Фотографическая память: история московского фотоателье, которое работает уже 57 лет

В последние 15 лет моей пространственной памяти сложно за что‑то зацепиться в Москве. Вывески магазинов, названия косметических салонов, к которым успеваешь привыкнуть, сменяются каждый год, если не чаще. Там, где вчера была аптека, сегодня суши-бар, а вместо продуктового супермаркета — детский клуб. Моя мама-пенсионерка регулярно просит меня захватить свежего творога из «парикмахерской», и колбасы из «овощного», и я понимаю, о чем она. Потому что овощной и парикмахерская на одном и том же месте были с 1960-х, и только последние 10 лет в каждом из этих помещений много разных магазинов.

В Риме или Париже запросто можно найти лавочку или кафешку, которой владеет одна семья с XVII века и очень этим гордится, как и окрестные жители гордятся тем, что являются посетителями этого заведения не первое столетие. В Москве же прийти куда‑то по воспоминаниям детства и найти искомое — практически нереальная задача. Но однажды меня все-таки повело по волнам памяти туда, где я была последний раз лет 30 назад.

Началось все с того, что мне нужно было заменить паспорт. Этот печальный документ должен остаться со мной до конца моих дней (последняя смена паспорта в России происходит в 45 лет — Прим. ред.), поэтому на фотографии хотелось увидеть лучшую версию себя. Сфотографировалась в одном месте — результат заставил грустить, в другом получилось не лучше. И тут я вспомнила, как мы с одноклассниками ездили на «Алексеевскую» делать фото на наши первые паспорта. Теми кадрами все остались очень довольны. Умом, конечно, я понимала, что фотомастера того времени явно уже давным-давно не работают, но все равно почему‑то решила рвануть по адресу, оставшемуся в памяти.

Фотосалон из моих воспоминаний был частью парадных витрин проспекта Мира, его залы в пристройке вдоль семиподъездного дома 60-х годов занимали чуть ли не четверть. Как ни странно, фотостудию я обнаружила в том же, что и много лет назад, доме напротив метро. Правда, это был уже не огромный салон в позднесоветском стиле, а компактное современное заведение, каких сейчас полно на каждом шагу. Зайдя внутрь, я, к своему удивлению, увидела очередь из пяти человек. В других студиях я была единственным желающим сфотографироваться.

— Ого! Видимо, здесь популярное место? — спросила я соседку по очереди.
— Вы знаете, я сюда ездила еще в 80-е, чтобы сделать красивый портрет, — ответила женщина. — Хотя сама жила в Метрогородке. А сейчас пришла с дочкой сфотографировать ее на первый паспорт.

Разговор поддержал мужчина, которого здесь фотографировали 30 лет назад на паспорт, а сейчас ему нужно было сделать снимок на визу. Судя по всему, все мы ожидали от маленькой фотографии 3×4 чуда.

Найдя единомышленников, пришедших сюда из‑за старых воспоминаний, я не удержалась и сказала, как повезло студии с расположением на месте советского ателье, сначала девушке за стойкой ресепшена, а потом хозяйке фотолаборатории Майе, которую, впрочем, это совсем не удивило. В отзывах в «Яндекс Картах» примерно в каждом пятом сообщении пишут, что ходят сюда кто с 70-х, кто с 90-х. Периодически клиенты вспоминают о чудесном советском фотографе, который здесь работал.

«Наша фотостудия находится на этом месте с 1966 года, времени постройки дома, — объясняет Майя. — Только название сменилось. В советское время это была „Фотостудия № 14“, а в 90-е мы дали ей название „Блиц“. Я пришла сюда в 90-е администратором, мне было чуть больше 20 лет, и вот уже 30 лет я здесь работаю. В 90-е фотосалоном заведовал мой муж, а сейчас бизнесом занимаюсь я.

Мне приятно, что про нас помнят и заходят по старой памяти, но мы обычное ателье. Хотя, конечно, мы на хорошем счету и на хорошем месте. К нам даже артисты и музыканты иногда заходили фотографироваться. Девочки-приемщицы постоянно брали у них автографы, правда, коллекцию унесли с собой, когда увольнялись. Да и сейчас селебрити, бывает, заходят, им же тоже нужны фото на документы, а иногда и портреты. Возможно, кто‑то живет недалеко или им удобно заезжать по пути из „Останкино“. Раньше было модно ставить автографы на отпечатках, а сейчас наши фотографы делают со знаменитостями селфи и оставляют в цифре».

«В 2000-е студия сильно уменьшилась в размерах. Раньше это было помещение в 470 квадратных метров. Два зала: для фотографии на документы, 23 квадрата, и побольше — для „художки“. Там были фоны с драпировками, реквизит, игрушки для детских фотографий. Были комнаты для проявки негативов, помещение, где стояли большие машины АПСО (автоматический прибор сушки отпечатков. — Прим. ред.), кабинет ретушеров, которые подправляли небрежности и наводили красоту. Но самым большим был зал для ожидания со стеклянными витринами, где выставляли фотографии. Там работали приемщицы заказов и стояли кресла для посетителей. Он никак особенно не использовался, настолько больших очередей не было. Зал был задуман скорее для красоты и комфорта людей, пришедших в ателье».

Украшали зал кадки с фикусами и мраморная плитка на полу. Фрагмент исторического мраморного покрытия сохранился в прихожей между фотостудией и «Шоколадницей», которой и досталось впоследствии основное помещение бывшего ателье. Также владелица хранит коллекцию винтажных фотокамер-гармошек, которыми пользовались в «Фотостудии № 14».

Майя: «Самые большие гармошки, которые выглядели как деревянные ящики, со стеклянными пластинами-негативами, те самые, за которыми фотограф прятался под темной тканью, мы, к сожалению, выкинули, уж больно они громоздкие. Зато сохранили переносные камеры, рассчитанные на листовую фотопленку 6×9 или 9×12 сантиметров. Фотографы использовали такие на выезде».

Даже в конце 90-х годов в московских фотоателье, особенно там, где работали старые мастера, еще можно было увидеть фотоаппарат-гармошку производства первой половины XX века. Иногда люди ходили в ателье как в музей, чтобы посмотреть на это чудо древности. Сейчас эти экспонаты вызывают уважение даже в нерабочем состоянии.

Установить, какого же фотографа помнит народная молва, нам с Майей так и не удалось. Скорее всего, клиенты из 80-х запомнили какого‑то одного мастера, из 90-х — других, из 2000-х — третьих.

Майя: «Мой муж Дмитрий пришел в студию на смену тогда уже пожилому заведующему Александру Семеновичу Аронову, который был очень хорошим фотографом и, вполне возможно, работал еще с 60-х годов. Но я тех времен, конечно же, не застала. Да и в студии трудился не один фотограф. В штате было четыре мастера, выходили по двое в смену, один на художественном фото, другой снимал на документы. Среди них были и мужчины, и женщины. С ними всегда работали один лаборант и один ретушер. Фотограф только делал кадр, а уж проявкой, печатью и ретушью занимались другие люди. Так что хорошее фото — это результат труда нескольких человек.

У каждого фотографа был свой подход к работе. Александр Фатюшкин любил давать клиенту такую команду: «Поверните голову направо, а лицо — налево». Как ни удивительно, у людей получалось выполнять его просьбу. А фотограф Ирина Масленникова любила долго мучить клиента: «Подними плечо, выше, нет, куда так много, ниже!» Но результатом люди оставались довольны. Ну а если вдруг клиент был неудовлетворен, в дело вступали совершенно классические советские приемщицы. Звездой салона была Жанна Зудина, она на все претензии отвечала: «Женщина-а-а, ну вы себя в зеркало-то видели? Что вы хотите? Из вас красавицу сделали!» Сейчас, конечно, такое общение представить невозможно, клиент уйдет к конкурентам».

Если в 80-е такой подход к клиентам был в порядке вещей, то в 90-е это уже раздражало, но советских приемщиц пришлось держать в штате до их почетного выхода на пенсию.

Майя: «Когда в начале 90-х советская система городских фотолабораторий стала рушиться, мы решили приватизировать ателье с условием сохранения рабочего коллектива. Все сотрудники стали его учредителями, а совладельца просто так не уволишь. Одна из наших приемщиц ушла на пенсию в 81 год, она работала здесь с самого открытия. При увольнении или выходе на пенсию каждому выплачивали его долю в нашем небольшом бизнесе».

Почему особенности советского сервиса в народной памяти не отложились, а вот воспоминания о красивых аналоговых фотографиях сохранились, остается загадкой даже для владелицы студии.

В СССР нельзя было просто так, купив фотоаппарат и развесив на столбах объявления, начать снимать людей и получать гонорары. Это считалось незаконной предпринимательской деятельностью — уголовным преступлением. Фотограф должен быть официально трудоустроен в фотоателье или загсе. Конечно, существовали разные халтуры, которыми занимались в свободное от основной работы время, в том числе с использованием служебного оборудования. Но делать это нужно было очень аккуратно, не забывая делиться нетрудовыми доходами с начальством.

Фотоателье были встроены в систему бытового обслуживания, для чего в РСФСР существовало целое министерство — Минбыт. Оно контролировало и парикмахерские, и мастерские по ремонту одежды и обуви, и пункты изготовления ключей, и ритуальные услуги, и фотостудии.

Майя: «В столице фотоателье подчинялись организации „Московское городское кинофотообъединение“ при Мосгорисполкоме (высший орган московской исполнительной власти в годы СССР. — Прим. ред.). Оно было создано как раз для того, чтобы контролировать слишком вольных фотографов. В кинофотообъединение входили не только все городские фотоателье, но и фотографы, работавшие на выезде в основных туристических точках Москвы: например, на Красной площади или Ленинских горах. Фотографии, сделанные на фоне достопримечательности, высылались после проявки и печати клиентам почтой, наложенным платежом».

Все районные школы и детские садики были закреплены за ближайшим фотоателье, откуда на праздники к детям приходил фотограф. Директор школы мог, конечно, договориться и с другим ателье или вовсе пригласить знакомого частника, но, опять же, это нужно было делать аккуратно и с оглядкой на начальство и органы отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности.

После распада СССР контролировать фотостудии перестали. Правда, начались другие проблемы.

Майя: «Все стали сами за себя, больше не нужно было выполнять план, было необходимо получать прибыль. Вот тогда мы приватизировали ателье. Времена были непростые, приходили бандиты, хотели бизнес крышевать, а потом и вовсе войти в долю, но потом отстали от нас. А если бы это случилось, они бы нас из бизнеса, конечно, выжили. А потом крышевать начала милиция, и стало полегче».

Только перестроившись на работу в новых условиях, фотостудии столкнулись с другой проблемой. Их фотоаппараты стремительно устаревали, всю технику пришлось менять несколько раз.

Майя: «Наступили 2000-е, и все начало стремительно меняться. Появились совершенно другие фотоаппараты, стали не нужны ни проявочные, ни лаборатории, ни кабинет ретушера, ни машины АПСО. Мы перешли сначала на печать фотографий с пленок, потом добавили ксерокс, продажу сопутствующих товаров, рамок, альбомов. Позже закупили цифровые машины, которые печатали фотографии. В какой‑то момент люди перестали приходить за художественными фото, у многих появились свои „Кэноны“ и „Никоны“. Мы сконцентрировались на фото на документы и полиграфии: визитках, буклетах и прочем. А для этого много ли надо площади? Большая часть студии просто пустовала, года до 2006-го мы еще держали за собой эти помещения, а потом поняли, что смысла в этом нет, и сдали их в аренду. Сейчас на месте старого ателье умещаются пять разных организаций. Хотя по сравнению с конкурентами, у которых просто есть стул, стол приема заказов, а над ними зонтик со вспышкой, у нас осталось еще довольно большое помещение».

Майя: «Уменьшилось не только помещение, но и штат. В начале 90-х у нас работали 16–17 человек: четыре фотографа, шесть приемщиц, два лаборанта, два ретушера, завхоз, руководство. Сейчас у нас два фотографа: Лев Мельхерт и Александра Серегина, они выходят по одному посменно. И осталась одна приемщица заказов. Хотя еще до пандемии сотрудников было больше. Карантин нас подкосил: студия была закрыта, а компенсаций наш бизнес не получил, поскольку мы больше не относимся к сфере бытового обслуживания. В какой‑то момент на семейном совете встал вопрос: оставлять бизнес или закрывать? Нужен был ремонт, более современное переоборудование студии. При этом конкуренты — на каждом углу. Муж решил отойти от дел и мне говорил: „Ну что ты с ней носишься?“ Но все-таки я студию отстояла. Мне было жалко ее закрывать, все-таки она так давно существует, и люди до сих пор приезжают сюда по старой памяти. Значит, есть в ней что‑то особенное».

«До карантина приходило больше клиентов, примерно 100–150 человек в день. Во время пандемии люди перестали куда‑либо ездить, и фото на визы стали не нужны. Сейчас тоже поехать особо некуда. Фото на права теперь делают в ГИБДД, на загранпаспорт с биометрией — в МВД. На пропуска тоже щелкают в офисах сами. Остается, пожалуй, только российский паспорт. Да и то те, кто не заморачивается по поводу внешности, могут сфотографироваться дома или в МФЦ. Полиграфия тоже сократилась, мода на визитки прошла, стали меньше раздавать буклеты и, соответственно, реже их печатать. Теперь никто не хочет передавать бумаги из рук в руки, мало ли, какая там бацилла. Удаленно переслали друг другу свой телефон или данные, и достаточно.

Но если человеку нужна качественная фотография на документы, если хочется видеть себя красивым, он идет к нам. Все-таки у нас есть возможность и свет поставить, и кое‑что подправить в фотошопе. Еще часто обращаются, чтобы отреставрировать старые фото или оцветнить их. Кто‑то хочет привести в порядок домашние архивы, приносит для оцифровки слайды, пленки. Ну и снова, мне кажется, стало популярно распечатывать фотографии и помещать их в альбомы. Одно время все свои архивы хранили на жестких дисках или в облаках. А теперь вернулась мода на альбомы. Конечно, полноценные художественные фотосессии нам уже негде делать, но раз люди до сих пор к нам приходят, значит, не зря мы студию сохранили?»