Раньше музей главной советской травмы располагался в арке на Петровке, в нескольких коммуналках со снятыми перегородками. Экспозиция в духе краеведческих избушек производила впечатление аттракциона для интуристов — их на выходе из Столешникова переулка всегда много. Осенью 2014 года правительство города подарило музею новое четырехэтажное здание в Самотечном переулке, которое практически рассыпалось изнутри. За год архитектурное бюро Kontora Дмитрия Барьюдина и Игоря Апарина его полностью перестроило, и в октябре 2015 года в нем открылся новый Музей истории ГУЛАГа.
Теперь он расположен на тихой улочке, мимо него не шныряют иностранцы, там не устраивают громкие вернисажи, как в Еврейском музее. Возможно, вы не знаете, но в бывшем общежитии в районе Самотеки уже год обитает лучший музей на тему, которая по-прежнему вызывает болезненную реакцию в обществе. И в Музей ГУЛАГа надо идти специально — как ездят на экскурсии в музей Аушвиц-Биркенау. «Афиша Daily» объясняет почему.
Медный фасад во дворе
Фасад со стороны Самотечного переулка
А это внутренний двор, где со временем будет Сад памяти с камнями из бывших лагерей
Архитектура выдающихся музеев со времен нью-йоркского Гуггенхайма тянет одеяло на себя, превращая здание в достопримечательность. Альтернативный подход представляет другую крайность — предельную нейтральность. В случае с Музеем истории ГУЛАГа удалось избежать резких высказываний, сохранив исторический фасад, который выходит на сонный Самотечный переулок. А со стороны двора стены дома покрыты медными пластинами, которые не только утепляют его, но также превращают архитектуру в метафору. Красить в черный цвет дома по градостроительному регламенту в Москве нельзя, но медные листы почернеют сами. Время как будто пойдет наоборот: из светлого настоящего — в мрачно-ржавое прошлое.
Внутреннее пространство как трип
Перекрытия между вторым и третьим этажом разобрали, отчего образовалось двусветное высокое пространство
Музей был сделан бюро Kontora фактически под ключ — всю мебель они разрабатывали сами
Реконструировать казематы не пытались, но такая плитка могла быть и в советской школе, и в душевой на Лубянке
Административный этаж называют самым оптимистичным — за счет желтого пола
Едва ли кому-нибудь хотелось оказаться в интерьерах настоящего ГУЛАГа
Хотя примерно так организован Музей истории ГУЛага в Йошкар-Оле. Фотография: z-alexey.livejournal.com, поэтому тут никаких стилизаций. Архитекторы сделали честное пространство из аскетичных материалов — кирпича, фанеры, окрашенных акустических панелей, — открыв все инженерные коммуникации. Провода, конечно, добавляют черному дому жути, но с приемом позволяла работать тема. Здание досталось архитекторам в аварийном состоянии, поэтому внутри убрали все перекрытия, нанизав останки на металлический каркас. Второй и третий этажи превратились в двусветное пространство с антресолями и торчащими из стен обрезками старых швеллеров.
«Когда работаешь с историческим музеем, первая идея реконструкторская — чтобы посетители будто бы побывали внутри времени. Наш подход заключался в том, чтобы очистить архитектуру от временных наслоений. Здесь она голая и ничего не изображает: эта плитка могла бы лежать где угодно. Ты не можешь понять, эта балка из нулевых или из тридцатых. Тюремная архитектура — такая и есть: совершенно без декораций, абсолютно функциональная».
Музей ГУЛАГа тянет сравнить с Еврейским музеем в Берлине — важнейшей городской достопримечательностью. Там движениям посетителей придана смысловая нагрузка с Садом изгнания и хождением по лицам
Это инсталляция «Бездна памяти» Менаше Кадишмана — посетители музея вынуждены наступать на металлические лица. в качестве метафоры холокоста, к которому оказалось причастно все человечество. Директор московского Музея ГУЛАГа — культурный менеджер «капковского призыва» Роман Романов — считает, что «…подъемы на антресоли и выходы на балконы, с которых открывается вид на экспозицию, говорят посетителю, что над некоторыми историческими процессами необходимо «воспарить», чтобы их понять». «А затем, — продолжает Романов, — мы спускаемся на землю, погружаемся в документы и другие свидетельства эпохи».
Свидетельства эпохи
Практически Ларс фон Триер: вместо декораций камеры — разметка на полу
«Семь квадратов» питерских Крестов, составленные из тюремных дверей
«Постдигитальный подход», как о нем отзываются авторы экспозиции, — фанера с возможностью пощупать. Доски с историями, например, можно и нужно крутить
Памятные предметы из советских лагерей: маски для лица из «Кинжального», кирпич из Соловецкого, письма на тряпочках…
В сейфе хранятся копии всех рассекреченных документов, что представлены на экспозиции. Их, конечно же, можно и нужно читать
В первом зале на полу нарисованы контуры камеры в 72 м², в которую загоняли по две сотни заключенных. Рядом из тюремных дверей составлены семь квадратных метров из питерских Крестов, куда загоняли по двадцать человек. Тут пытаются передать ощущения узников через экспозицию, выстроенную как нелинейное путешествие. Сюжетный центр музея — 20 витрин с экспонатами от Соловков до Колымы. Каждая — о выживании. Тут маски от холода, нашивки с номерами, Соловецкий альбом, тапочки, которые вязали жены изменников Родины. Раз в час на экране транслируют съемки из лагерей и интервью выживших. На антресолях — история ГУЛАГов, упакованная в два периода. Сначала лагерная система СССР выступает как часть пропагандистской машины, рассказывающей о перековке безответственных элементов в ударников труда. Потом она оборачивается в секретное чудище, которое перемололо миллионы жизней в золото, олово и никель, обеспечив рост благосостояния страны в годы Сталина.
Гуманитарная миссия с верной интонацией
Музей — по факту самое громкое высказывание о репрессиях и сталинском терроре со стороны государства, которое признало общество «Мемориал» иностранным агентом и, кажется, никак не определится с трактовкой событий (напомним, что музей истории репрессий «Пермь-36» хотели превратить в музей работников ГУЛАГа). Главная функция московского проекта заключалась не в том, чтобы докопаться до истины или представить какую-то определенную точку зрения; он важен как первый подход к проработке травмы — тут важно было просто показать, что это было.
Аналоговый хай-тек
Создатели музея боялись повторить судьбу Еврейского музея, напичканного технологиями и интерактивом, который стремительно устаревает. С другой стороны, у них не было такого количества средств. Вся интерактивность в Самотечном по-хорошему самопальная. Как, скажем, подвиг сотрудника-инженера — он в свое время собирал геолокаторы для Южной Кореи, а для музея вручную спаял диодную карту лагерей из книг Солженицына.
«Мы заставляем людей работать, чтобы получить информацию: покрутить колесо, вытаскивать карточки — со многими модулями предусмотрено какое-то взаимодействие. Пока ты строишь из пятнашек Беломорканал, то поневоле ощущаешь себя участником истории и начинаешь думать, что и твои ежедневные мысли — тоже часть истории. И это как раз к вопросу об общей ответственности, которую никто не хочет на себя брать».
Дизайн против комфорта
Интересный подход тут реализован даже в мебели — она вся сделана специально по эскизам бюро Kontora, и ее трудно представить себе в интерьере какого-нибудь импозантного кафе. Сами архитекторы больше всего любят свой зрительный зал на первом этаже — его часто ругают за неудобство. Однако никто не обещал, что в Музее ГУЛАГа должно быть комфортно и приятно.
Поэтический вечер с Рубинштейном, дискуссия со Сванидзе, кинопоказ Манского
У музея есть дополнительная программа, которой могли бы позавидовать и «Гараж», и Центр толерантности. В том самом зале с неудобными скамейками на прошлых выходных показывали «В лучах солнца» — документальный фильм о том, как северокорейские власти устраивали Виталию Манскому съемки «документального фильма». Тут же проходят поэтические вечера с участием Льва Рубинштейна, а Сванидзе приглашает, скажем, Сергея Медведева на дискуссии из цикла «Хроники пикирующей империи».
Экскурсии
Само здание — не памятник тяжелой эпохи, но вокруг него много домов, сохранивших память о терроре. Это и типография «Огонька» — единственный архитектурный проект Эль Лисицкого, — и дом Журнально-газетного объединения (ЖУРГАЗ), основатель которого — редактор, писатель и член-корреспондент АН СССР Михаил Кольцов был арестован в 1938 году, а спустя два года расстрелян. По району Музей ГУЛАГа проводит экскурсии, а также рассказывает о географии табличек проекта «Последний адрес», в рамках которого на домах репрессированных устанавливают мемориальные знаки.
Английский язык
ГУЛАГ — один из сюжетов нашей истории, который наряду с русским авангардом больше оказался интересен за рубежом, чем здесь. В музее все экспликации переведены на английский, отдельного упоминания заслуживает двуязычный путеводитель — так что сюда можно смело вести иностранцев.
2017 год: ремонт, Сад памяти и временный павильон-бункер
В 2017 году в музее откроется новая постоянная экспозиция, а сегодняшняя отправится на гастроли по стране. Еще одна заслуга музея, которую стоит упомянуть, — работа с регионами: им, скажем, учреждена Ассоциация музеев памяти. Также в планах обустроить бетонный павильон на 350 квадратов и разбить Сад памяти, где высадят растения и разложат камни из бывших лагерей, а на тонких стержнях будут колыхаться имена людей, прошедших через ГУЛАГ.