«Ельцин-центр»: как сделать музей из торгового центра

Все началось десять лет назад, когда архитектора Бориса Бернаскони пригласили поговорить о том, как мог бы выглядеть музей первого президента России. Найти пустой участок земли в Екатеринбурге оказалось невозможно, проще было взять уже готовое здание и перестроить его в музей. Выбрали недостроенный торговый центр по проекту екатеринбургского архитектора Сергея Алейникова, который располагался в выдающемся месте — на берегу реки, в центре городского Сити.

«Я помню очень хорошо, как мы долго искали участок. Проблема в том, что в Екатеринбурге нет вообще свободной земли, ни одного квадратного метра. Сначала нашли один участок, но он куда-то исчез, с другой территорией тоже не сложилось. Это была какая-то магическая вещь: помню свое удивление. Я думал, что город нужен, для того чтобы строить, а в Екатеринбурге этого просто нельзя делать. Может быть, это вообще не город?»

Первоначальная задумка предполагала полное разрушение недостроенного ТЦ, чтобы возвести ельцинский центр с нуля. Шопинг-молл был сложно устроен по структуре и совсем не подходил для экспозиционных задач — проще было бы подготовить новый проект. Шанс превратить во что-то осмысленное дурацкую громадину, строительство которой было заморожено в кризис 2008-го, в Екатеринбурге восприняли с облегчением. В качестве первого шага перед зданием установили памятник Ельцину, чтобы закрепить участок за музеем и застраховаться от риска возвращения к идее его коммерческого использования.

Борис Бернаскони: «Изначально я мечтал построить новое здание. Но в итоге реконструировал уже существующий объект с теми качеством и скоростью (реконструкция продолжалась 4 года. — Прим. ред.), которых можно достичь в Екатеринбурге. Был выбран достаточно простой прием — добавить новую форму, которая и станет знаком президентского центра. Получился пример перспективного направления: в городах много скрытых ресурсов, которые можно использовать заново».

Если пользоваться шаблонными фразами, то проект Бернаскони выглядит как единство и борьба противоположностей. Он похож на ошибку в системе, своего рода «архитектурный глюк». В типичный лужковский торговый центр нулевых вставлен алюминиевый фасад от Бернаскони. В архитектурном смысле новый функционал укладывается во встроенную в здание форму, которая как бы олицетворяет знаменитую ельцинскую «загогулину». Видимый издалека вертикальный фасад переходит в обьем главного входа и в кафе на крыше, а затем, по замыслу Бернаскони, он должен рифмоваться с пешеходным мостом через реку. Его обязался построить город, но денег на него пока не нашли.

По-видимому, уже к лету за фасадом появятся LED-панели — на открытие «Ельцин-центра» они просто не успели приехать, — и вся поверхность здания будет работать как огромный экран. Рядом с центром стоит огромная гостиница, театр и жилой небоскреб — среди них он не доминирует, но смотрится контрастно благодаря графике на фасаде.

Борис Бернаскони: «Новое сооружение довольно нейтральное и скромное по отношению к окружающей застройке. Но если присмотреться, то его четкий и выверенный силуэт своей поверхностью отличается от всего, что есть в городе. Я бы не стал рассматривать эту форму как архитектуру — это такая городская суперграфика. Айдентика оболочки фасада переходит в интерьер — в навигацию и сувениры. Например, круглый элемент фасада стал значком, который можно приобрести в музейной лавочке, так что графика встречается здесь и снаружи, и внутри. С точки зрения программы, здание кроме музея и архива предлагает пользователю еще и большое количество различных городских функций — тут можно прогуливаться, назначать встречи. «Ельцин-центр» является таким образом естественной средой и продолжением города».

«Здание я видел только на фотографиях и не могу судить о нем в деталях, но чистый и лаконичный подход, который предложил Бернаскони, мне кажется интересным. Мне думается, что такая полупрозрачность фасада является ответом на современную ситуацию в российской политике».

«Выразить в архитектурном здании жизнь и политическую карьеру главы государства — одна из самых непростых задач для архитектора. Жизненный путь таких людей обычно настолько сложный, что трудно свести его к одному статичному и завершенному объему. Борис Бернаскони предлагает публике не здание, а путь, выстроенный в пространстве вокруг объемов, формирующих вехи жизни. Он отступает от канонов классической композиции и обращается к метафоре, которая отражает новый путь России, а этот путь как раз и открыл Борис Ельцин. Архитектуру этого здания нельзя назвать ни официальной, ни помпезной. Такая форма приводит к новому пониманию личности Ельцина: он тоже осмелился выйти за рамки привычного пути и смог убедить в этом своих современников. Сложный и деликатный, одновременно закрытый и прозрачный фасад иллюстрирует в интимном масштабе многогранность человека, которому он отдает честь».

Оформлением выставочной части музея, рассказывающей о жизни Ельцина и истории России в переломный момент, занимались американцы Ralph Appelbaum Associates. Эта компания известна в первую очередь проектом Музея холокоста в Вашингтоне 1993 года, и за последние 20 лет они стали едва ли не самыми заметными специалистами по разработке музейных экспозиций. Они придумывали дизайн и концепцию выставочного центра под вашингтонским Капитолием, делали американский Музей Первой мировой войны в Канзасе и лондонский Музей транспорта. В Москве RAA готовили выставочное пространство Еврейского музея и центра толерантности.

Но если у экспозиции Еврейского музея нет линейной структуры — в принципе, осмотр можно начинать с любой точки, — то в Ельцинском центре сформулирована четкая пространственно-временная концепция, выстроенная как путешествие сквозь 90-е. При этом драматургией погружения во время занимался не дизайнер или историк, а кинорежиссер — Павел Лунгин. Дав четкую отсылку к библейским дням творения, он сосредоточил события десятилетия вокруг ключевых семи дней 90-х. Каждому из них посвящен набор медиа и артефактов — от ядерного чемоданчика до прилавка разоренного дефицитом магазина и всамделишного троллейбуса, на котором Ельцин ездил на работу в Моссовет.

С одной стороны, устройство выставки напоминает принцип парфеновских «Намедни», придавая ключевым событиям и явлениям эпохи определенный градус развлекательности. С другой стороны, концепция Лунгина и реализация RAA создают такие пространственно-временные эффекты, которые в традиционном музее с документами и пиджаками под стеклом были бы невозможны. Например, выходя из зала-квартиры, где по телевизору играет «Лебединое озеро», попадаешь на баррикады времен путча — с шумом и световыми вспышками.

«Когда ко мне Юмашевы обратились с предложением сделать музей, то я сразу согласился. Я считаю, что отношение нашего общества к Ельцину одно из самых неумных и неблагодарных, насколько это возможно. Мой долг был рассказать его историю.

Концепция музея в XXI веке поменялась. Из ангара, где сложены вещи, музей превращается во время, которое ты в нем проводишь. Но эти два часа в музее должны быть определенным образом организованы: ты с чем-то сюда приходишь и с чем-то должен выйти. В этом смысле современный музей похож на фильм. У меня не было никаких сил выставлять фотографию Бориса Николаевича в седьмом классе и рассказывать, как Ельцин родился и женился.

Концепция возникла, когда я побывал на месте будущего музея и увидел недостроенный массив здания с круглой шайбой посередке, где гулял ветер. Я понял, что шайбу надо разрезать как пирог — на семь дней, семь моментов из жизни. Мне хотелось брать сложные дни, когда Ельцин был в критических ситуациях, ведь это свойство его характера — выходить из кризисов. Получилась история про семь дней, которые изменили Россию. Каждый зал — это один день, и в каждом — информация вокруг этого дня, где заодно рассказывается история из жизни Бориса Николаевича.

Получилось что-то вроде семисерийного сериала, который цепляет так, чтобы хотелось смотреть дальше. Он не доводит сюжет до конца и будто требует продолжения. Таня Юмашева сказала, что у них сохранилась обстановка подлинного кабинета Ельцина, и я подумал, что в конце — после невероятной какофонии звуков, шумов, песен и речей — мы должны попасть в пустой кабинет, где нет человека за столом, но возникает ощущение, будто он только что вышел. Висит его пиджак на стуле, чашка чая стоит и работает камера, которая говорит его обращение в пустоту «Я ухожу» — но его уже нет».

«Музей получился компактным, но в то же время убедительным и достоверным. Несмотря на всю праздность, в которой мы приехали на открытие, я действительно заново проживал те события, пока проходил по лабиринту. Какие-то вещи показались более сложными: здесь есть и воспоминания людей, о которых я не мог знать тогда. Удивило обилие новых технологий — они внедрены ненавязчиво, но ровно в том количестве, сколько их нужно, чтобы раскрыть тему».

Кроме самой экспозиции и библиотеки — ее положено иметь музею по закону — здесь также функционирует образовательный центр, есть конференц-зал, открыт книжный магазин «Пиотровский», который переехал в Екатеринбург из Перми, и работает кафе «1991». Кормят и бургером, и блюдами советской кухни, и черемуховым пирогом по рецепту Наины Ельциной; поят уральским крафтовым пивом. Всеми этими пространствами также занималось архитектурное бюро Бориса Бернаскони. Они же разрабатывали цветовой код «Ельцин-центра» и внутреннюю навигацию.

«Получился такой блуждающий голландец, а не просто отдельный музей. То, как вписан Ельцин в эпоху 1980–1990-х, впечатляет. С одной стороны, пространство неуловимо напоминает торговые центры, которые заполонили весь Екатеринбург. С другой, появление такого большого динамического саркофага изменит ситуацию в городе. Она уже меняется: в «Ельцин-центре» открыт шикарный книжный магазин, есть возможности для проекций, проведения конференций. Сам музей похож на инсталляцию Ильи Кабакова, только в голливудском масштабе. Получился увлекательный аттракцион, который переводит фигуру Ельцина в масштаб Горбачева. Я представляю, как это воспринимается интуристом.

Вообще, глядя на торговые центры, заполнившие Екатеринбург, становится понятно, как родился ельцинский проект в России, как кирпичные элитные строения 1980-х и осколки советского модернизма плавно перетекают в эти ТЦ, которые тут везде: от окраин и до центра. Моллы меняют структуру города: здесь метро специально под них перестраивалось. В Екатеринбурге в городской среде сплавлены местные версии цековских домов и экспериментальные куски Чертаново, мир евроремонта и кооперативной недвижимости 80-х. В этой линии супермаркет и музей одновременно очень органично смотрятся».

Еще одна экспозиция в бывшем ТЦ — выставка, посвященная искусству 1990-х. Это временный проект на втором этаже, который собирала хозяйка и куратор «XL-галереи» Елена Селина. Всего представлено более 50 работ из частных фондов, так или иначе связанных с политикой или реакцией на политику того времени.

«Я предупредила организаторов, что буду показывать выставку без купюр — как если бы проект был реализован в Москве и в лучшие времена. Они согласились. И это замечательно, потому что мне важно было показать и сказать, что в 1990-е не было цензуры и искусство развивалось свободно. Оно только так и может развиваться. Организующим элементом «90-х» является хроника, которая идет вперемешку, — общественно-политическая и художественная. Это было нужно, чтобы показать зашкаливавшую интенсивность художественной жизни, чтобы работы выступали в качестве равноправного документального свидетельства. Выставка получилась атмосферной и — неизбежно — тематически узкой, потому что мне были важны связи, которые возникали между художественными событиями и событиями в общественной жизни страны».

«Мне очень понравилась вся идея с инсталляцией: переход из одного экстремального события в другое. Особенно зверски остроумным получилось начало: первое, что видно при входе, — представительский автомобиль и выставка подарков вождю. Со мной вместе в зал заходил Лева Евзович из AES — так у него глаза на лоб полезли. Он решил, что весь музей будет выглядеть в таком ключе, жутко пафосно — как подарки в Пушкинском музее к 70-летию Сталина. А потом сразу же начиналась чудовищная история 90-х годов, которую многие еще помнят. Самое главное, что музей приобретет смысл, только если станет аккумуляцией документов этой эпохи и настоящим исследованием. Без этого все в «Ельцин-центре» останется таким остроумным способом представить время».

Помимо сложной судьбы здания с «Ельцин-центром» связан еще один казус. В 2014 году почти перестроенному проекту внезапно вручили премию «Рука мастера» Союза архитекторов России. Награда ушла в руки автору ТЦ Сергею Алейникову, который к его окончательной версии имеет весьма условное отношение, зато собирается расширяться и открывать офис в Нью-Йорке.

Эта ситуация красноречиво иллюстрирует весь абсурд российской жизни, которая с ельцинских времен не стала понятнее. Бернаскони говорит, что чудесное превращение молла в современный музей, посвященный эпохе, которую сейчас и ненавидят, и вспоминают с ностальгией, может развернутся обратно, если у здания появится коммерческий потенциал. После новогодних каникул стало очевидно, что центр превратился в важную городскую достопримечательность и может стимулировать новый туристический поток. Однако если вспомнить, что второй выдающийся российский новый музей 2015 года — «Гараж» Рема Колхаса — тоже переделка старого здания, напрашиваются грустные мысли о состоянии архитектуры.

«Я считаю, что «Ельцин-центр» — это профанация профессии архитектора. Переделка уродливого долгостроя в значимое общественное пространство не повышает качество этой архитектуры. Напротив, это «приспособление» показывает, как плохая архитектура понижает статус важного для города и страны публичного объекта. Если бы из этого офисно-торгового центра сделали офисно-торговый центр получше, вопросов бы не возникало. Но сейчас приходится говорить о том, что статус общественных пространств — музеев, мемориалов, библиотек — у нас в стране крайне низкий».

«Сделать из этой невероятно уродливой архитектуры что-то, притягивающее посетителей, было дико сложной задачей. Я думаю, что музей вытянет город, он этого достоин. Культурные пространства не метафора: с них начинается преображение среды. Я знаю много чудесных художников из Екатеринбурга, там проходит Екатеринбургская биеннале, и уверена, что «Ельцин-центр» станет центром притяжения: пространство всегда становится очень важным фактором развития местной культуры.

Сам музей — это закономерное следствие 1990-х, времени, которое оставило нам ужасную архитектуру, которую мы совершенно несправедливо называем лужковской. Но посмотрите на другие города: там строили также, как в Москве. Архитектура — вещь очень честная, это наше зеркало: какой был народ — такой архитектура и стала. Не будем себя казнить за то, откуда мы пришли. Будем радоваться тому, что мы смогли прийти к чему-то другому, в том числе «Ельцин-центру».

Я надеюсь, что выставочное пространство, где проходит замечательная выставка Лены Селиной, будет жить дальше, и выставки станут меняться. Начнется образовательная программа — и будет работать библиотека. Это нельзя запланировать, залог успешной работы проекта — живые люди, которые строили центр с невероятной любовью. На открытии мы пили чудесную наливку, сделанную лично Наиной Ельциной с точно такой же любовью».

Павел Лунгин: «Мне кажется, что торговым центром это станет, только если внизу откроются лавки и будут продавать колготки. Музей сделан так, что залы просто трудно представить пустыми и пыльными: «Ельцин-центр» притягивает людей в огромном количестве просто потому, что они ничего такого никогда не видели. Но сквозь это «никогда не видели» проступает послание, что свобода была выбором России, а не то, что она досталась нам сама собой. Это и была главная идея этого времени: что за свободу надо бороться, что свобода — это хорошо, хотя и тяжело».