. В-третьих, прямой рейс из Оша в Москву звучал слишком заманчиво: никаких билетов кроме бизнес-класса не оказалось, поэтому мы взяли их за мили. Чумазые и пыльные мы выпили игристого на взлете и выключились в полном изнеможении.